Алина Егорова - Сапфиры Айседоры Дункан Страница 10

Буквально все окружение танцовщицы считало своим долгом подчеркнуть ее возраст.

«Пожилая, отяжелевшая, с красным, некрасивым лицом, окутанная платьем кирпичного цвета, она кружилась, извивалась в тесной комнате, прижимая к груди букет измятых, увядших цветов, а на толстом лице ее застыла ничего не говорящая улыбка. Эта знаменитая женщина, прославленная тысячами эстетов Европы, тонких ценителей пластики, рядом с маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом являлась совершеннейшим олицетворением всего, что ему было не нужно. Непонятно, как может она почувствовать смысл высоких стихов поэта». Подобные отзывы слышались отовсюду. Дункан не знала русского языка, и «доброжелателям» было очень удобно в ее присутствии обсуждать ее же.

Мужчины ею восхищались и втайне ненавидели. Восхищались талантом, остроумием, сумасбродством, способностью жить на всю катушку. Они готовы были простить ей все, что угодно, кроме звуков фанфар. Быть успешнее, чем он, – вот чего не мог простить ни один мужчина. Есенина угнетала слава его жены. За границей, куда они отправились вскоре после свадьбы, он оказался мужем Айседоры, а не знаменитым поэтом, которым привык быть на родине. Это было невыносимо и ускорило разрыв их уже хрупких отношений.

В самом начале Айседора знала, что их союз с Сергеем будет недолгим. Но она отдалась чувствам и после говорила, что три года, когда они были вместе, оказались счастливейшими в ее жизни.

За месяц до убийства

Настя начинала медленно закипать. Наглый лохматый пес даже ухом не повел, продолжая в упоении жевать налоговый справочник.

– Чтоб ты подавился, обормот!

После третьей попытки ей все же удалось отобрать у псины книгу, которую ей выдали на работе под расписку.

– Вот зараза! Самые нужные страницы сожрал! – Настя чуть не зарыдала: бумага была разорвана в клочья и не подлежала восстановлению.

Кое-как выдворив Барбоса в прихожую, Настя закрылась на кухне. Она смолола зерна в кофемолке и достала из закромов пирожные – может, поднимут упавшее настроение. Она прибрала на столе, достала свою любимую миниатюрную кофейную чашку с супрематическим рисунком Малевича и положила на хрупкое блюдечко салфетку (в лучших традициях). Сахарница, вазочка с янтарно-желтым абрикосовым вареньем и любимые пирожные «Тирамису». Настя сварила кофе с ароматом карамели и уселась за стол, но насладиться вкусом ей не удалось: из-за двери послышалось недовольное тявканье и рычание, затем раздался скрежет когтей по дверному каркасу. Настиному терпению пришел конец. Недели не прошло, как установили новые двери: лакированное вишневое дерево, украшенное мозаикой из цветных стекол. Она за эту мозаику отдала ползарплаты, уж очень понравилась. Хотя могла бы не шиковать и взять в два раза дешевле – они тоже смотрелись здорово, но Настя решила раз потратиться и окружить себя красотой на долгое время. Приближался ее день рождения, и отец намекнул, что в качестве подарка оформит документы на квартиру. Вдохновленная приятной новостью, Настя принялась обустраивать гнездышко, которое наконец-то станет ее собственным. Кто же знал, что в доме появится стихийное бедствие в виде огромного грязного чудовища?! Сама бы Настя никогда не додумалась притащить с улицы взрослую собаку. Накормить накормила бы, но брать с собой – увольте! Ухаживать за животным нет ни возможности, ни желания. Но у нее есть безалаберная сестра. Кристина на какой-то помойке подобрала бездомного пса и подбросила ей, Настасье. Сама же, вдоволь наумилявшись и потрепав на прощание сбившуюся в колтуны собачью шерсть, упорхнула «по делам». На справедливое возмущение сестры Кристина укоризненно заметила: «Какая ты нетерпимая! Всего на денек. Завтра я передам песика в хорошие руки». Кристинино «завтра» затянулось, она и думать забыла о питомце, и Насте, как всегда, пришлось самой искать выход из ситуации.

Она обзвонила приюты в надежде пристроить Барбоса, но там либо никто не брал трубку, либо вежливо отказывали – мест нигде нет. Предлагать знакомым Настя и не пыталась, это только Кристинка наивно полагает, что все спят и видят в своих квартирах ее охламона. Если еще утром у Насти были какие-то мысли, куда девать зверя, то сейчас она разозлилась и решила поручить это дело тому, кому и следовало – своей беспечной сестрице. Она без всякого удовольствия допила кофе и набрала номер Кристины, но предъявить претензии ей не удалось.

– У меня несчастье, – слезно пожаловалась Кристина, услышав голос сестры.

– Что на этот раз? – сурово поинтересовалась Настя.

– Деньги нужны.

– Зачем?

– На курсы. Они начинаются с понедельника, а нужной суммы не набирается.

Отсутствию денег Настасья не удивлялась, у сестры их не было никогда. Она иногда подбрасывала что-нибудь Кристине, когда у той совсем ничего не оставалось – не чужая все-таки.

Кристина была из тех людей, которые любят создавать проблемы как себе, так и окружающим. Причем последним их всегда достается в изрядном количестве, поскольку они предпочитают перекладывать свои тяготы на чужие плечи. Настя была не намного старше Кристины, но несравнимо мудрее и самостоятельнее. Сестрами они считались условно. Их связывало дальнее родство и то обстоятельство, что они выросли вместе, живя по соседству. Настасья родных ни брата, ни сестры не имела, поэтому считала таковой Кристину. Кристина недостатков в близких не испытывала, но породниться с Настей ей было удобно: никогда ничего не просит, наоборот, всегда помогает.

Блеск хрустальных люстр, свечи и портьеры – роскошь, о которой она мечтала. Это был уголок ее настоящей жизни, той, которой она, несомненно, достойна. Лишь несколько часов в неделю она могла здесь бывать. Пока несколько часов. Кристина верила, что когда-нибудь, наверное, очень скоро, каждый час, каждая минута ее жизни станут протекать именно в такой обстановке, даже в лучшей. Все будет, как в кино про клан миллионеров. А пока кино не наступило, она пыталась уже сейчас хоть совсем понемногу привыкать к своей будущей жизни. Приходила в этот ресторан, садилась за позолоченный столик и проваливалась в сладкие грезы. Стоило только перешагнуть порог «Европы», она окуналась в атмосферу роскоши и сразу начинала чувствовать себя королевой. Голова приподнималась, плечи расправлялись, жесты становились плавными и неторопливыми, и уже не Золушка, а принцесса грациозно ступала по мягким паласам. А чего стоил взгляд! Серые томные глаза, слегка прикрытые веером ресниц, теперь смотрели на мир с превосходством. Еще бы! Кристина так вживалась в свою роль, что не могла отделить мечту от реальности. Платье, купленное на распродаже, собственноручно украшенное стразами, сидело на ней словно наряд от кутюрье, простая заколка в посеченных тусклых волосах выглядела ни больше, ни меньше – диадемой, инкрустированной драгоценными камнями.

Раздались звуки музыки. Кристина хорошо знала эту мелодию. Не только потому, что она часто здесь бывала, а еще благодаря оконченной в детстве музыкальной школе. Сейчас Кристина музицировала редко, лишь когда появлялось особое настроение.

Бесшумно подошел официант: элегантный и безукоризненно вежливый.

– Чай и шоколадное мороженое, – произнесла Кристина.

Она часто делала такой заказ. Это было ритуальное действо: гармонизация в себе мужских и женских энергий. Мороженое символизировало инь, чай – ян. Ела она все это очень прочувствованно, с каждым глотком ощущала, как эти действия соединяют, сонастраивают и усиливают потоки обеих энергий внутри нее.

Кристина взглянула на часы: пора возвращаться домой. Она взяла в гардеробе бледно-песочный плащ и стала не спеша одеваться перед огромным зеркалом. Подкрасив губы морковной помадой, мысленно произнесла аффирмацию: «Я прекрасна, просто великолепна, само совершенство». Из зеркала на нее смотрела молодая женщина, худощавая, с усталой неровной кожей на когда-то симпатичном лице. «Я притягиваю к себе доброе и светлое, я открыта для чудес», – твердила она.

Швейцар в белых перчатках, статный как образцовый офицер, ловко открыл перед ней входную дверь. Небольшая площадка перед рестораном: клумбы, резные фонари и гладкий асфальт – еще несколько мгновений в мире богатства. Затем грязный проспект, дождь и вагон метро.

– Где ты ходишь? Мне ехать давно пора, – услышала она недовольный голос матери, едва переступив порог.

Маргарита Степановна стояла в прихожей. Она была при полном параде: накрашенная и в выходном платье. Рядом крутился мальчик. Он то и дело дергал бабушку за руку, одновременно требуя принести ему пить, поиграть, включить мультик и еще много всего, что только может прийти в голову трехлетнему малышу.

– Зайчик мой! Соскучился! – принялась обнимать сына Кристина.

– Нет! – мальчишка капризно вырвался. – Баба, хочу с тобой! – уцепился он за руку бабушки.