Ежи Эдигей - Завещание самоубийцы Страница 10

- У вас есть две возможности: либо взять опытного адвоката и постараться выиграть процесс, либо достичь полюбовного соглашения с Ярецкой. Насколько я понимаю, та сторона по определенным соображениям хотела бы избежать суда.

- Понимаю! - Ковальский был не лыком шит.- Бабе невыгодно, чтобы попы узнали, что дароносицы им псих делал. Вот и хочет уладить дело по-тихому.

- Предположим, что вы правы.

- А как бы это полюбовное соглашение выглядело?

- Вы должны сделать у нотариуса заявление, где будет сказано, что ввиду явной ошибки Ярецкого вы не принимаете наследства. Тогда все наследует жена.

- Соображаю. А они мне за это в ручку?

- Именно так.

- Если дадут сто тысяч, я соглашусь.

- Хорошо. Я сообщу об этом поверенному Яредкой - адвокату Ресевичу. Он, кстати, тоже работает в нашей конторе. Если вы хотите, я могу пригласить его сюда.

- Нет уж, лучше я с вами буду дело иметь. Дадут они мне сто тысяч?

- Не знаю. Я бы не дал. Предпочел бы судиться.

- Ну а пятьдесят? - Первый запрос был, очевидно, «пробным шаром». Теперь Ковальский делал конкретное предложение.

Рушинский догадался, что и эта цена завышена.

- Не много ли, пан Ковальский? Ведь вы, в сущности, получаете деньги ни за что.

- А вот нет! За то, чтобы суда и писак не было. Вот как редактор тиснет на первой странице «Экспресса» этакую статеечку, тогда посмотрим, какой вид у них будет. В Варшаве на Воле есть еще один спец по медальончикам со святыми угодниками. Пекарняк его фамилия. Он тот час разошлет эту газетку по всем приходам Польши.- Ковальский неплохо разбирался в конкурентной борьбе изготовителей ритуальных предметов для костелов и решил использовать ее.- Ведь больше потеряет чернявая уродина, чем пятьдесят тысяч кусков. Иу что для нее эти деньги?

- Я еще раз повторяю, пан Ковальский, мне в данном случае сказать вам нечего. Сейчас я иду к адвокату Ресевичу и передам ему ваше предложение. Подождите меня минутку.- С этими словами Рушинский покинул свои «апартаменты».

- Слушай, Кароль,- разговор уже велся в боксе Ресевича.- У меня сейчас Ковальский. Он согласен пойти на мировую, но хочет пятьдесят тысяч.

- Спятил! - коротко, но ясно выразил свое отношение к этому предложению адвокат Ярецкой.

- А вы сколько предлагаете?

- Когда я разговаривал с моей клиенткой, речь шла о десяти тысячах. Возможно, она согласится как максимум на двадцать. Но пятьдесят тысяч - это просто нахальство! Скажи ему, Метек, чтобы он выбросил эту дурь из головы.

- Ковальский не дурак,- заметпл Рушинский.- Он прекрасно понимает, почему Ярецкая хочет избежать суда, и намерен использовать это.

- Тем не менее о такой сумме не может быть и речи. Я сам буду отговаривать клиентку.

- Как знаете. Я сообщу Ковальскому ваше мнение. Едва Рушинский переступил порог своего бокса, как

Ковальский спросил его:

- Ну как? Согласны?

- Нет. Они считают, что слишком много.

- Сколько же дают?

- Адвокат Ресевич говорил о десяти тысячах.

- Ну, уж нет! Пусть я ничего не получу, но они всю эту кашу будут на суде расхлебывать.

- Каково же будет ваше последнее предложение?

- Тридцать тысяч. И ни злотым меньше. Я отдаю им всю мастерскую, а они не хотят выложить даже этих нескольких тысчонок.

- Хорошо. Я еще раз попытаюсь поговорить с адвокатом Ресевичем.- С этимп словами Рушппский поднялся и вышел.

- Тридцать тысяч - очепь большая сумма,- сказал Ресевич.- Этот вопрос я один решить не могу. Я должен поговорить с Ярецкой. Пойду позвоню ей. Подождите меня.

Рушннский вернулся к себе:

- Нужно подождать. Ресевич ведет переговоры с Ярецкой.

Минут через пять в бокс вошел Ресевич.

- Станислав Ковальский? - Ресевпч поздоровался с наследником.- Я только что говорил с моей клиенткой. Она согласна на тридцать тысяч. А вы, пан Ковальский, должны подписать нотариальное заявление об отказе от наследства.

- Почему ж не подписать! Если денежки выложите, то подпишу что требуется.

- Следовательно, договорились. Худой мир лучше доброй ссоры.- Адвокат вдовы, в сущности, был рад, что удалось избежать процесса, который обещал быть длительным.- Что касается срока, то лучше сделать все как можно быстрее. О деталях вы договоритесь с адвокатом Рупшнским. А сейчас прошу извинить меня, но я должен покинуть вас. Ничего не поделаешь - ожидает клиент.

- Мне тоже не терпится,- сказал Ковальский после ухода Ресевича.- А ведь обобрали они меня…

- Помилуйте, это ли не выгодная сделка! Тридцать тысяч - немалые деньги.

- Ладно уж, подпишу. Только чтобы и вы тоже там, у нотариуса, были. Вы все проверите. Я этой черной ведьме не верю. Как начнет своими зелеными зенками буравить, так они, помощники нотариуса, обалдеют и понапишут все, чего она захочет. Я лишь тогда поставлю свою подпись, когда они вам в руки наличные выложат. А как будем выходить из конторы, вы мне их отдадите.

- Спасибо за доверие,- усмехнулся Рушинский.

- Я о вас много хорошего слышал. Вы одного моего кореша защищали. Он мог схлопотать пять лет, а получил только полтора года. Кореш рассказывал, что вы, пан меценат, так их всех разделали в судебном зале, так им раз-доказали, что и сам он начал думать, а может, и впрямь

не он обчистил тот чердак на Броней…

- Припоминаю, Вавжинец Фабисяк.

- Ну, и память у вас,- просиял Станислав Ковальский.

- Л теперь, когда мы покончили с делом, скажите, только без вранья, каким образом вы узнали содержание завещания Ярецкого?

- Я и сам толком не знаю, пан меценат.

- Как это так?

- А так,- начал Ковальский.- Вернулся я домой в конце мая. Жена говорит - тебе письмо. Ну, думаю, опять какая-нибудь повестка. Вечно ко мпе цепляются: то на комиссию вызовут - почему, мол, не работаешь, а то снова в суд. Однако, гляжу, на этот раз что-то другое. Обычный почтовый конверт. Заказное письмо. Прочитал и вижу: кто-то разыграть меня надумал, одурачить захотел…

- Цело у вас это письмо?

- Оно со мной.- Ковальский вытащил из кармана пиджака уже изрядно замызганный конверт и подал адвокату.

Пан Ковальский!

Умер Влодзимеж Ярецкий, тот, который изготовлял предметы религиозного культа. На Хелминской, дом семнадцать. Вы знаете его, так как не раз бралн у него товар. Перед смертью Ярецкий составил завещание и завещал Вам все свое состояние.

В завещании Ярецкий указывает, что делает это потому, что Вы во время Варшавского восстания вытащили его из-под развалин. Перед войной он жил на Старувке, на улице Закрочимской. Запомните это хорошенько и заявите, что Вы спасли Ярецкого. Прибавьте себе десять лет, иначе никто Вам не поверит.

Вы сами убедитесь, что я пишу правду. Через несколько дней Вы получите вызов к адвокату Мечиславу Рушинскому в нотариальную контору № 104. Адвокат официально ознакомит Вас с содержанием завещания. Дело идет о больших деньгах. Будьте осторожны, не засыпьтесь. Мастерская, которую Вы получаете, стоит миллион злотых. Письмо уничтожьте, лучше всего сожгите, ибо если его прочтут, то станет ясно, что вся история со спасением Вами Ярецкого - липа. Наследства Вам тогда, конечно, не видать.

Держитесь, твердо одной версии, не болтайте лишнего, особенно адвокатам и в суде.

Друг

Письмо было отпечатапо па машинке, на белом нераз-линовашюм листе бумаги. Подписи от руки, даже какой-либо неразборчивой закорючки, не было. Даты - тоже. Адвокат осмотрел конверт. Письмо отправлено с Варшавского главного почтамта 20 мая. Какая удивительная оперативность! Ведь 20 мая утром милиция обнаружила труп Ярецкого. Поистине потрясающая осведомленность была у этого «друга». Адвокат вложил письмо в конверт и положил его на стол.

- Когда я прочитал это,- сказал Ковальский,- то подумал: не иначе как кто-то из дружков надумал красивой шуточкой поразвлечься, разыграть меня решил. Гадаю, кто бы это? Морду хотелось расквасить этой дряни, чтобы в другой раз неповадно было… первоапрельскую шуточку в мае выкидывать!

- Однако вы письмо не сожгли.

- Каждый человек свой опыт имеет. Если мне говорят: сожги,- значит, надо хранить получше.

- Правильно.- Адвокат даже рассмеялся, выслушав эту своеобразную философию.

- Вскоре действительно пришло письмо, и вы пригласили меня в съязи с наследством по завещанию Влодзимежа Ярецкого. Тогда я понял, что тот тип не врал. А здесь, у вас, и совсем убедился, что все как есть сходится, слово в слово.

- Вы кого-нибудь подозреваете? Кто мог написать? Может, кто из работников мастерской?

- Я там никого не^знаю. В самой мастерской никогда не был. Заходил только в конторку к Ярецкому или к его жене, когда закупал товар. Вы думаете, я у них часто бывал? Раза три, не больше. А там и совсем перестал…

- Получили в кредит - и поминай как звали?

- Вот баба, и об этом наболтала! С чего отдавать-то? Дали бы товару на тысячу или побольше, тогда и барыш был бы. А с двухсот злотых какой оборот? Да и кто такую мелочь отдает? Вот вы, пан меценат, разве рассчитывали, что я верну вам те две красненькие?