Марина Серова - Ты отдашь все!

Марина Серова

Ты отдашь все!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Марина и Максим Заботкины сидели в кухне и ужинали. Эта семейная пара уже три года жила счастливо в законном браке. Пара была бездетная, но в скором времени они собирались обзавестись потомством.

Именно на это были направлены мысли семьи Заботкиных. Имелись в этом плане у Марины и Максима трудности, прежде всего, связанные со здоровьем, но, похоже, в ближайшее время проблемы эти должны были счастливо разрешиться.

– Марина, я купил тебе сок, он в сумке, – проговорил Максим.

– Спасибо! – просияла супруга. – А то меня так накрутили мои студенты, что я совсем забыла. Ты у меня просто золото!

И она, взяв висевшую на ручке двери сумку, вытащила из нее литровую коробку яблочного сока.

– Ты бы не очень-то обращала внимание на выходки своих студентов, – заметил Максим. – А то носишься с ними как с писаной торбой.

– Просто я их очень люблю! – с улыбкой ответила Марина.

– Вот только не понимаю, за что, – хмыкнул ее супруг, пожав плечами. – Сборище лоботрясов и бездельников, дурака валяют весь семестр и треплют тебе нервы, а перед сессией начинают усиленно подлизываться и замаливать грехи! Чем еще сильнее треплют нервы!

– Ладно тебе, – засмеялась Марина. – Я их прекрасно понимаю! Сами же мы с тобой были студентами! Ой, как будто только вчера!

– Только я, между прочим, закончил университет с красным дипломом! – поднял вверх указательный палец Максим. – Да и ты, помнится, за книжками до полуночи просиживала.

– Вот как раз потому, что днем у меня были более интересные дела, – парировала Марина и со вздохом добавила: – Юность – слишком чудесное время, чтобы тратить его на зубрежку скучных лекций. К тому же, молодость так быстро проходит…

В глазах Марины появилось сентиментальное выражение. Она задумалась и впала в легкую грусть. Максим завозился на стуле, так как он уже съел свой ужин и теперь хотел напомнить жене, что пора бы перейти к чаю. Но тут раздался звонок в дверь.

Позвонили дважды, причем гость очень четко выдержал длительность их звучания. Это означало – пришел человек знакомый, что называется, свой, и человек этот – педант. А это означало, в свою очередь – это не кто иной, как Сева Гайворонский, старинный друг семьи Заботкиных.

Максим, который по природе своей отличался повышенным уровнем лени, скривил недовольную физиономию и остался сидеть на стуле. Нет, он был недоволен не тем, что явился Гайворонский, а лишь тем, что вот, нужно встать и открыть дверь. Поэтому дверь побежала открывать его энергичная половина, пышноволосая Марина.

– Привет, – с улыбкой встретила она гостя.

В прихожую двухкомнатной квартиры Заботкиных вошел лысоватый человек лет тридцати пяти, с благородным лицом и несколько патетическими манерами. В руках он держал органайзер. Оглядев Марину слегка высокомерным взглядом, он положил органайзер на тумбочку и небрежно бросил:

– Здравствуйте, девушка!

– Сева, проходи! – радостно приветствовала его Марина. – Что это с тобой случилось? Для того чтобы ты приехал, нужно, чтобы произошло нечто невероятное.

– Оно и произошло, – с выражением удовлетворенности на лице ответил Сева, посмотрел на стоявшую в прихожей обувь и состроил унылую физиономию. – Постылый опять дома... – резюмировал он и вздохнул. – Когда же мы с вами, Марина Анатольевна, сможем встретиться наедине?

Гайворонский давно домогался внимания со стороны Марины Заботкиной, пытаясь ее соблазнить. Делал он это, правда, без особого успеха, да и, надо сказать, без излишнего энтузиазма. Этот флирт между ними давно превратился в некую игру. Дело в том, что Марина и Всеволод познакомились несколько лет тому назад, и Гайворонский сразу проявил откровенный интерес к девушке, но… Марина не очень-то охотно отвечала на ухаживания импозантного кавалера, к тому же, Гайворонский был женат, что также не добавляло ему шансов в глазах Марины. А потом Всеволод познакомил ее со своим другом, Максимом Заботкиным, как он сам шутливо говорил, «на свою голову» – отношения новоявленных влюбленных развивались стремительно, и вскоре они уже стали официальными супругами. Но все это осталось в далеком прошлом и почти не вспоминалось.

– Но-но! – погрозила пальцем Марина. – Макс, меня тут Всеволод Олегович соблазняют...

– Здравствуйте, Макс, здравствуйте! – манерно поздоровался Гайворонский с преодолевшим наконец лень хозяином дома, который все же вышел в прихожую. – У меня для вас новость, ребята.

– Какая новость? – насторожилась эмоциональная Марина.

– Вы сейчас будете трепетать! – неожиданно повысил голос Гайворонский. – Вы сейчас будете трепетать, потому что Лева возвращается!

Всеволод сделал особый акцент на имени «Лева» и принял торжественную позу.

– Лева?

В этом коротком возгласе девушки отразился целых спектр чувств. Вначале удивление, затем радость, а под конец в нем просквозили замешательство и некая растерянность. Она перевела взгляд своих зеленых глаз на мужа. Он не столь явно выразил свое отношение к этому известию, только неопределенно приподнял брови.

– Вот как? – сказал он. – И когда же? В семь сорок, должно быть?

И хозяин дома начал напевать народную одесскую песенку себе под нос. Сева же снял ботинки, аккуратно поставил их в угол и обратился к Максиму:

– Замолчите, юноша, у вас нет слуха! Вот Лева приедет, он вам всем покажет! Он вас построит, всех. А я его еще и накручу. Я ему все расскажу, что вы о нем говорили.

– А что мы такое говорили? Что он уже достал всех своим злым юмором? Так об этом и так все знают, мы и ему в глаза не раз говорили, что побольше теплоты и открытости к людям ему бы проявить совсем не помешало, – заметил Максим.

– Ладно-ладно, – махнул рукой Гайворонский. – Оправдывайтесь теперь перед Левой!

– Почему это мы должны оправдываться! – отмахнулась Марина. – Ой, хватит стращать нас своим Левой. Идем-ка лучше чай пить, мы как раз только что поужинали.

– Понятно, меня не дождались, – притворно вздохнул Гайворонский. – Чего еще ждать от вашей семейки!

Он прошел и уселся на лучшее место, на единственный мягкий стул в этом доме. Марина и Максим расселись по своим местам, и Заботкина пододвинула Всеволоду стакан с чаем.

– И почему это мы – евреи? – допивая свой чай, сказала она. – Сколько можно сваливать с больной головы на здоровую!

– А вы посмотрите на своего супруга! Это же вылитый славянский патриот! Вы взгляните на его «рязанскую физиономию!» – с пафосом, иронично проговорил Гайворонский. – Просто Есенин! Белокурая бестия! Наизнанку!

Лицо Максима Заботкина отнюдь не являлось образцом славянского антропологического типа. При желании его можно было бы назвать французом, итальянцем, а включив обостренную фантазию – арабом или турком. У него были миндалевидные карие глаза с длинными загнутыми ресницами, тонкий с горбинкой нос, продолговатое смуглое лицо и черные волнистые волосы. Мать Заботкина умерла давно, воспитывали его бабушка и дедушка. И после их смерти он среди старых бумаг нашел свидетельство тому, что его мать была зачата в грехе, в конце тридцатых годов, и отцом ее был совсем не его умерший недавно дедушка, Иван Павлович, а лихой испанский анархист Максимио Санчес, сбежавший в Россию после установления на его родине диктатуры Франко. Отсюда, собственно, и росли корни некоего южного «аромата» во внешности переводчика Максима Заботкина, работавшего в одной из туристических фирм. Переводил, кстати, Максим с испанского и французского – сказывались все-таки, видимо, гены.

Гайворонский же предпочитал видеть в Заботкине еврея, потому что сам для себя он решил этот вопрос уже давно. И, будучи консерватором по натуре, он не был склонен менять свое мнение. Всеволод Олегович работал директором местного краеведческого музея, страдал славянофильством, идеализировал царскую Россию, а также, подобно многим русским интеллигентам, обостренно воспринимал еврейский вопрос.

В данной компании было принято подшучивать над веселой безобидной парой Заботкиных, не имевших в своих жилах ни капли еврейской крови. Усугубился этот вопрос после того, как Максим женился на Марине, чернобровой уроженке Дона, которую вся компания тоже радостно записала в «дщерь Сиона». Марина, хоть и обладала светло-зеленым цветом глаз, а такой смуглости, как у супруга, в лице ее не наблюдалось, тоже была брюнеткой, к тому же, волосы ее вились. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что пресловутый Лева Марков, также давний друг как Заботкина, так и Гайворонского, по матери был чистокровным евреем, и на этом основании несколько лет тому назад он эмигрировал в Германию. Но, в принципе, этот момент был не так уж и важен. Определяющим было другое – приезд Маркова в Россию грозил семье Заботкиных некими финансовыми осложнениями. И именно об этом и думали сейчас Максим и Марина.