Андрей Ветер - Случай в Кропоткинском переулке

Андрей Ветер

Валерий Стрелецкий

Случай в Кропоткинском переулке

(первая книга трилогии)

МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ

— Смена! Выходи строиться!

Виктор поднялся из-за стола и быстрым шагом прошёл в коридор, где, шаркая валенками, толпились одетые в чёрные тулупы милиционеры. Под потолком гудели две длинные лампы дневного света, иногда одна из них слегка подмаргивала раз-другой, но не гасла. Возле двери на стене красовался лист ватмана, с него таращился нарисованный гуашью розовощёкий Дед Мороз под зелёной новогодней ёлкой, пышные ветви которой были увешаны вырезанными из журнала «Крокодил» анекдотами. В левом углу ватмана красовалась закреплённая булавками настоящая еловая ветка. Чуть дальше висела доска объявлений и график дежурств, на котором болтался приколотый кнопкой тетрадный листок со старательно выведенными словами: «Лейтенанта Железнова Николая Петровича поздравляем с днём рождения». Висевший рядом календарь показывал 13 января 1975 года. Это был первый рабочий день Виктора Смелякова в Отделе по охране дипломатических представительств, вернее сказать, день знакомства с будущей работой.

— Смена! Равняйсь! Смирно! — замполит окинул цепким взглядом милицейскую шеренгу. За его спиной виднелся большой красный плакат с профилем Ленина и крупной надписью: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». — Приказываю! Выступить на охрану дипломатических представительств и общественного порядка в городе-герое Москве! При несении службы соблюдать: бдительность, конспирацию, культуру в работе, внимательное и вежливое отношение к гражданам, — замполит говорил неторопливо, будто это диктор зачитывал текст, произнося каждое слово очень отчётливо, с какой-то неповторимой интонацией, от которой по коже Виктора побежали мурашки. — Смена! Напра-а-во! По машинам!

На улице было ещё темно, жёлтые квадраты окон уютно освещали небольшой двор, усыпанный ночным снегом и исполосованный тиснёными следами машин. Громко затарахтели двигатели стоявших во дворе двух микроавтобусов.

Лейтенант Воронин, выступавший в тот день в роли наставника Виктора Смелякова, остановился перед ближайшей машиной. Вдоль серого борта тянулась синяя полоска с белыми буквами: «Милиция». Воронин закурил сигарету и торопливо сделал пару затяжек.

— Генка, не бросай, дай-ка и мне разок, — попросил кто-то из-за спины Смелякова.

Воронин не глядя протянул сигарету.

Через минуту все погрузились.

Фары осветили облупившуюся стену дома, размытыми лучами скользнули по зелёным железным воротам, «рафики» выехали, натужно гудя, на проспект Калинина и сразу свернули на бульварное кольцо.

Виктор потёр рукавицей замёрзшее стекло и расчистил небольшое пространство. Стали видны спящие улицы Москвы. Глядя на припорошённые снегом фигуры редких прохожих и тусклые пятна света под фонарными столбами, Виктор всё больше волновался. Сидевшие рядом с ним милиционеры смеялись, вспоминая какой-то недавний случай, но Смеляков слышал байки бывалых сотрудников будто сквозь ватную прослойку сна. В голове его роились слова, прозвучавшие во время инструктажа, они вселяли чувство ответственности и гордости за дело, которым предстояло заниматься, но вдруг начинали пугать этой же ответственностью и давить, словно щупальца мощного гигантского осьминога.

Никогда прежде он не слышал столько информации о разыскиваемых преступниках, оперативная сводка по Москве потрясла его. Виктор даже предположить не мог, что в Советском Союзе, который был для него страной спокойной, надёжной и непоколебимой, по улицам, оказывается, бродили сотни опаснейших рецидивистов, совершались разбои, грабежи, убийства. Всё это никак не укладывалось в голове. Конечно, Смеляков знал, что существовали тюрьмы и исправительные колонии, но ему, как и большинству рядовых граждан, казалось, что число преступников было невелико и что милиция достаточно быстро ловила всех правонарушителей. И вот он впервые услышал сводку по городу, услышал ориентировки, обилие которых привело его в полное замешательство. Он и представить не мог, что придётся удерживать в голове разом такую массу информации: приметы бежавших из мест заключения, людей, совершивших преступления, сотрудников посольств, чьи передвижения следовало обязательно фиксировать, людей, чьё появление в посольстве или возле него надо было отслеживать.

Глядя в окно на редких прохожих, он с ужасом думал, что каждый из них мог, оказывается, быть рецидивистом или агентом иностранной разведки, в каждого нужно было вглядеться, чтобы определить, соответствуют ли его приметы указанным в ориентировках. За время инструктажа мир успел превратиться из простого и понятного существования в змеиное гнездо недоброжелателей, непролазную топь подозрительности, океан непредсказуемых подводных течений, грозивших размыть основы привычной жизни. Нормальные люди разом перестали существовать. Каждое лицо отныне могло быть просто маской, за которой скрывался враг.

Чем ближе было к посту, тем невозможнее казалось выполнение поставленных задач. Виктор остро почувствовал, что страна имела две стороны жизни: одна из них была хорошо знакома всем рядовым гражданам, о другой же знали только специалисты, активная работа которых всегда оставалась невидимой для подавляющего большинства людей. И его работа теперь навсегда связывала его с этой второй стороной жизни.

— Ты что? Засыпаешь? — сидевший рядом лейтенант Воронин легонько толкнул его локтем и вернул Виктора к действительности.

— Нет, — отозвался Смеляков, — размышляю.

— Понимаю, — лейтенант улыбнулся, — нервничаешь… Сам проходил через это.

Воронин подбадривающе похлопал Смелякова по плечу:

— Не дрейфь, Витюха! Столько забавного увидишь! Ахнешь.

— Забавного? Какие ж на посту забавы? — удивился Виктор.

— Разные, всего сразу не перечислишь… Вот, например, у меня летом был случай на одном из африканских посольств. Дипломат привёл к себе нашу девчонку. Она слегка выпившая была, похоже, по глупости с тем африканцем пошла. Стоим мы с напарником, беседуем, на улице спокойно, тихо, прохожих вообще нет. Минут через пятнадцать вдруг слышу истошный крик и визг. Гляжу — из дверей посольства вылетает эта девчонка, платье разодрано, глаза бешеные, орёт благим матом и во все лопатки мчится к ограде. Почему уж она не к воротам побежала, не знаю. А за ней следом несётся тот африканец, абсолютно голый.

— Голый?

— Ну да, голый и чёрный, как и положено настоящему африканцу. Девчонка с разбегу шмякнулась о решётку ограды и попыталась пролезть, а расстояние между прутьями довольно-таки узкое. Она и застряла. Подбежал негр и давай тащить её обратно. Мы с напарником кинулись к ней со стороны улицы. И вот тебе сценка: полуголая девчонка висит между прутьями ограды, а её в разные стороны тянут изо всех сил мужики — мы за руки, а негр за ногу тащит. Такого ни в какой кинокомедии не увидишь!

— Вытащили?

— Да, с трудом… Димка, мой напарник, бросился в будку, хватил чайник и примчался с этим чайником назад. Я ещё сообразить не успел, а он давай из чайника в того негритоса плескать. Тот оторопел, отпустил девчонку, вот тут-то мы и выдернули её к нам… Потом сидели и долго хохотали.

— А девочка?

— Плакала. Испугана, исцарапана, изорвана. Молодая совсем, глупая. Думала, что у дипломатов на уме только торжественные приёмы, никак не предполагала, что он хотел ей пистон поставить… Опыт на всю оставшуюся жизнь. Думаю, она всех африканцев после этой истории обходит за версту и про дружбу между народами навсегда забыла.

— Слышь, Фадеев! — позвал кто-то из угла машины. — Это правда, что у тебя на прошлом дежурстве труп был?

— Был, — отозвался худенький младший лейтенант, сидевший напротив Смелякова. — Пьяного зарезали.

— А того, кто пырнул, взяли?

— Нет. Вообще-то я их обоих видел, когда они улицу переходили, оба под хорошими градусами были. А когда свернули за угол, у них, видать, произошла размолвка. Наутро прохожий сказал мне, что в тылу посольства Индонезии, которое через дорогу напротив меня, кто-то в крови лежит, вроде мёртвый. Я пошёл глянуть, а там и вправду труп. Вся грудь ножом истыкана. Я по одежде сразу узнал одного из тех пьяных.

— Врач не потребовался?

— Смеёшься! Какой там врач! Если бы он не от ран кончился, то просто замёрз бы. Ему бы, дураку, сразу выйти из того переулка, на помощь позвать, а он затаился, вот и умер.

Машина остановилась в Кропоткинском переулке. Воронин толкнул Смелякова:

— На выход.

Пригибая голову, Виктор поспешил к двери. Спускаясь на тротуар, он едва не упал — подвернулась нога.

— Чёрт! — с досадой пробормотал Виктор.

Подняв глаза, он увидел золотистую табличку посольства Финляндии.