Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция» Страница 10

Вера рассеяно кивнула, и на ее глазах навернулись слезы. Успокаивающее переставало действовать, уступая место вновь разгорающимся эмоциям.

Лосневский подошел к ней и положил на стол визитку.

– Если вдруг что-то вспомните, наберите мне. В любое время.

Последняя фраза секретарши советника догнала их уже в дверях, заставив обоих обернуться. Было в двух словах столько злобы, мольбы, экспрессии, что их не могла произнести женщина, пребывавшая в глубоком унынии. Слова хлестко ударили пространство, эхом отразились от стен, вдребезги разбив гнетущую тишину.

– Найдите его!

Требовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и определить приоритеты.

Как всегда, в самом начале следствия вопросов было больше, чем ответов. И как водится, свидетели не торопились прояснить ситуацию. Ощущение, что находишься перед высокой стеной с закрытой дверью, не покидало Леднева. Он тщетно старается подобрать ключ к замку, основываясь только на собственных ощущениях. Он один. Ни следователь Лосневский, ни Илья Ильич Панов – не в счет. Он единственный из всех следственных органов заинтересован в реальном раскрытии преступления, выявлении настоящего мотива и поимке преступника. Остальные – часть системы правоохранительных органов и вынуждены подстраиваться под нее. Сегодня они – конъюнктурщики. Система требует результата в кратчайшие сроки, система должна покарать преступника. Не того, кто убил, а того, кого назначат виновным, уложившись в установленные временные рамки. И бороться с системой нельзя – она задавит любого, вставшего на ее пути.

С ним же ситуация иная. Его патрону нужен реальный расклад, истинный заказчик преступления. И Леднев не загнан в жесткие тиски времени. Раньше он мог только мечтать о подобном: ему предоставлен карт-бланш.

Он повернулся к Виталию Лосневскому, заканчивающему, наконец, оформлять протокол изъятых вещдоков.

– Ты с губернатором беседовал?

В ответ следователь гневно сверкнул глазами:

– Пытался. Был послан по матери. – От дальнейшего проявления эмоций он предусмотрительно воздержался.

Дело ясное: официальный представитель Следственного управления и глава края – птицы разного полета, прямые, которые как не изгибай, никогда не пересекутся.

Губернатор еще и за публичное оскорбление сочтет, если следователь отважится его на беседу пригласить. Ситуацию мог бы помочь разрешить Илья Ильич, но тот пока предпочел в стороне постоять, поглядеть, чья чаша весов перевесит…

Леднев уверенно вошел в кабинет, не предваряя свой визит стуком в дверь. Он – сыщик, который идет по следу. Главнее сыщика при осмотре места преступления – только следователь, но если следователю дали от ворот поворот, то его никто остановить не сможет. Только пуля.

При мысли о пуле Василий Петрович поежился. В мозгу сама собой всплыла картина с кровавым пятном за креслом советника, с вырубленным из стены и взятым на экспертизу куском материала, в котором она застряла.

Губернатор окинул вошедшего недобрым взглядом, продолжая собирать бумаги со стола в новенький, с иголочки кожаный портфель с золотыми пряжками.

– Я сказал: мне некогда! – тон не предполагал никаких препирательств. – Устроили здесь балаган. Работать невозможно!

– Боюсь, вы немного не по адресу, Юрий Алексеевич, – Леднев извлек из кармана корочку помощника депутата. – Я, так сказать, приданные силы. Помогаю следствию разобраться в ситуации.

Юрий Алексеевич Колобов губернаторствовал не первый год, имел четверть века политического стажа, визитеров в своем кабинете видывал разных и никому не позволял диктовать условия. Так что сомнительная должность советника какого-то депутата – он не разглядел кого именно – его нисколько не вдохновила. Таких самонадеянных и самодовольных давить надо на корню, пока голову не подняли от безнаказанности.

– Выйдите за дверь! У меня через полчаса деловая встреча. Некогда терять время на мелочи.

Удобно расположившись в кресле напротив, Леднев не на шутку удивился:

– Убийство на рабочем месте высокопоставленного члена краевой администрации – это мелочь?! Что же тогда, по вашему мнению, чрезвычайное происшествие? Сядьте и уделите мне пятнадцать минут! Ничего страшного, если вас, Юрий Алексеевич, немного подождут.

Колобову показалось, что на него вылили ушат ледяной воды. Подобным тоном с губернатором никто и никогда не разговаривал. Чиновники администрации Президента – не в счет. Дыхание перехватило, кровь отлила от лица, сделав его бледно-серым, похожим на пергаментный лист армянского лаваша. Пораженный, он истуканом застыл на месте, но быстро нашелся, чтобы постараться восстановить статус-кво:

– Как вы говорите… Василий Петрович? На сколько я понимаю, вы – лицо неофициальное, скорее даже постороннее на месте происшествия. Ваше присутствие вызывает большие вопросы к следственным органам, и мы это обязательно обсудим с соответствующими руководителями. А сейчас попрошу освободить помещение! – его рука безапелляционно указала на дверь. – Будут официальные полномочия – милости просим…

Ни один мускул не дрогнул на лице Леднева, и только вздувшаяся жилка на шее говорила о его бешенстве. Не собираясь сдавать позиций, он всем своим видом демонстрировал, что чувствует себя в кабинете губернатора вольготно и уходить никуда не торопится.

– Мне не интересно препираться с вами, Юрий Алексеевич, – в противовес губернатору он снизил тон и говорил почти шепотом. – Я здесь по прямому указанию Владимира Ивановича Васнецова. Ва-сне-цо-ва, – фамилия шефа была произнесена по слогам для пущей убедительности. – И если вам необходимо официальное подтверждение моих полномочий, поверьте, оно обязательно будет. Вместе с объединенной комиссией Следственного комитета и ФСБ. С официальными заявлениями по центральным телеканалам. С выемкой необходимой документации… И когда доклад о результатах работы комиссии попадет в администрацию Президента – вот тогда начнется сущий ад для всего руководства Южноморского края и для вас лично. Происходящее сегодня покажется раем…

Услышав упоминание про рай и ад, а пуще того – фамилию руководителя думской комиссии по безопасности, Колобов понял, что своим поведением безответственно пилит сук, на котором сидит со всеми удобствами. Что там в действительности произошло со Штурминым – не ведомо, но совершенно точно, что никто не заинтересован в придании огласке этого дела. Несмотря на близкую к кристальной честность советника, проверяющие наверняка раскопают что-нибудь нелицеприятное, ухватятся за эти факты и начнут трясти ими на каждом углу. Если же все пройдет тихо, то со временем можно будет договориться, сгладить острые углы, решить скользкие вопросы. ЧП забудется, и жизнь войдет в прежнее русло. Публичность же погубит всех, породит такую волну, которая камня на камне не оставит: и в крае, и за его пределами. И как только вся пена поднимется на поверхность, станет достоянием гласности, его, Колобова, по голове не погладят. Тогда никто не вспомнит прежних заслуг, не оценит, что после развала девяностых буквально поднял Южноморск с колен, возродил хозяйство, создал образцово-показательный край в ЮФО.

Хорошо, если просто снимут, а не возбудят уголовное дело под каким-нибудь благовидным предлогом. Подобные прецеденты уже случались.

Он отставил портфель в сторону и опустился на кресло, положив сцепленные в замок руки на стол.

– Я так понимаю, речь пойдет о советнике?

– Без сомнения. Расскажите о его профессиональной деятельности.

Юрий Алексеевич задумчиво пожевал мясистую губу, стараясь определиться, с чего начать. И начал с того, о чем его совсем не спрашивали.

– Борис Андреевич удивительный человек был. Не современный. Из другой эпохи.

Сами понимаете, офицеры бывшими не бывают. Вот он и сочетал в себе врожденное чувство справедливости, честность и порядочность. Именно такими советская пропаганда рисовала героев-военных и передовиков производства. Он точно с агитплаката к нам сошел: статный, сильный, уверенный в правоте своего дела. Знаете, «гвозди бы делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей!» – процитировал Колобов известные строки Николая Тихонова, сокрушенно качая головой. – Нет, таких сейчас не делают. Такие люди не родятся нынче. Измельчал народец… Железной воли человек был, с открытой душой.

Мы многое потеряли с его смертью. Почти все потеряли, что пестовали долгие годы подряд.

– А конкретнее?

– Я расскажу сначала, – Колобов, испрашивая одобрения, воззрился на Леднева, – мне проще будет, а вам, думаю, понятнее.