Джеймс Чейз - Никогда не знаешь, что ждать от женщины Страница 10

Герман неподвижно сидел в кресле лицом к двери. Его огромные руки сжимали подлокотники кресла с такой силой, словно хотели превратить дерево в кашу. Лицо было жестким и холодным, как бетонная плита тротуара.

В другом кресле у камина сидела Веда Рукс. Как всегда, она держалась очень прямо. Ее взгляд ничего не выражал. Она была в белом платье без бретелей, которое держалось, скорее всего, только силой воли, либо хитроумным набором присосок. Одно из тех платьев, от которых боишься отвести взгляд, чтобы не пропустить что-нибудь интересное. Я сбросил Паркера с плеча в ближайшее кресло. Ни Герман, ни Веда не произнесли ни слова. Напряжение в гостиной нарастало.

— Мне пришлось немного пришибить Паркера, когда он кинулся на меня с кулаками, — проинформировал я. — Видимо, у него начался очередной приступ.

— Вы взяли это? — спросил Герман, не глядя на Паркера.

— Нет, — я подошел к столу, наполнил бокал виски и сел в кресло, лицом к нему. Я отлично понимал, что не должен был сюда возвращаться. Я должен был отделаться от Паркера, забрать пудреницу, когда все успокоится, и стать хозяином положения. Но игра без риска могла лишить меня Веды, а я не мог позволить себе этого, пока не отведал всех ее прелестей.

Подлокотники кресла скрипнули: так сильно их сжали. Я бросил быстрый взгляд на Веду. Теперь ее лицо потеряло напряжение, уголки губ поднялись. Я осушил бокал единым глотком, так как мне необходимо было подкрепление. Когда я отставил бокал, Паркер застонал и пошевелился. Никто не интересовался им и даже не смотрел в ту сторону. Как я понял, никто мне и слова не сказал бы, очутись он хоть в морских глубинах.

— Я не взял это, — буркнул я Герману. — И сейчас объясню почему. Вы оказались правы с самого начала: я умен и хитер. Вы и ваш приятель пытались надуть меня. Вы решили, что вдвоем вы запросто обведете вокруг пальца такого сопляка, как я. Ваша идея была неплоха, но немного недоработана. Она могла бы сработать, но не потому, что вы знали ответы на все вопросы и скрывали их от меня. Вы обратились ко мне, зная, что я сижу на мели, вы прекрасно знали, что копы только и ждут повода, чтобы упрятать меня за решетку. Но вы промахнулись, так как не знали, насколько далеко я могу пойти ради денег. Вы знали, что я был замешан в паре грязных дел, но даже это не помешало вам открыть свои карты и объяснить мне, что именно вам нужно у Бретта. Вы надеялись, что я ухвачусь за ваше предложение руками и ногами и ни о чем не буду спрашивать. Но этого не произошло, Герман.

Веда неожиданно шевельнулась. Возможно, это был сигнал тревоги, а возможно, она просто отсидела ногу. Я продолжал:

— Неужели вы подумали, что я поверю в прогулки во сне и в басню о кинжале Челлини? Я не поверил. Я твердо знал, что пудреница принадлежит Бретту, но по какой-то причине нужна вам. Мне безразлично, зачем она вам понадобилась. Мне нужны были от вас только деньги: это все, что интересовало меня. Но вы оказались недостаточно прозорливыми, чтобы догадаться. Если бы вы с самого начала сказали бы мне, что в футляре лежит бомба, я бы знал, как мне поступить, но вы этого не сказали. А когда я понял, что это бомба, это выбило меня из равновесия. Все произошло в одно мгновение. Я услышал тихое тиканье и понял, что в коробке бомба. Я только что открыл сейф. Все мои мысли теперь были заняты этим открытием. Я сунул футляр в сейф, запер его, и в этот момент вошел сторож. Я видел пудреницу, но не успел даже прикоснуться к ней. Она была там, когда я запирал сейф, но меня схватили бы, замешкайся я хоть на секунду. Сразу же появился второй сторож, и завязалась драка. И тут, на мое счастье, сработала ваша адская машинка. Дверь сейфа вырвало и сторожей убило. Я в это время валялся на полу после удара одного из них, и это меня спасло. Это была хорошая бомба, Герман. Кто бы ее ни сделал, он может гордиться своей работой. Спустя некоторое время я пришел в себя, но ни сейфа, ни пудреницы уже не существовало. Я внимательно осмотрел все вокруг, но ничего не смог обнаружить. И я побежал к машине. По дороге меня чуть не сожрала собака, но спасибо Паркеру за отличную стрельбу — он убил ее.

Я привстал и вновь наполнил бокал.

Паркер сел, держась за челюсть. В его глазах сверкало бешенство.

— Он лжет! — выпалил Паркер. — Я уверен, что он лжет!

— Будем надеяться, что лжет, — хрипло проговорил Герман.

— Поезжайте и взгляните сами на сейф и на охранников. Это убийство, Герман!

— Оставьте в покое охранников, — резко сказал Герман. — Почему вы оставили ее в сейфе, когда услышали, что идет сторож?

— Я был бы последним идиотом, если бы позволил ему застать меня возле сейфа. Судите сами, если бы меня поймали и ничего не нашли, это одно дело. У меня все-таки голова на плечах, а не кочан капусты. Я думал взять пудреницу после того, как обезврежу сторожа.

— С другой стороны, — тихо сказал Герман, — вы могли бы положить пудреницу в карман, а потом утверждать, что не брали ее.

«Неужели он думает, что я вернулся сюда с пудреницей в кармане? Он что, считает меня таким молокососом?» — подумал я.

— Что ж, вы можете обыскать меня, — предложил я.

— Неплохая идея, — Герман улыбнулся. — Обыщи его! — приказал он Паркеру.

Паркер подошел ко мне с таким видом, словно собирался разорвать на куски. Я чувствовал его горячее дыхание на своем затылке, в то время как его руки ощупывали меня. Это было неприятно, и мне все время казалось, что он меня укусит.

— Ничего, — сказал он разочарованно. — Чего можно еще ждать от этого мерзавца!

Я встал и отошел от него подальше.

— Я понимаю, ребята, отчего вы разозлились. Могу это понять. Я сделал то, о чем меня просили. Но не должен же я нести издержки из-за того, что вы хитрили.

Паркер повернулся к Герману, и его трясло от злости.

— Я говорил тебе, что не стоит связываться с этим подонком. Я тебя предупреждал, не так ли? Его репутация говорит сама за себя. Ты знал, что он слишком хитер. Смотри, в каком мы сейчас положении: даже не знаем, лжет он или говорит правду.

— Не нервничай, Доминик, — сказал Герман, глядя на меня. — Он прав, мистер Джексон. Мы не знаем, лжете вы или говорите правду. Но мы можем это узнать… — Вороненый ствол автоматического пистолета был направлен в мою грудь. Оружие казалось игрушечным в его лапе. — Не надейтесь, что я побоюсь убить вас, дружок. Никто не знает, что вы здесь. Мы можем зарыть вас в саду, и пройдут годы, прежде чем отыщут ваше тело. Так что не пытайтесь шутить.

— Я рассказал вам все, что произошло. Верить не верить — это ваше дело. То, что вы тычете под нос вашим пистолетом, не меняет дело.

— Садитесь, мистер Джексон, — сказал он тихо. — И давайте поговорим… — Он, казалось, только сейчас обнаружил присутствие Веды. — Оставьте нас, моя дорогая, нам нужно поговорить с мистером Джексоном. Вы можете нам помешать.

Она быстро вышла. Комната показалась мне пустой без нее. Я прислушивался к звуку ее шагов по лестнице, но тут услышал нечто совсем другое: свист кулака над ухом. Здесь меня не спасла даже моя хваленая реакция: из глаз посыпались искры и я провалился в темноту.

Перед тем, как Паркер меня уложил, стрелки моих часов показывали 21.30, а когда я взглянул на них снова, была полночь. Паркер брызгал мне в лицо водой. Я тряхнул головой и уставился на часы, как пьяный. Голова разламывалась от боли. Но больше всего меня позабавило то, что я был привязан к креслу. Герман наблюдал за мной, стоя у камина, а Паркер склонился надо мной с кувшином воды в руке. На его лице было написано злобное торжество.

— Теперь, мистер Джексон, — ласково сказал Герман, — поговорим о пудренице. Сразу скажете правду, или придется вас немножко помучить?

— Желательно, конечно, помучить, но ничего нового насчет пудреницы мне неизвестно, братец.

— Лживость вашего рассказа очевидна, — твердо сказал Герман. — Даже ребенок не поверит в то, что вы могли оставить пудреницу в сейфе, если вам удалось открыть его. Вы ее взяли, это несомненно. Возможно, вы могли бы спрятать ее в кабинете, если опасались встречи со сторожем. Но никогда не оставили бы ее в сейфе.

Конечно, он был прав, но доказательств у толстяка не было никаких, и я усмехнулся.

— Я оставил ее в сейфе. Меня испугала бомба, о которой я понятия не имел.

— Что ж, придется кое-что сделать, чтобы изменить версию вашего рассказа.

Я внимательно наблюдал за его приближением. Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что в таких делах не стоит связываться с женщинами. Глядя на его толстую рожу, я понимал, что поступил как последний идиот, вернувшись сюда. Я должен был предвидеть, к каким последствиям все это может привести. Затем я вспомнил Веду, ее белое платье без бретелей и сказал себе, что, возможно, я не был таким уж идиотом.

Герман глыбой возвышался надо мной, и его глаза блестели, как мокрые камни мостовой.