Том Клэнси - Слово президента Страница 8

— Что еще нам известно?

— Больше ничего, — покачал головой Пэт. — Прошло слишком мало времени, Дэн.

— Где Райан?

— Только что был у Капитолия, сейчас направляется в Белый дом. Телевизионщики успели заснять его. Он выглядит каким-то растерянным. У наших коллег из Секретной службы тоже тяжелая ночь. Десять минут назад я говорил с одним из парней, так он не знал, что и сказать. Не исключено, что возникнет конфликт относительно юрисдикции в связи с расследованием этого дела.

— Только этого нам не хватало, — покачал головой Мюррей. — Пусть министр юстиции принимает решение по этому вопросу. — Мюррей все еще не мог постичь, что министр юстиции погиб под развалинами Капитолия, как и министр финансов, которому подчинялась Секретная служба.

Инспектору О'Дею не понадобилось объяснять Мюррею все тонкости создавшейся ситуации. В соответствии с федеральным законодательством расследованием покушения на жизнь президента занимается Секретная служба. Однако другой федеральный закон гласил, что все акты терроризма подпадают под юрисдикцию ФБР, не говоря уже о том, что полиция Вашингтона отвечает за расследование преступлений, связанных с убийствами. К этому надо добавить и Федеральное агентство по безопасности на транспорте: пока не будет доказано, что это акт терроризма, все может оказаться просто ужасным несчастным случаем, вызванным неисправностью двигателей авиалайнера. И это только начало. У каждого из этих агентств была своя сфера, в которой он действовал лучше других, накопил опыт и немалые знания. Секретная служба, например, меньшая по численности, чем ФБР, и обладающая относительно небольшими возможностями, имела блестящих следователей и технических экспертов. Федеральное агентство по безопасности на транспорте знало больше любой другой организации в мире об авиационных катастрофах. И тем не менее расследование этой катастрофы следовало поручить Федеральному бюро расследований, полагал Мюррей. Вот только директор ФБР Шоу погиб, а без него кто сможет убедить...

Боже мой, подумал Мюррей. Он учился в Академии ФБР вместе с Биллом. После выпуска зелеными юнцами они вместе служили в Филадельфии, преследуя грабителей банков...

Пэт словно прочитал эти мысли у него на лице.

— В самом деле, Дэн, нужно время, чтобы осознать происшедшее... — заметил он. — Нас выпотрошили, как рыбу... — Он передал Мюррею лист бумаги, вырванный из блокнота, со списком уже опознанных погибших.

Ядерный удар не причинил бы нам такого вреда, понял Мюррей, читая имена видных государственных деятелей. При ухудшении международной ситуации предупреждение поступило бы заблаговременно и государственные деятели покинули бы Вашингтон скрытно и без паники, смогли бы укрыться в безопасных местах, и тогда многие остались бы живы — по крайней мере таким был план, а после нанесенного удара появилось бы что-то вроде правительства, продолжающего функционировать и способного заняться восстановлением государственной системы. Сейчас же все было по-другому.

Райан бывал в Белом доме тысячу раз — на брифингах, встречах, важных и не очень, а последнее время и работал там в качестве советника по национальной безопасности. На этот раз ему впервые не пришлось показывать удостоверение личности и проходить через металлодетекторы — точнее, по привычке он прошел через один из них, но, когда раздался тревожный звонок, не остановился и пошел дальше, не доставая из кармана связки ключей. Перемена в поведении агентов Секретной службы была поразительной. Оказавшись в знакомом окружении, они, как и все остальные, успокоились, и хотя вся страна только получила еще один урок относительно того, насколько иллюзорной является «безопасность», эта иллюзия была достаточно реальной для профессиональных телохранителей. Несмотря на то что они понимали всю хрупкость этой иллюзии, здесь агенты Секретной службы почувствовали себя лучше. Пройдя через Восточный вход, члены процессии с облегчением вздохнули, спрятали пистолеты в кобуру и застегнули плащи.

Внутренний голос говорил Райану, что теперь это его жилище, но у него не было ни малейшего желания верить этому. Президенты любили называть Белый дом принадлежащим народу, прибегали к фальшивой скромности, стремились к политической выгоде при его описании, однако ради проживания в нем некоторые были готовы перешагнуть через тела собственных детей, а потом заявляли, что здесь нет ничего особенного. Если бы от лжи менялась окраска стен, у этого дома было бы совсем иное название. Но здесь ощущалось и величие, причем это величие было намного более значительным, чем мелочность некоторых обитателей. Здесь Джеймс Монро обнародовал доктрину, названную его именем, и впервые выдвинул свою страну на арену мировой стратегии. Здесь Линкольн сумел сохранить единство страны силой одной лишь собственной воли. Здесь Тедди Рузвельт сделал Америку великой державой и послал свой великий белый флот объявить миру об этом. Здесь его дальний родственник и однофамилец спас страну от хаоса и отчаяния одним своим голосом с характерным прононсом и торчащим кверху мундштуком, в котором неизменно дымилась сигарета. Здесь Эйзенхауэр настолько искусно манипулировал своей властью, что почти никто не заметил этого. Здесь Кеннеди одержал верх над Хрущевым, и за это ему простили множество грубейших промахов. Здесь Рейган разработал план уничтожения самого опасного противника Америки, а его обвинили в том, что он почти все время спал. В конце концов, что более важно: исторические достижения или мелочные секреты, в которых погрязли люди, далекие от совершенства, сумевшие лишь на короткое время выйти за пределы своих слабостей? Но даже эти маленькие и неуверенные шаги вошли в историю, продолжали жить в ней, а все остальные деяния оказались главным образом забытыми. Их помнили разве что язвительные историки, отказывающиеся понять простой факт: люди не бывают совершенными.

И все-таки это не был его дом.

Вход походил на туннель, он протянулся под Восточным крылом, в котором у первой леди — еще девяносто минут назад ею была Анна Дарлинг — находился кабинет. В соответствии с американским законодательством первая леди являлась частной гражданкой — странная выдумка для описания женщины, которую обслуживает наемная прислуга, — однако в действительности ее обязанности были часто исключительно важными, несмотря на то что являлись неофициальными. Они миновали помещение маленького театра, где президент в компании сотни близких друзей мог смотреть фильмы. Стены коридора скорее походили на стены музея, а не жилого помещения. По сторонам стояли скульптуры — нередко Фредерика Ремингтона. Обстановка была традиционно американской. На стенах висели портреты прошлых президентов. Райану казалось, что их безжизненные глаза смотрят на него с подозрением и сомнением. Все они, хорошие и плохие, независимо от суждения историков принадлежали прошлому, но, чудилось, оценивающе поглядывали на него...

Вот я сам историк, думал Райан, я написал несколько книг. Я судил о действиях других людей с безопасного расстояния как во времени, так и в пространстве. Почему же я не видел этого? Почему не обратил внимание на это? А теперь — слишком поздно — понял, что ошибался. Теперь он сам был на их месте, на месте исторических личностей, и отсюда все выглядело совсем по-другому. Находясь снаружи и глядя внутрь, ты сначала оглядываешься по сторонам, собираешь информацию, анализируешь ее, останавливаешься, находя что-то интересное, можешь даже вернуться назад, чтобы лучше понять прошлое, делаешь все это не спеша, стараясь не ошибиться и создать совершенно точную картину.

Но изнутри все выглядит совершенно иначе. Здесь события мчатся прямо на тебя со скоростью курьерских поездов, причем одновременно и со всех сторон, двигаясь по собственному расписанию, не оставляя тебе времени подумать или отойти в сторону. Райан уже чувствовал это. Однако почти все те, кто были на портретах, пришли сюда, успев подумать о предстоящей им деятельности, привели с собой преданных советников и опирались на поддержку народа. У него же ничего этого не было. Однако будущие историки вряд ли уделят этому обстоятельству больше чем коротенький параграф, а то и страничку, прежде чем перейти к безжалостному анализу его деятельности как президента страны.

Райан знал, все, что он скажет или сделает, подвергнется самому пристальному рассмотрению с позиций людей, успевших подробно ознакомиться со всеми обстоятельствами того или иного решения, принятого им, не принимая во внимание суровой действительности, которая существовала в тот миг. Начиная с этого момента люди будут копаться в его прошлом, стараясь отыскать все, что касается его характера, наклонностей, хороших и дурных привычек. С того самого мгновения, когда японский авиалайнер врезался в здание Капитолия, он стал президентом, и каждый его поступок теперь будет рассматриваться на протяжении многих поколений в новом безжалостном свете. Его личная жизнь станет достоянием общественности, и даже после смерти он не спасется от внимания людей, не имеющих представления о том, что значит неожиданно для себя и даже против своего желания войти в этот огромный музей, являющийся одновременно жилищем и местом работы, зная, что Белый дом навсегда станет твоей тюрьмой. Может быть, окружающая его решетка невидима, но от этого ничуть не менее реальна.