Дмитрий Вересов - Летний сад Страница 10

Только на Декабристов противный визг автомобильных тормозов остановил бешено мчащиеся картинки.

– Что? Жить надоело? – рыжий водитель выбирался из «Москвича». Между бампером автомобиля и Наташей оставалось совсем немного – всего тридцать роковых сантиметров.

– Ты мне скажи, подруга, – парень, худющий и длинный, чем-то походил на светофорный столб, – кто бы мне передачки на зону отправлял? А? – Но в его смеющихся глазах не было ни агрессии, ни злости.

Девушка тяжело вздохнула. Говорить что-то, объяснять или оправдываться – совершенно не хотелось. «Дядя Степа» согнулся чуть ли не вдвое, заглядывая в ее лицо.

– Ты больная или малахольная? Ладно, не обижайся, если по пути – давай подброшу. Я сейчас по Неве и на Финляндский, годится?

– Угу…

По Галерной и узкому переулку автомобильчик выбрался на набережную.

– Тебе конкретно-то куда? – парень смешно управлялся с рулем. Выгнув обе руки дугой, он держал его за верхний край, а затянутые в стираные техасы колени высились чуть ли не вровень с торпедой.

– Да где-нибудь здесь, – они проезжали мимо Эрмитажа.

– Стоянка запрещена. Ты хоть и злостная нарушительница, но на корабле главный – капитан. Высажу за Кировским мостом.

«На корабле главный – капитан» и «Читай правила, подруга!» – последние слова «дяди Степы» остались в памяти. Облокотившись на гранитную тумбу парапета, Наталья смотрела на рябые невские волны.

«…Главный – капитан». Память вернула ее назад, в тот первый самостоятельный ленинград-ский день. С неудавшимся визитом в порт, с ее наивным желанием смотреть корабли и знакомиться с капитанами. Она грустно улыбнулась. Капитан оказался судмехом, да еще и будущим, но дело капитанское знал туго. Ей вспомнилось ловкое тело Симакова, его неуловимо проворные пальцы и несомненный талант – смешить ее в те самые минуты, когда уставшей девушке больше всего на свете хотелось свернуться калачиком и уснуть.

Симакова сменил Курбатов. Дневные зашторенные сумерки сменились новогодней романтикой горящих свечей и густым сосновым запахом дачи. Наташа вспомнила те бессонные, изнуряющие ночи. Она многое узнала и многому научилась у своего опытного, матерого любовника.

Где-то там, между квартирой на Московском и дачей на берегу залива, мерцает во тьме времени крохотная яркая звездочка – момент зарождения ее ребенка.

«Читай правила, подруга!» В глубине души Наташа не очень верила в успех свадебной затеи. Правда, первоначальный страх неминуемого разоблачения давно растворился в океане Вадимовой нежности. Но порой именно от его безграничной искренности ей становилось настолько не по себе, что хотелось по-волчьи выть или вцепиться в благодушного Домового и разорвать его на куски… Она впервые в жизни физически ощущала разницу между полным незнанием и знанием подробнейшим, и эта нервная физика раздражала ее. Огромных усилий стоило сдерживать себя, принимая чуть ли не ежеминутные доказательства и проявления Вадимовой любви. Постоянно держать себя под контролем, боясь собственного срыва, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: «Хватит ли тебе сил и воли довести дело до конца?», и честно признаваться самой себе после длительного, но – увы! – пустого раздумья: «Не знаю!»

Ведь и в этом она отдает себе полный отчет: именно желание выйти замуж вынудило ее пойти на сохранение ребенка. И, стало быть, заблуждения Иволгина должны быть ей подконтрольны.

Эта сознательная тяжесть была похлеще тренировок, но самое тяжелое было в том, что эта линия поведения являлась собственной находкой, лишенной поддержки стороннего советчика – подруг или кого-нибудь еще. Понимая, что действия ее инстинктивны, Наталья одновременно и верила, и не верила в их успех.

Опять же – и вновь силой инстинкта – она смутно ощущала угрозу со стороны будущей свекрови. Ее не вводило в заблуждение благодушие Иволгиной, наоборот, любое проявление симпатий с этой стороны Наташа воспринимала как демонстрацию недоверия и сомнений.

Сегодня самое главное – успокоиться. Стоит ли ломать голову над тем, кто именно и с каким умыслом поднял эту волну слухов и разнес сплетни по всему свету? Ясное дело, что, кроме будущей свекровушки – Наталью аж передернуло от пришедшего на ум словца – да Курбатова, никому другому это не было нужно. Иволгина защищает сына от возможной душевной травмы, а семейный очаг – от принудительного размена. Здесь все ясно: чужая девка с нагуленным ребенком – слишком явная угроза. Курбатов печется об общественном благе, лишаясь, наверняка, лучшей, в этом Наталья не сомневалась, любовницы и прощаясь с какими-то туманными планами, связанными с предстоящим чемпионатом Европы. В чем там дело, он не разъяснял, говорил намеками, обещая, что ближе к делу она обо всем узнает. А вот вышедшая на свет правда, – да-да-да! все-таки правда, а не сплетня – это совсем другое дело. Как же, позови теперь Соколову на свадьбу… А может быть, наоборот? Именно так теперь и нужно сделать?

Невский ветерок внезапно посвежел, отвлек от невеселых мыслей. Сумерки спустились на Ленин-град. Нева, лишившись суетливых рябинок, казалась темным монолитом.

Наталья вздрогнула. «Может, показалось?» – и она еще пристальнее стала всматриваться в речные волны. Нет, ошибки не было. Маленькое светящееся пятно, увеличиваясь в размерах, двигалось поперек течения в сторону Летнего сада. Девушка, завороженная волшебным зрелищем, замерла.

Молодежь заканчивала приготовления к застолью. Небольшая гостиная Иволгиных, где на белоснежной льняной скатерти сверкал хрусталь, яркими радужными пятнами выделялись закуски, преобразилась. Дим-Вадим был силен и по части этикета, и по части сервировки. Наталья, в общем-то, давно отметившая скромность интерьеров жениха по сравнению с симаковскими или курбатовскими дачными, была даже удивлена. «Как у Золушки – раз, праздник ждет вас!» – она повеселела, пыталась шутить с Димкой.

Иволгин сидел в кресле и с каждой минутой становился все серьезнее и серьезнее.

«Нервничает, зря я на бедолагу страшилок про батю навешала», – Наталья, села к нему на колени и крепко-крепко обняла.

– Проси пощады, хмурый мальчик, и соглашайся на мои условия!

– Пр-рошу, соглашаюсь, – просипел Вадим.

– То-то же, – Наталья прильнула к его губам, – сто пятьдесят поцелуев выкупа!

Лишь трель звонка вернула их к действительности.

– Егеря! Чудо-богатыри, – Домовой выхватил воображаемую шпагу, – с нами Бог да любовь!

Невеста, поддерживая игру, приняла стойку каратистки и, выполнив замысловатую серию движений руками и ногами, громко крикнула:

– Банзай!

«Перефразируя Юлия Цезаря, – думал Вадим, рассматривая будущих родственников, – все беспокойства можно разделить на три группы: зряшные, – он пожал крепкую руку тестя и тут же пропустил мимо ушей его имя-отчество, – незряшные, – ему представили Аллу Владимировну Зорину, первого тренера Наташи, женщину поразительной зрелой красоты, – и какие-то непонятные, – небольшого роста, плотно сбитая женщина окинула его взглядом с ног до головы и, не отпуская его руки, категорично заявила:

– Гожий зятек, не хуже, чем у людей!

За столом они с Натальей пытались устроиться рядом, но тесть решительно разлучил молодых:

– Успеете насидеться, да и не положено до свадьбы. А у нас, почитай, только сговор нынче, – и, подмигнув смущенному Иволгину-старшему, добавил: – Наливай, хозяин, девку пропить треба!

Скорость, с какой опустела первая бутылка водки, хотя четверо присутствующих, включая Домового, ее не употребляли, впечатляла.

Наташа, скептически посматривая на отца, обреченно переглядывалась с Вадимом.

– Оно, конечно, нехорошо, что без знакомства и благословения, да уж дело молодое, понятное! – Дальневосточник встал с рюмкой в руке. Дочь напряженно смотрела на жениха, остальные гости замолчали. – Люди мы с матерью не шибко ученые, но дочь единственную позорить не хотим, – он внимательно посмотрел на Вадима, потом на Наталью, по спине которой пробежали мурашки. – Вот, – широким жестом Забуга бросил на стол банковскую упаковку пятидесятирублевых купюр, – на это свадьбу сыграем, да и молодым найдем, что поднести. – Он помолчал, довольный немой реакцией компании. Но пауза подзатянулась, и будущий тесть предложил: – За то, дорогие новые родственники и вы, Алла Владимировна, давайте и выпьем!

– Я, пожалуй, тоже водки выпью, – подала голос мама Иволгина. – Вадим, подай рюмку, пожалуйста!

На следующий день объединенное семейство Иволгиных-Забуга отправилось тратить привезенные зеленые купюры с портретом В. И. Ленина. Единственной, кто не принимал участия в этой приобретательской вакханалии, была Алла Владимировна Зорина. Правда, полностью уклониться от процесса ей не удалось. Паритетно представляя семейство Забуг в вопросах «городских и тонких», она постоянно вынуждена была присутствовать на заседаниях «чрезвычайного штаба», а потом подолгу отвечать на наивные вопросы Антонины.