Миклош Сабо - Тихая война Страница 78

Здесь я намеренно прерву последовательность изложения, чтобы сообщить, что так называемый «комитет пяти» ООН я «толкал» на опрос свидетелей из Европы. Забегая вперед, скажу, что руководители Центра считали целесообразной мою идею об опросе свидетелей. Далее я умышленно как бы мимоходом упомянул в письме об опасности утечки информации, чтобы отвести тем самым от себя всякое подозрение, понимая, что мое правительство в ходе ведения дипломатической войны будет вынуждено обнародовать полученную от меня информацию.

Возвращаясь к Реннеру, вернее говоря, к делу Банкути, я написал в письме следующее:

«…В данный момент у меня в комнате сидит Геза Банкути, с которым швейцарцы вошли в контакт еще на родине как с одним из руководителей эмиграции, а затем регулярно направляли к нему Реннера. Гезу Банкути, в недалеком прошлом чемпиона по мотоциклетным гонкам, хорошо знают в группе с площади Сены. Семья его осталась дома, а сам он уехал в последний момент.

…Дорогой Бела! Ты, как солдат, лучше моего знаешь, как ужасно бывает, когда по безответственности и упущению рушится человеческая судьба. Война, как известно, без потерь не бывает, однако это вовсе не значит, что жертвовать надо без ума… Таким образом, я осуждаю не борьбу, а лишь способ ее ведения, когда живущие в безопасности люди без нужды подвергают риску жизнь других. Пишу я тебе об этом только потому, что эта история связана с твоим именем.

…Не сердись, но как здешний представитель «Революционного совета» я обязан копию своего письма отослать нашему секретарю Шандору Кишу».

На это письмо я получил ответ, который дал нам в руки важное доказательство. Вот что было написано в нем:

«Дорогой друг!

Твое письмо от 19 апреля я получил; мне понятно твое беспокойство, однако я не считаю необходимым предупреждать об этом кого бы то ни было. С делом я знаком, но должен тебе заметить, что «Союз венгерских борцов» не давал официального согласия на нелегальную деятельность Реннера или кого-либо другого.

Еще раз благодарю тебя за письмо.

Хочу обратить внимание читателя на фразу: «не давал официального согласия…» То есть «Союз венгерских борцов за свободу» не дал согласия на МОН. Письмо Кирая безусловно свидетельствует о том, что эта история превратилась в наших руках в политическое и моральное оружие в борьбе против новых попыток контрреволюционного отребья.

ОПАСНЫЙ ВИЗИТЕР

Ранее я уже упоминал о полковнике Деметере, который вел в хортистской академии курс спецподготовки. Хочу рассказать о нем более подробно, но прежде — вспомнить еще об одном любопытном знакомстве.

В январе 1957 года в Вене в эмигрантской газете «Бечи мадьяр хирадо» появилась статья, в которой сообщалось, что Доминиканская Республика готова принять двадцать тысяч венгерских эмигрантов, взяв на себя все расходы на переезд, а по прибытии на место каждому из них будет предоставлен земельный участок, дом и необходимые орудия производства.

Это было слишком завидное предложение, чтобы не обратить на него внимания. Вскоре выяснилось, что руководил этой вербовкой специально приехавший в Вену генерал Шандор Ковач — начальник доминиканского генштаба, в прошлом банковский мошенник из Дебрецена, подчиненный генерала Трухильо, жестокого доминиканского диктатора.

В моем распоряжении имелось одно-единственное средство, с помощью которого я мог спасти двадцать тысяч несчастных доверчивых венгров: я написал несколько разоблачительных статей, поместив их в различных эмигрантских и западных газетах, в которых отговаривал соотечественников от такого переселения.

Вскоре после опубликования этих статей мой секретарь однажды ввел ко мне в кабинет незнакомого мужчину с военной выправкой.

— Это вы депутат Миклош Сабо?

— С кем имею честь?

Вошедший вытянулся и даже щелкнул каблуками.

— Старший лейтенант венгерской королевской армии витязь Элек Такач.

Я сразу сообразил, что передо мной резидент «Союза венгерских борцов», но сделал вид, что его имя мне ничего не говорит.

— Прошу садиться, господин старший лейтенант. По какому делу пожаловали ко мне? Чем вы здесь занимаетесь?

Он пропустил мои вопросы мимо ушей и, положив одну из газет с моей статьей на стол, спросил:

— Это вы писали?

— А в чем, собственно, дело? Вы имеете что-либо против?

— Нет, что вы, что вы! Просто хочу предложить вам свои услуги в этом деле…

И тут я узнал, что толкнуло господина старшего лейтенанта на столь благородный жест. Корни этой истории уходили в недалекое прошлое.

В начале пятидесятых годов известный оружейный конструктор Пал Кирай бежал за границу, прихватив с собой чертежи нового автомата, которые он продал генералу Ковачу для диктатора Трухильо. Сделка была в полмиллиона долларов и оговаривалась условием, что Кирай лично наладит выпуск нового автомата.

— Полмиллиона долларов — хорошенькая сумма, — отметил я.

— Но Кирай ее так и не получил.

— Тогда почему же он не подал в суд?

— Мертвые лишены такой возможности. Его убил Ковач по указанию диктатора.

Наступила томительная тишина. Я не знал, что и говорить. Возможно, это была провокация, как-никак главу государства обвиняли в убийстве.

— А почему вы решили рассказать об этом мне, господин старший лейтенант?

— Видите ли, господин депутат, без моей помощи Пал Кирай никогда не выехал бы из Венгрии. Мы договорились с ним на десять процентов. Следовательно, Ковач и его люди обокрали меня на пятьдесят тысяч долларов.

— Понимаю. И теперь вы решили им отомстить. Но есть ли у вас веские доказательства?

Кивнув, он достал из внутреннего кармана потертое на сгибах письмо. Написано оно было Палом Кираем. В нем содержалось достаточно фактов для того, чтобы господин генерал Ковач с панической быстротой покинул Вену и вернулся к своему диктатору…

Вот так я познакомился с витязем Элеком Такачем. Теперь мне хочется вернуться к рассказу о полковнике Деметере.

Однажды я возвратился домой поздно ночью, так как связывался с Центром, на что ушло много времени.

В условленном месте меня ждал Янош Ракоци. Я так организовал службу своих телохранителей, что хоть один из них постоянно оказывался возле меня.

Моя квартира находилась на тихой маленькой улочке в центре города. Не успели мы свернуть в Штельцхаммергассе, как мимо нас промчался огромный шикарный лимузин, на который я невольно обратил внимание.

Когда же я подошел к дому, из темной подворотни мне навстречу вышел рослый мужчина.

— Добрый вечер! — поздоровался незнакомец.

— Добрый вечер! — ответил я ему, собираясь открывать калитку.

— Не узнаете? Я — Деметер. Полковник Ференц Деметер.

Было около полуночи. «И какого черта этот старик поджидает меня здесь в такое время?» — подумал я с тревогой.

— Извините, но я вас действительно не узнаю. Вы меня ждете?

— Да, и с десяти часов!

Эту фразу он произнес таким тоном, что я невольно начал лихорадочно припоминать, где же я побывал сегодня и не допустил ли какой-нибудь ошибки, особенно во время связи с Центром, когда самое маленькое упущение чревато серьезными последствиями. Разведчик никогда не чувствует себя в полной безопасности. Может, я где-то ошибся? Но в чем?..

Я решил перейти в контрнаступление.

— Ай-ай, господин полковник! Уж не собираетесь ли вы меня расспрашивать, где и как я проводил время?

— Ни в коем случае! Однако, согласитесь, в моем возрасте ждать так долго утомительно.

— Видимо, у вас для этого какая-либо важная причина?

— В самом деле! Я хотел бы получить от вас ответ на очень важный вопрос.

Пользуясь темнотой, я быстро и незаметно опустил руку в карман, где лежал мой пистолет. Прикосновение к холодной стали несколько успокоило меня. Если я допустил какую-нибудь ошибку и Деметер разоблачит меня, мне не поможет даже мой телохранитель. Значит, мне придется иметь дело не только с полковником, но и с его людьми. Вспомнив об автомобиле, я подумал о том, что этот старый лис вряд ли пошел на встречу со мной, не обезопасив себя.

— Что же, задавайте свой вопрос! — Эти слова я невольно произнес почти с вызовом, мысленно ища выхода для себя и не находя его.

— Я привлеку вас к ответственности за ваши действия! — неожиданно пригрозил он.

«Куда метит старик? Это я должен во что бы то ни стало разгадать. Защищаться от опасности, о которой ты ничего не знаешь — дело бесполезное», — подумал я и спросил:

— На каком же основании?

— На основании заботы о родине!

Это было слишком туманно. Однако патетика старика убедила меня в том, что ничего конкретного он обо мне не знает. Я немного успокоился.