Александр Горохов - Кровавое шоу Страница 10

— Откуда известно? — спросил Сорин.

— Поначалу позвонила мне эта учительница со спаниелем, сказала, что около полуночи выводила опять же свою собаку, и в окнах Княжина видела свет и женскую фигуру. Потом съездили, убедились, что визитеры после нас учинили вторичный обыск. Очень, кстати сказать, аккуратный и даже профессиональный.

— Что учительница рассказала?

— То, что я сообщил.

Сорин помолчал, потом спросил задумчиво:

— У тебя нет ощущения, что эта учительница…

— Есть! — дернулся Володин. — Я молчал, мне показалось, она вам симпатична. Она… Не врет. Однако чего-то не договаривает…

— Это меня и смутило, — вздохнул Сорин. — Странно, что к доносам она относится с повышенной брезгливостью, а доносит уже второй раз.

— И также второй раз, — подхватил Володин, — на кухню покойного приходит любительница покушать чужих харчей! Опять ее отпечатки пальцев!

— Голодная, видать, бедолага. Кассету свою дурацкую ищет, — поморщился Сорин. — Ну ладно, установил — болел Княжин СПИДом?

— Абсолютно точно!

— И продолжал таскать к себе девчонок?

— Именно. По Москве его уже побаивались, слушок-то просочился, так он на провинцию перекинулся. Эта пожирательница тортов, видать, из их числа.

— Девчонка нужна нам позарез, Володин.

— Найду. На днях.

— Да ты же толком и примет ее не знаешь!

— Я на нее уже свое биополе настроил! Почую ее в дождь, ночь, зимой и летом!

— И с такими хвастунами приходится работать. Оставь мне телефон учительницы, а сам начинай изучать эстрадное окружение

Княжина. «Граммофон XXI век», Виктория, «Мятежники», «Золотой колос», Анна Корецкая, Сакта и далее везде.

— Тошнит меня от этой попсы! — с чувством сказал Володин. — Высоцкого люблю. А от этих обезьян с их якобы музыкой — тошнит!

— Желаешь заняться делом «Маугли»? — с тихой надеждой спросил Сорин.

— И то лучше, чем эстрада.

По делу «Маугли» проходил еще не найденный ухарь, который подозревался, и серьезно подозревался, в людоедстве. Кто из шутников уголовного розыска прозвал каннибала Маугли, оставалось неизвестным. Сорин подозревал, что это упражнялся в остроумии эксперт Седов.

Надя проснулась от громкого голоса Джины, которая кричала в коридоре в телефонную трубку с такой силой, будто разговаривала с чертями из преисподней.

— Тетя Тамара, мы будем в срок и одеты так, как надо!.. Успеем, успеем, вы не волнуйтесь, вы же меня знаете!.. Подруга моя это дело еще лучше меня знает! Если надо, и спеть может!.. Ну, на грузинском языке не потянет, но по-русски сколько угодно!.. Хорошо, на месте обо всем этом концерте договоримся!

Надя томно потянулась, прикидывая, что для начала дел своих время еще слишком раннее и можно поваляться, но Джина влетела в комнату и возбужденно сказала:

— Вставай, милка, вставай, нам фарт подвалил, какой редко попадается!

— Что еще? — недовольно спросила Надя. — У меня сегодня без твоих дерганий дел полно.

— Отложишь! — решительно сказала Джина. — Мы с тобой за пару часов такую монету зашибем, за которую шахтеры целый месяц корячатся! И еще к столу сядем да налопаемся от пуза! Ах, черт, ведь у тебя платья черного нет, а в мои ты не влезешь!

— У меня платье вечернее темно-синее.

— А ну покажись.

Надя вытащила свое платье, накинула на плечи.

Джина отнеслась весьма скептически. Надя гордилась этой тряпочкой — сверкающе-синей, с красивыми серебряными звездами, платье сидело на ней в обтяжку и на ладонь было выше колен.

— Темное-то оно темное, да не то! Не к тому случаю! Это для кабака сгодится в самый раз! А у нас другая задача!

— Какой тебе еще кабак? — обиделась Надя. — Из «Бурды» пошито. Платье для коктейлей, а я в нем выступала!

— Именно! А мы с тобой на похороны идем!

— Куда? — ошалела Надя.

— На похороны, милка, на похороны! Слушай меня, и все будет тип-топ! Придется нам подергать за вымя нашу хозяйку!

Она бесцеремонно дернула дверцу громадного шкафа, стоявшего в углу, нырнула в тесно навешанные на плечиках одежды и через минуту выдернула оттуда шерстяное мрачное платье, мешок мешком — без линий и фасона.

— Во! То, что надо! Подпояшешься, подогнешь, и сойдет.

Помимо прочего от платья густо пахло нафталином.

— Для чего сойдет? — спросила Надя.

— Для нашей работы! Плакальщицами будем изображаться! На кавказских похоронах! Одевайся!

— Совестно как-то…

— Ночью нам совестно было? — срезала Джина. — А тут за чистую работу приличные бабки!

— Нашла, что вспоминать, — огрызнулась Надя.

Противное, вонючее платье повисло на ней балахоном, и как его ни подгибай, как ни подшивай, все равно выгладишь старухой.

— То, что надо! — решительно объявила Джина и тут же вылетела в коридор к зазвонившему телефону. Вернулась через минуту, переполненная восторгом:

— За нами машину высылают! Чуешь, какой балшой уважэний! — с кавказским акцентом воскликнула она. — Каждый день бы такая работенка, можно жить, как королева английская!

Золотистый автомобиль с черными стеклами прикатился во двор, вызвав легкое волнение среди пенсионерок, сидевших в тени сиреневых кустов прямо напротив дверей дома, так, что незамеченным пройти было невозможно.

— Встать, стукачки! — диким голосом заорала Джина, глядя на пятерых старух. — Вы что, не видите, что мы в трауре? Что мы на государственные похороны едем?!

Сверкающая машина с черными стеклами, мрачные платья на девушках смутили старух, хотя они были из тех яростных бабусек, закаленных москвичек, которых, кажется, ничем не напугаешь.

Они приподнялись со скамейки, но Джина понимала, что просто так дворовые чекистки унижения не снесут, будет скандал. Надо было еще что-то наврать, ударить так, чтоб они и пискнуть не могли в ближайшее время.

— Стоять смирно! — приказала Джина. — Мы сейчас убываем на тайное и секретное перезахоронение тела товарища Ленина! Ровно через час двадцать все хором начинайте петь гимн Советского Союза!

— Ох, — застонала самая толстая бабка, — Владимира Ильича из мавзолея вымают?

— Да, бабка! — твердо сказала Джина. — Вынем его из мавзолея и бросим на помойку!

— Да что это ты говоришь такое, проститутка! — завопила толстуха. — Товарищ Ленин жил, жив и будет жить! Он вечно будет лежать в мавзолее на Красной площади для трудящихся всех стран!

— Ах, вот как ты мыслишь, старая кобыла! — закричала Джина. — Против государства мыслишь, против президента?! Милиция! КГБ! Взять суку, в подвалы Лубянки ее!

Самое смешное заключалось в том, что на этот призыв дверцы сказочной машины распахнулись, и два амбала в камуфляжной форме, перепоясанные портупеями, ступили на асфальт и озабоченно спросили:

— Кого брать, начальник?

— Вот эту контру! — визгливо зашлась от счастья Джина. — Хватай падлу, тащи на Лубянку, рви ей ногти, круши ребра! Покажи ей, суке, советскую власть! Рыбец тебе пришел, сталинская стерва!

Бабуська не растерялась, старой закалки оказалась. Вся сбледнула с лица, сжалась, спросила испуганно:

— Позволите… Разрешите вещи собрать?

И тут же закачалась, закатила глаза и мягко упала на скамейку, но обморока изобразить не удалось, потому как напугана была всерьез.

— Собирай шмотье! — разрешила Джина. — Через час за тобой «черный ворон» приедет!

Девушки залезли в машину, охранники засмеялись, а старший сказал:

— Либо ты их на всю жизнь напугала, либо теперь они тебе вздохнуть не дадут…

— Они меня сожрут! — засмеялась Джина. — Так, мужики, кого хороним?

— Тофика, — мрачно улыбнулся старший охранник. — Вам о биографии рыдать нечего. И о том, что ему пять пуль в брюхо садили, тоже не распространяйся.

— Вот судьба! — заржал второй охранник. — Говорят, Тофик только во вторник обещался сто баксов подарить тому, кто укажет ему убийц его другана Акима Княжина, а сегодня сам на тот свет отправился.

— Княжина? — невольно переспросила Надя.

— Его самого.

Надя примолкла, испугавшись, а Джина спросила:

— Так вы тетю Тамару охраняете?

— Тамару Артаковну, — уважительно ответил охранник. — Нашу царицу Тамару.

Приехали на Ваганьковское кладбище — подъездные улицы оказались запруженными автомобилями, и милиция перекрыла движение, но их пропустили.

Тамара Артаковна предстала женщиной внушительной, по густобровому лицу ее струился пот, и была она в данный момент злой.

— Здравствуйте, девочки, — мягко сказала она и тут же разъярилась. — С-сволочи! Не похороны, а праздник устроили! Тут не столько друзей, сколько милиции набежало! Ты меня, Джина, по- русски похорони! Жила, как русская, так и схорони. Что делать, знаете?

— Знаем! Не в первый раз! — бодро ответила Джина, а Надя промолчала. Она приметила, как чуть в стороне быстро прошел рослый парень в ладном костюме и косо сидевшей на голове шляпе. Резанул Надю взглядом и исчез. Старший охранник сказал ей тихо: