Франк Тилье - Пандемия Страница 10

– Мы не знаем. И поэтому мы здесь.

Тут вступила Амандина:

– Надо знать, что вирус гриппа постоянно мутирует. Его восемь генов как восемь игроков футбольной команды. Эти игроки все время меняются местами, иногда покидают поле и заменяются другими, более результативными… В ста тридцати странах мира более ста пятидесяти лабораторий наблюдения заняты тем, что берут анализы у больных и составляют фотороботы этих футболистов. Они наблюдают за гриппом уже больше шестидесяти лет так же серьезно, как телескопы наблюдают за звездным небом в поисках метеоритов. Но они оперируют бесконечно большими величинами, а мы бесконечно малыми. Вы понимаете?

Он кивнул.

– Во Франции это делается в Париже и Лионе. Есть целые альбомы фотографий, которые похожи, но всегда найдутся мелкие отличия. И когда мы видим перед собой команду, не совпадающую с имеющимися на фотографиях, мы пытаемся выяснить, где, когда и кем она составлена.

Жан-Поль Бюиссон вздрогнул:

– Что же теперь будет?

– Нам бы хотелось, чтобы вы побыли несколько дней в центре инфекционных болезней Сен-Луи в Десятом округе. Вы будете под наблюдением, врачи изучат поведение этого вируса, но, главное, вы никого не заразите. Очень важно, чтобы эта футбольная команда не отправилась в турне по всей Франции, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Старик поднялся, по-прежнему закутанный в плед.

– Хорошо. Пойду соберу вещи.

Он направился в спальню.

– И не забудьте показать нам ежедневник в вашем телефоне, – сказала Амандина, доставая свою завибрировавшую трубку. – У вас наверняка был длительный контакт с этой футбольной командой в тот или иной момент.

Она ответила на звонок, не снимая маски, поговорила с минуту и отключилась в ярости. Жоан подошел за новостями:

– Что ты такая злая?

– Это был журналист из «Вуа дю Нор», который интересуется мертвыми птицами в Маркантере. Не знаю, откуда он получил информацию и как раздобыл мой номер телефона. Я послала его подальше.

Журналист времени не терял. Надо сказать, что у этих людей глаза и уши повсюду. Грубить журналистам не рекомендуется, это может только усилить их любопытство, их подозрения. Амандина, однако, не хотела связываться, Жакоб высказался недвусмысленно, и для этого есть отдел внешних связей. Как бы то ни было, информация о мертвых птицах скоро распространится среди населения. Пойдут слухи.

А это плохой знак.

Ее телефон снова зазвонил. Это был Фонг. Она отошла, чтобы поговорить с ним, потом вернулась к Жоану.

– Фонг хочет нас видеть, ему надо нам кое-что показать. Удостоверимся, что больной помещен в Сен-Луи, посмотрим его расписание и едем ко мне.

– Что показать?

– Не знаю. Он только сказал, что мы упадем.

13

Паскаль Робийяр в самом деле чувствовал себя скверно.

Когда Люси и Франк вернулись с сэндвичами, купленными в ближайшей булочной, он сидел под деревом у пруда, сжав голову руками. Он поднял на них лихорадочно блестящие, налитые кровью глаза и покачал головой, когда Люси предложила ему поесть.

– Не хочется. Мне холодно, меня трясет. Наверно, это грипп. Пусть кто-нибудь отвезет меня домой, у нас только одна машина.

Шарко повернулся к Люси:

– Отвезешь его? А я вернусь с криминалистами.

Люси бросила взгляд на четырех водолазов в гидрокостюмах, которые только что погрузились в воду. Ей бы очень хотелось знать, что они поднимут с илистого дна.

– Хорошо. Держи меня в курсе, если что обнаружат.

– А ты смотри не подцепи заразу. Выглядит это скверно, не хотелось бы, чтобы ты заразила этой пакостью близнецов.

Он обратился к Робийяру:

– Держись… Сядь сзади, подальше от Люси, и прикрывай рот шарфом, пожалуйста.

Робийяр с большим трудом поднялся с земли. Странно было видеть в таком состоянии его, всегда поддерживавшего олимпийскую форму. Он скрылся в лесу, Люси пошла следом.

Оставшись один, Франк Шарко прислонился к дереву недалеко от следов крови, энергично жуя сэндвич с тунцом и майонезом. Сначала Леваллуа не смог оправиться после выходных… Теперь Робийяр… И тут это убийство… Ближайшие дни обещают быть трудными, а личный состав ослаблен. Вряд ли ему удастся проводить больше времени с сыновьями. Когда же он наконец решится и бросит свою работу?

Что-то держало его в этой окаянной профессии. Что-то сумрачное, непонятное. Какая-то непроглядная тьма… И это длилось уже двадцать пять лет.

Четверть века во тьме, боже мой…

Шарко шмыгнул носом. Действительно, здесь слегка пахло мятой. Почему убийца разгуливал, имея при себе срезанные листья мяты? Что за бред?

Пузырьки воздуха лопались на поверхности пруда. Водолазы сосредоточились сначала на периферии. Им понадобилось не больше пяти минут, чтобы найти у самого берега, там, где произошла борьба, грязно-белый шлем с налобным фонариком.

– Он был на глубине больше двух метров, – сказал человек-лягушка и снова нырнул.

Шарко вытер руки бумажным полотенцем, отпил глоток воды и внимательно рассмотрел предмет. Он походил на строительную каску, с круговым источником света, прикрученным сверху ремешками. Никаких следов водорослей или ила, в воде он явно пробыл недолго. Принадлежал ли он убийце? Потерял ли тот его в процессе борьбы и не смог достать?

Шарко попросил службу криминалистического учета отправить шлем на экспертизу. Там могли быть волосы, чешуйки кожи, еще что-то…

Через час второй водолаз вылез из воды, снял ласты, погасил фонарь и направился к Шарко. Здоровенный детина с отпечатавшимися на лице следами маски.

– Наши люди нашли кубический фонарь чуть подальше и еще кое-что там, с другой стороны. Четыре привязанных камня удерживали на дне большой полотняный мешок. Они сейчас обрезают веревки, чтобы поднять мешок на поверхность.

– Очень хорошо. Ничего не забудьте. Ни груз, ни веревки.

Лейтенант Шарко посмотрел на склон. Точно напротив того места, где нашли фонарь, и доступ к нему затруднен из-за растительности. Берег был высокий и крутой.

– Там глубоко?

– Ну, не мелко. Примерно два с половиной метра. Вообще-то, этот пруд – настоящая дыра.

Шарко представил себе действия убийцы. Принести камни, веревки, глубокой ночью, привязать мешок и бросить его в воду. Это наверняка потребовало времени и усилий. Он хотел быть уверен, что мешок не найдут. Наверно, он знал эти места, знал, что пруд глубокий. Кто-то из местных?

На поверхности показались трубки и кислородные баллоны. Три человека всплыли с грузом и положили его у берега. Шарко подошел ближе.

– Сколько он весит?

– Я бы сказал, килограммов шестьдесят…

Они снова погрузились в воду. Шарко рассмотрел плод их поисков. Это был большой крепкий мешок темного цвета, в таких перевозят рис и тому подобные продукты. Ни марки, ни опознавательного знака, тут ловить нечего. Края были скреплены большими застежками, какие используют в промышленности. Лейтенант позвал криминалистов:

– Откройте его, пожалуйста.

Полицейские развернули синее брезентовое полотнище, положили на него мешок, достали из своего чемоданчика тонкие кусачки и вскрыли застежки. Потом осторожно перевернули мешок.

На полотнище посыпались кости всех размеров. На некоторых еще держались кусочки мяса или сухожилий, словно обгрызенных. Четыре черепа с остатками плоти глухо стукнулись о землю. Полицейские переглянулись.

Шарко внимательно смотрел на мертвые головы. Лиц было не различить, глаза как будто растаяли. Кое-где остались пучки волос. Лейтенант выпрямился и потер руки:

– Так… Увозим все это.

На них повисли еще четыре трупа.

Поль Шене, судмедэксперт, с ума сойдет от радости.

14

Амандина и Жоан вышли из больницы Сен-Луи, поместив туда Бюиссона. Они ехали в сторону юго-западного предместья. Молодая женщина просматривала листки своего блокнота, куда она записала данные из ежедневника больного и новые сведения, полученные от него уже в больничной палате.

– Во вторник Бюиссон весь день был со своей театральной труппой, в районе площади Шатле. Доехал туда на метро, говорит, что пообедал в кафе «Циммер». Вечером бильярд в Десятом округе. Поужинал дома, лег около одиннадцати. В среду, по его словам, с утра ничего особенного не делал, только сходил за покупками в угловой магазин. Есть название магазина. Потом он пообедал со своим сыном, он секретарь суда во Дворце правосудия, а после обеда снова репетировал с труппой. Ужинал в Двадцатом округе с «подругой», Матильдой Жамбар.

– Хорошая жизнь, а? Этому пенсионеру скучать не приходится.

– Часть четверга провел в авиамодельном клубе, пообедал у друга, координаты у меня есть, после обеда опять театр. Хватит. Он прямо-таки энерджайзер, этот тип.

Она захлопнула блокнот.

– Дерьмово.

Двадцать пять минут спустя они приехали в Севр. Лофт стоял уединенно, в стороне, у самого леса. Снаружи он походил на большую глыбу из стекла и бетона. Жоан единственный приходил сюда иногда обедать или ужинать и соблюдал все драконовские меры гигиены, введенные Амандиной. Она оберегала мужа, как медведица, защищающая свою территорию. Может, это был перебор, но Жоан никогда не позволял себе судить ее.