Мария Долонь - #в_чёрном_теле Страница 10

Не может определиться. Не знает, на кого свалить вину за разрыв с подругой. А может, она сама вычеркнула Тамару из жизни? В последнем признаваться неловко – Лида хочет выглядеть верной подругой.

– Расскажете?

– Пусть она вам сама всё расскажет. – Девушка собирала чашки со стола.

– Как мне её найти?

– По соцсетям посмотрите, – тон стал жестяным. – Вы знаете, Паша там сейчас за меня всю работу делает. Надеюсь, я вам помогла?

– Я тоже надеюсь. Спасибо. – Инга поднялась.

На улице Павел одну за другой открывал клетки, сыпал в миски корм, наливал воду. Лида кинулась ему помогать. Инга стояла рядом, выжидая удобный момент, чтобы попрощаться.

Пора выходить на Костецкую. Конфликт у них наверняка был пустяковый, из-за парня поссорились или что-нибудь вроде этого, но встретиться надо обязательно.

Грустный пятнистый бигль с перевязанной задней лапой лежал в углу вольера. Увидев коричневый мешок, пёс вскочил и неловко забегал из угла в угол. Приблизился к Паше, подсунул ему под руку сначала нос, потом голову, требуя, чтоб ему чесали за ушами.

– Он у нас только что после операции, – объяснила Лида.

– Бастер, подожди, – ласково ответил ему Паша, – сначала воду.

Он отстранил бигля и включил шланг. Инга зашла в клетку и не успела понять, что произошло: добродушная псина внезапно ощерилась и рванула вперёд. Тихо и страшно, не издавая ни звука, она бросилась прямо на неё. Паша кинулся наперерез взбесившемуся псу, загородил Ингу. Бастер вцепился ему в руку и дёрнул головой, пытаясь вырвать из ладони кусок мяса. Лида, охнув, схватила собаку за ошейник. Хоть и с трудом, но ей удалось оттащить Бастера. Тот, щерясь, рвался на Пашу.

– Вот же… – Павел тихо ругнулся. – Не любит чужих.

– Извините, ради бога. – Инга растерялась. – Я и подумать не могла. Бигли, они же такие дружелюбные. Не надо было мне заходить в вольер. Вы меня спасли, но что с вашей…

– Ничего страшного, – Паша рассматривал глубокий укус, – вы не виноваты.

– Аптечка там, в администрации, – лепетала испуганная Лида, умело увёртываясь и привязывая взбешённого пса. Теперь Бастер издавал дикие, утробные звуки, которые нельзя было назвать ни рычанием, ни лаем, – это был рык дикого зверя.

– Вам в травмпункт надо, – ошарашенно сказала Инга, – и уколы от бешенства.

– Ерунда. – Паша, поморщившись, прижал укушенную руку к груди. – Сначала сами обработаем, потом посмотрим. Нам не впервой! Жизнь волонтёра тяжела и опасна.

Какой знакомый жест… где-то совсем недавно я видела похожий… Точно! Военный в аэропорту Пафоса! Стекло прошило ему руку, а он так же просто поморщился, будто его комар укусил.

Лида закрывала клетку. Она сильно побледнела, руки тряслись.

– Вы извините, что так вышло. Животные наши сплошь травмированные. Вы, Инга, может, напишете про наших собачек? Подумайте. Спасибо, что зашли. Приятно было познакомиться. – Паша кивнул Лиде: – Пойдём, поможешь рану промыть.

Глава 7

– Помнится, раньше ты не брезговал свининой. Что вдруг перешёл на кошерное?

– На халяль, – поправил Марат.

– И всё-таки? – Инга забросила огрызок колбасы обратно на пустую полку. – Принял веру предков?

– Посмотри на меня! – строго сказал он. – По-твоему, я похож на религиозного человека?

Инга оглядела его фигуру, прикрытую её крохотным передником, как фиговым листком, и засмеялась.

– Я подхожу к этому с практической стороны, – продолжил он. – Животное на скотобойне испытывает такой ужас, что у него адреналин зашкаливает. Потом ты этот чуп-чар кушаешь, и его стресс передаётся тебе. А баран, забитый по всем правилам, мирно засыпает.

Марат деловито выкладывал на стол добытые по сусекам продукты: свиток лаваша, остаток вчерашнего картофельного пюре, высохший пучок кинзы. Инга скептически оглядела этот набор:

– Может, лучше в ресторан?

– Обижаешь! Что я, свою женщину не накормлю?! Зачем нам какой-то ресторан? Там всё делают без души, это же конвейер.

– Но разве что-то можно приготовить вот из этого?

– Очень даже можно! В самый раз для кыстыбый. Конечно, еда простая, зато шул хатле уютная, семейная. Тебе понравится.

Марат разделил лаваш на четыре части, завернул в них перемешанное с зеленью пюре, смазал маслом и выложил на сковородку.

– Думаешь?

– Уверен.

Сладковатый запах жареного теста и пряностей сгустился над плитой. Инга вдруг представила себе просторный дом, полный говорливой родни, детей, смеха, протяжных переливчатых песен. На миг ей захотелось стать своей в этой пёстрой восточной семье.

– Мой отец говорил: «Что ты вкушаешь, то ты и переживаешь», – рассказывал Марат, словно сказку из «Тысячи и одной ночи». – Нельзя есть просто так, для сытости. У каждого блюда свой эффект, как у лекарства. Вот когда мы снимали «Перебежчика», я всю группу казылыком кормил. Это настоящая пища кочевников, воинственная. Мужское начало повышает, силу. Под конец по десять дублей выдавали с ходу. Даже Костецкая.

– Ты её хорошо знаешь?

– Конечно! Огонь-женщина!

– К ней ты тоже подходил с практической стороны?

– А как иначе? Я же мужчина.

Досада так и просвечивает. Ничего у тебя с ней не вышло!

Инга улыбнулась.

– Познакомишь нас?

– Зачем это? – Марат напрягся.

– Да так. Для обмена опытом. – Инга едва сдерживала смех. – Да ладно, расслабься, о тебе спрашивать не буду. Мне для дела.

Клуб «Красный конь» занимал длинный подвал старого пятиэтажного дома в тихом центре.

В тесном фойе Инга увидела стилизованную копию картины Петрова-Водкина. Мальчик на коне казался болезненно-тонким. В оригинальной версии его ключицы и плечи создавали мощный треугольник – мальчик выглядел худощавым, но крепким. Но современный художник-копиист, видимо, решал иную задачу. Он сделал линию плеч зыбкой и не вставил шею внутрь, а приделал сверху, как декорацию. Оттого шея заваливалась набок, как дерево без корней. Левая нога была тоже прописана условно, без намёка на мышцы.

Гардеробщик потянул из её рук плащ. Она машинально взяла номерок, не отрывая глаз от картины, и только тут заметила, что левая рука мальчика держит дымящуюся сигарету, почти прижимая её к конскому боку.

Здесь курят.

Клуб представлял собой анфиладу комнат, как во дворце, только с низкими потолками. В первых двух было светло, здесь сидели за столами. Дальше начинался полумрак чилаутов с диванами, разделёнными условными перегородками. Музыка приближалась постепенно, громыхала из дальнего зала.

Инга давно не была в клубах – со времён работы в «QQ» приобрела к ним стойкое отвращение.

В комнатах висели копии известных картин. Двадцать первый век лениво стебался над веком двадцатым: широкие спины Дейнеки превращались в изнеженные, пропорции фигур были сильно искажены. Она заметила, что герои картин держали в руках сигареты, кальян, а у одной в ладони было что-то похожее на порошок.

Инга взглянула на телефон – связи под землёй не было. Отлично.

Эдик напрашивался с ней, уныло перечисляя все возможные клубные напасти – от навязчивых наркодилеров до нетрезвых хулиганов. По нытью её друг не знал себе равных. Инга держалась твёрдо:

– Брось, Эдька, кого сейчас можно испугать хулиганами? Везде секьюрити.

Про наркодилеров она благоразумно промолчала; не говорить же, в самом деле, что они и были её целью? Версия, что Эвелина и Безмернов занимались сбытом наркотиков, казалась наиболее вероятной.

Она сделала глубокий вдох и вошла в танцевальный зал. Словно сетью, на нее накинули ритм, глаза запаниковали от мерцающего лазера. В ушах стало плотно от рейва. Проводить тут время – всё равно что сидеть под водой.

Инга медленно шла сквозь толпу. Слева на танцполе колыхалась чёрно-серая масса, туда пока лучше не ходить. Справа был подиум, ярко освещённый и на уровень выше, – танцевали, как на сцене. По центру огромного зала – бар, он походил на открытый со всех сторон ресепшен в отеле. Инга с трудом прорвалась к стойке, но присесть было некуда. Подняла глаза вверх – под потолком качались три надутых гелием коня с квадратными улыбками во все зубы.

– Добрый вечер, дайкири, пожалуйста! Что? Что? Один, да!

Бармен, худой молодой человек, похожий фигурой на мальчика с репродукции, быстро сделал ей коктейль.

Инга развернулась к танцующим. Это был выход красоток – танцевали одни девушки, по-змеиному изгибаясь и отбрасывая волосы назад, картинно, с вызовом. Ни одной хипстерши в ботиночках и футболке – все были сплошь на шпильках и в мини, талии подчёркнуты, каждое движение отточено. Обнажённые руки и плечи в лучах лазера светились по-лунному.

Проклятый бодишейминг. Скоро забудут, как выглядит нормальная женщина. Вон картины уже переписали.

Как обычно в минуты раздражения, она почувствовала голод. Сэндвич с семгой оказался куцым чёрствым бутербродом.