Джон Карр - Ведьмино логово Страница 10

– Оказывается, в табачной лавке можно постричься и побриться, – с удивлением констатировал он. – В конце концов, все это не так уж сильно отличается от Америки.

Он чувствовал себя так отлично, что даже мелкие неприятности казались пустяками. Они встретили миссис Теодозию Пейн, которая мрачно шествовала по Хай-стрит, держа под мышкой свою доску для спиритического сеанса. Шляпка на ней была страшнее смерти, челюсти двигались, как у чревовещателя, а говорила она, как сержант. Тем не менее Рэмпол слушал с отменной, поистине честерфилдовской, вежливостью, терпеливо выслушал все, что она сообщила ему о проделках Люциуса, ее «руководителя», рассеянного и капризного представителя потустороннего мира, который скачет по всей доске и выражается простонародным языком. Дороти заметила, что лицо ее спутника краснеет и приобретает опасно напряженное выражение, и поспешила его увести, пока они оба не расхохотались.

Было уже почти восемь часов, когда они тронулись в обратный путь. Все доставляло им удовольствие, начиная от фонарей, которые были похожи на гробики и горели каким-то чахоточным светом, и до маленькой лавчонки с колокольчиком над дверями, где можно было купить глазированных пряничных зверушек и сборники давно забытых комических куплетов. Рэмпол всегда имел склонность покупать ненужные вещи, руководствуясь двумя здравыми соображениями: во-первых, они ему были не нужны, а во-вторых, нужно же куда-то тратить деньги; и, обнаружив родственную душу, которая не считала это ребячеством, он этой склонности уступил.

Они возвращались из деревни в прозрачных сумерках, держа перед глазами песенники, словно молитвенники, и распевали жалобную песню «Где ты праздновал, мой Гарри, светлый праздник без меня?», причем Дороти было велено умерять свою веселость, когда они доходили до особо трогательных мест.

– Это было волшебно! – заявила она, когда они уже почти дошли до тропинки, ведущей к дому мистера Фелла. – Я никогда не думала, что в Чаттерхэме столько интересного. Как жаль, что надо идти домой.

– Мне тоже это никогда. не приходило в голову, – растерянно подтвердил он. – Только сегодня я это понял.

Они смотрели друг на друга, обдумывая это утверждение.

– У нас есть еще немного времени, – сказал он, как будто важнее этого ничего не было на свете. – Что вы скажете насчет «Розы Блумсбери-сквер»?

– О нет! Доктор Фелл – милейший старик, но должна же я хоть немножко подумать о своей репутации! Я и так видела, как миссис Грэнби, жена полковника, то и дело отодвигала занавеску, пока мы были в деревне. Кроме того, уже становится поздно.

– Ну и...

– Значит...

Оба они были в нерешительности. Рэмполу все казалось нереальным, сердце его колотилось в бешеном ритме. Желтые краски вечернего неба у них над головой померкли, только на западе залегли пурпурные полосы. Аромат цветущего кустарника сделался почти непереносимым. Ее глаза, такие яркие, живые, были в то же время подернуты пеленой – может быть, печали? Они были устремлены на его лицо, словно пытаясь что-то в нем найти... Он смотрел только в них, и тем не менее каким-то образом почувствовал, что ее руки тянутся...

Он схватил и сжал эти руки.

– Позвольте мне проводить вас до дома, – с трудом выговорил он. – Позвольте мне...

– Эгей, это вы? – раздался зычный голос со стороны дорожки. – Остановитесь, подождите минутку!

У Рэмпола ёкнуло сердце – это было почти физическое ощущение удара. Он весь дрожал; держа ее за руки, он чувствовал, что и она тоже вся дрожит. Этот голос ворвался в их мир в момент такого сильного эмоционального напряжения, что они не сразу пришли в себя, но потом Дороти рассмеялась.

На дорожке перед ними вдруг появился, тяжело отпыхиваясь, доктор Фелл, а за ним какая-то фигура, показавшаяся Рэмполу знакомой; да, это был Пейн со своей изогнутой трубкой в зубах. Было такое впечатление, что он ее жует.

Страх... он снова вернулся к нему после нескольких коротких часов...

У доктора было очень серьезное лицо. Он согнулся, чтобы перевести дыхание, опершись бедром на одну палку.

– Мне бы не хотелось тебя тревожить, Дороти, – начал он. – и я знаю, это запретная тема, однако сейчас такой момент, что нужно говорить прямо...

– Чш-ш, – остановил его Пейн. – А как же... м-м-м... гость?

– Он уже все знает. Послушай, детка, это, конечно, не мое дело, я знаю...

– Пожалуйста, говорите. Скажите мне, что случилось?

Она крепко сжала руки.

– Твой брат приходил к нам. Нас немножко беспокоит его состояние. Дело даже не в том, что он сильно выпил. Впрочем, его вырвало, и он почти протрезвел. Дело в том, что он напуган, – это видно по его возбуждению, по тому, как развязно и вызывающе он себя ведет. Нам совсем не хочется, чтобы он проделывал эту дурацкую процедуру, находясь в таком нервозном состоянии. Он доведет себя до того, что с ним что-нибудь может случиться. Ты понимаешь?

– Ну и что? Говорите дальше.

– Твой кузен вместе с пастором повели его домой. Сондерс очень встревожен. Ты, конечно, знаешь, что твой отец перед смертью сказал ему что-то, не подлежащее разглашению, что-то, что он обязался хранить в тайне, равносильной тайне исповеди. Сондерс тогда еще думал, что он не в своем уме, помнишь? А сейчас он начинает в этом сомневаться. Возможно, конечно, что все это пустяки, но... на всякий случай... мы хотим быть настороже. Окно кабинета смотрителя отлично отсюда видно, а наш дом всего в каких-нибудь трех сотнях ярдов от тюрьмы. Понимаешь?

– Да.

– Сондерс, я и мистер Рэмпол, если он пожелает, будем все время наблюдать. К тому времени взойдет луна, и мы увидим, как Мартин войдет внутрь. Нам достаточно разместиться на краю лужайки, и мы будем отлично видеть тюремные ворота. Малейший шум, малейшая тревога – и тут же Сондерс с этим вот молодым человеком бегут через луг и оказываются на месте, прежде чем призрак успеет ускользнуть. – Он улыбнулся, положив руку ей на плечо. – Все это, конечно, вздор и пустяки, но такой уж я беспокойный старик. К тому же я – старинный друг всей вашей семьи, знаю вас бог весть сколько времени. Итак, в котором часу начинается бдение?

– В одиннадцать.

– А-а, я так и думал. Значит, как только он выйдет из Холла, звони нам по телефону. И мы станем наблюдать. Ему ты ничего, конечно, не говори; это, в общем-то, не полагается, и если он узнает, то в этом своем состоянии – сам черт ему не брат! – обязательно сделает что-нибудь не так и спутает нам все карты. Но ты можешь ему намекнуть, пусть сядет где-нибудь поближе к окну, чтобы был виден свет.

– Я знала, что здесь что-то затевается, – сказала Дороти, тяжело переведя дыхание, – знала, что вы от меня что-то скрываете. О Господи, зачем ему вообще нужно туда идти? Почему мы не можем нарушить эту дурацкую традицию и...

– Это невозможно, в этом случае вы теряете имение, – отрезал Пейн. – Прошу прощения, но условия именно таковы, и я обязан проследить, чтобы все было исполнено. Я должен вручить наследнику ключи – ему предстоит отпереть не одну дверь. Возвращая мне ключи, он должен мне показать какой-нибудь предмет, взятый им из сейфа, – неважно, что это будет, лишь бы было доказательство, что сейф действительно открывали.

Адвокат снова стиснул зубами черенок трубки. Белки его глаз, казалось, фосфоресцировали в темноте.

– Не знаю, как остальным, джентльмены, но мисс Старберт все это было известно, – ворчливо продолжал он. – Если уж мы начали говорить откровенно, позвольте мне пояснить вам мое положение. Об этом я могу кричать хоть с колокольни. До меня поверенным семейства Старбертов был мой отец, он и отвечал за юридическую сторону дела, а до того этим занимался его отец, затем отец его отца и так далее. Я касаюсь этих деталей, джентльмены, для того, чтобы вы не считали меня идиотом, помешанным на формальностях. Даже если бы я мог нарушить закон, я бы ни за что не согласился обмануть доверие моих клиентов, не выполнив обязательств, связанных с порученным мне делом.

– Да пусть оно провалится, это имение! Неужели вы думаете, что кто-нибудь из нас заплачет, если...

– Ну, знаете, он ведь не такой дурак, – раздраженно оборвал ее Пейн, – как бы вы с Бертом к этому ни относились. Господи Боже мой, неужели вам так хочется превратиться в нищих, не говоря уж о том, что все над вами будут потешаться? Возможно, вся эта процедура выглядит глупо. Но существует закон и существует вверенное мне дело. – Он сложил вместе ладони, так что получился легкий хлопок. – А вот что глупее всего, так это ваши страхи. Ведь после тысяча восемьсот тридцать седьмого года во время исполнения обряда ни с одним из Старбертов ничего дурного не случилось. И только потому, что ваш отец, когда его скинула лошадь, случайно оказался возле Ведьмина Логова...

– Довольно! – жалобно воскликнула Дороти.