Хилари Нгвено - Люди из Претории Страница 8

— Вы ведь понимаете, это нелегко, — говорил он. — Мне приходится быть особо осторожным. Нам надо действовать тихо, не торопясь.

Попробуй внушить это мистеру Хамиси — едва не крикнул в трубку Проныра.

Вся вторая половина дня прошла впустую. Выпадали у него такие дни, когда он только и делал, что названивал по телефону и ругал тупоголовых секретарш, непременно желавших знать, о чем он собирается толковать с их боссом. Он ругался с ними, не отрывая глаз от пишущей машинки, будто его взгляд мог вдохнуть в нее жизнь. Проныра ненавидел такие дни. И особую ненависть вызывал у него день сегодняшний, потому что статья, которую от него требовали, совсем его не вдохновляла. Между тем то, что занимало все его мысли, по-видимому, никого не интересовало.

С пяти пятнадцати до десяти минут девятого Проныра сидел в последнем ряду кинотеатра «Двадцатый век», наблюдая, как Шон Коннери лихо расправляется с толпами красных разведчиков. Нечего сказать, прекрасное средство поднять настроение! В восемь тридцать Проныра отправился ужинать в ресторан «Акация». На здании напротив прыгала затейливая неоновая реклама, и он вспомнил о Таймс-сквер в Нью-Йорке. В ресторан вошла девица, по виду сомалийка, и уселась прямо за его столик. Смерив Проныру оценивающим взглядом, она решила попытать счастья с кем-нибудь другим. В девять пятнадцать Проныра вернулся в кинотеатр и опять купил билет на фильм о Джеймсе Бонде. Он довольно равнодушно относился к Шону Коннери, но идти домой было рано, а других развлечений в этот час в городе не сыщешь.

В полночь Проныра показал свою корреспондентскую карточку у входа в клуб «Холлиан», и его пропустили в зал. Лора, конечно же, сидела у самой эстрады. Даже в полутьме видно было, как она пожирает Шэйна глазами. Южноафриканский певец исполнял номер на суахили. Проныра много раз слышал Шэйна, но сегодня тот пел из рук вон плохо.

— Что это творится с твоим дружком? — спросил он, подсаживаясь к Лоре.

— Ты о чем?

— Он не поет, а квакает.

— Ишь, специалист! Тебе что диез, что бемоль — все едино!

— Ого! Как мы сегодня обидчивы!

Проныра подозвал официанта и заказал бутылку пльзеньского.

— Нет, серьезно, — не унимался он. — Шэйн сегодня не в ударе.

Лора посмотрела на Проныру и, пожав плечами, отхлебнула из своего бокала.

— Должно быть, не его день, — сказала она. — Пора знать: у всех певцов так бывает.

— Он, по-моему, в напряжении, чем-то взволнован.

Она промолчала. Пиво принесли перед самым антрактом. Пока Проныра расплачивался, Шэйн спустился с эстрады и присоединился к ним.

— Выпей, — предложил ему Проныра. — По твоему пению видно, что тебе надо выпить.

Дородный южноафриканец рассеянно посмотрел на Проныру, не зная, как отнестись к замечанию журналиста.

— Не обращай внимания, Шэйн, — сказала Лора, кладя ему руку на плечо. — Он ведь ни черта не смыслит в музыке.

— Что тебе заказать? — спросил Проныра, заметив нетерпение на лице официанта.

— Двойную порцию коньяка, — ответил Шэйн, — с имбирным элем.

Лампы в ночном клубе замигали — как бы в такт музыке в стиле «диско», которую играли во время антракта. Сладкий голос ведущего пригласил гостей танцевать. Две проститутки, крепко обнявшись, медленно извивались около эстрады. Появился коньяк. Шэйн смешал его с имбирным элем и залюбовался искристыми пузырьками, затем залпом опорожнил бокал. Лора взглянула на него.

— Дорогой, тебе еще выступать. — В ее голосе звучала тревога.

Шэйн поставил бокал на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Курево есть у кого? — спросил он.

— У меня только «Эмбасси», — сказала Лора.

— Ко мне не обращайся, — отрезал Проныра. — У меня хватает ума не травиться никотином.

Шэйн снова посмотрел на Проныру.

— Пойду-ка пройдусь, — бросил он. — Увидимся.

Лора поднялась:

— Что с тобой, милый?

— Ничего, — сказал певец. — Просто хочу подышать свежим воздухом. Пойдешь со мной?

Лора кинула беспомощный взгляд на Проныру, наливавшего остатки пива в стакан. Тот поднял голову и пожал плечами, давая понять, что ему безразлично, останется она или уйдет. Взяв сумочку, Лора удалилась с Шэйном. На танцевальной площадке проститутки тесно прижимались друг к другу, их огромные завитые парики плавно покачивались, наподобие черных буев в ночном море.

Лора вернулась вместе с Шэйном, когда музыка в стиле «диско» умолкла. Певец сказал ей несколько слов, которые Проныра не расслышал, и пошел к эстраде. Лора села.

— Он чем-то расстроен, — сказала она.

— Да что ты говоришь!

— Проныра, не будь таким противным, пожалуйста.

— Правда глаза колет.

— Но ведь ты мог и не говорить ему об этом.

— Допустим, мог. Только иногда человеку полезно услышать о себе правду.

— Ты ему не шибко нравишься, — сказала Лора, как бы извиняясь за своего дружка.

— Не ему одному, детка.

Шэйн снова запел — одну из джеймс-бондовских песен, исполнять которые считали своей обязанностью все певцы ночных клубов в Найроби. Бедный Джеймс Бонд, подумал Проныра, слышал бы он, что выделывают здесь с его песнями!

— Потанцуем? — спросил Проныра, кладя ладонь на руку Лоры и возвращая ее из мира грез, в который она погрузилась, созерцая поющего Шэйна, в мир реальный. — По крайней мере твой дружок убедится, что я не имею ничего против него или его пения.

Лора отодвинулась:

— Не сегодня, Проныра.

Журналист ощутил, что его вдруг бросило в жар: он не привык, чтобы его отвергали. Проныра машинально потянулся за пивом. Отпивая из бокала, он приказывал себе успокоиться, твердил, что ее отказ ничего не означает, что сегодня он вел себя с ней не лучшим образом. Вспомнил, что не пошел с ней пообедать. А теперь она отплатила ему той же монетой.

— Черт подери! — Проныра встал и подошел к высокой сомалийке, стоявшей у бара. — Потанцуем?

Она снова оглядела его — под этим расчетливым взглядом он чувствовал себя барахлом на распродаже или чем-то еще похуже — и отрицательно покачала головой.

— Смотри, потом пожалеешь, — сказал он, и опять его бросило в жар, как минуту назад за столом с Лорой.

Сомалийка повернулась к нему спиной. Проныра посмотрел на бармена. У того на лице застыло смущение.

— Добрый вечер, Проныра. — Бармен неловко улыбнулся.

— Черт подери! — бормотал Проныра, пробираясь к выходу.

5

Зазвонил телефон. Проныра вздрогнул и проснулся. Голова у него раскалывалась. Он понял, что ночью явился домой изрядно пьяным, раз уж свалился не раздеваясь. Протянув руку, он поднял трубку:

— Наэта слушает.

— Говорил тебе, что помогу? — прокричал голос на другом конце провода.

— Подождите, — сказал Проныра, вылезая из кровати. Он взглянул на часы — было половина десятого. — Кто говорит?

— Я, — ответил голос в трубке.

— Но кто вы?

— Портье. Помнишь?

— Какой еще портье?

— Говорил же, что пригожусь! — произнес голос в трубке. — Так вот, стрельба у нас тут была!

— Стрельба? — Проныра подтащил телефон к окну и раздвинул занавески — в глаза ему ударило солнце. — Стрельба? Где? В кого стреляли?

— В «Хилтоне». В того белого парня, кем ты так интересовался.

— «Хилтон»? Белый парень? — Журналист никак не мог просунуть руку в рукав рубашки. — «Хилтон»! Белый парень!

Проныра уронил телефонную трубку, рванул с вешалки брюки, выдвинул ящик комода, схватил пару носков. Он отчетливо видел, что они разного цвета, но было не время обращать внимание на подобные пустяки.

На тротуаре у главного подъезда в «Хилтон» Проныра попал в живой водоворот. Он пробрался сквозь толпу и предъявил корреспондентскую карточку у входа. В вестибюле кружилось множество полицейских и несколько агентов Управления безопасности. Журналист увидел репортера из «Стандарта», фотографа из «Нэйшн», но не перекинулся с ними и словечком. Он устремился прямо к портье.

— Что случилось? — спросил Нельсон.

— Убили, — ответил полушепотом портье, подражая Проныре. — Я знал, с первой минуты, как только он вошел в своих темных очках, без багажа и без паспорта, почуял: здесь что-то не так. А тут еще ты явился, говоришь, с ним агенты… эти… пиджаки оттопыриваются… Я точно знал…

— Скажи толком, — взмолился Проныра, — что произошло?

— Ну, не знаю даже, с чего начать. В общем, я в эту неделю работаю днем. Ту неделю работал в ночь, а сейчас днем.

— Итак, ты работаешь в дневной смене.

— Да, прихожу сегодня в восемь, как обычно, — продолжал портье. — Только глянул от стойки в вестибюль — и что же я вижу? Скажу — не поверишь. Одного из тех агентов, что тогда приезжали с белым. Сидит это он в кресле, газету читает, понятно? Только все по сторонам глазеет, как сыщику и положено. Ну, ему, ясно, невдомек, что я его приметил. Не знает, что я понял — агент он, хоть издали и не видно, как пиджак у него под мышкой оттопыривается. У меня память на лица.