Рекс Стаут - Современный Американский детектив Страница 10

Мистер Эверс хмуро посмотрел на меня.

— Я ничего не понимаю. Ваш клиент — газета?

— Нет.

— Журнал? «Тайм»?

— Нет. — Я решил чуточку превысить данные мне полномочия. — Я могу только сказать, что это частное лицо, считающее, что ФБР злоупотребляет своими правами.

— Не верю. Все это мне весьма не нравится. — Он нажал кнопку звонка на столе. — Вы из ФБР?

Я ответил отрицательно и продолжал было говорить, но в открывшейся двери показалась приведшая меня сюда женщина, и Эверс резко приказал ей:

— Мисс Бейли, проводите этого человека до лифта.

Я попытался возражать и сказал, что, если бы он обсудил вопрос с Ниро Вульфом, самое худшее, что могло произойти, так это аннулирование правительством заказа его фирме (очевидно, и без того уже аннулированного), в то время как любая возможность сохранить его… Однако Эверс уже протянул руку к еще одной кнопке на столе, и по выражению его лица я понял, что дальнейший разговор бесполезен. Я встал и, сопровождаемый секретаршей, вышел из кабинета, причем сразу же в приемной снова убедился, какой это был для меня невезучий день. Едва только за мной закрылась дверь, как из лифта вышел человек, которого я никак не мог назвать незнакомцем. Около года назад, во время работы над одним делом, мне пришлось познакомиться с сотрудником ФБР по фамилия Моррисон. Именно он и появился из лифта.

— Ну и ну! Разве Ниро Вульф теперь тоже применяет электронику? — поинтересовался он, протягивая мне руку.

— Стараемся не отставать от других, — ответил я, дружески пожимая ему руку и улыбаясь. — Мы намерены оборудовать микрофонами одно здание на Шестьдесят девятой улице[2]. — Я подошел к лифту и нажал кнопку вызова. — Вот я и знакомился тут с последними новинками.

Моррисон из вежливости улыбнулся и заметил, что теперь, наверное, сотрудникам ФБР придется между собой на службе разговаривать кодом. Дверца лифта открылась, и я вошел в кабину. Да. день сегодня был действительно невезучий. Конечно, особенного значения это не имело, поскольку с Эверсом у меня все равно ничего не вышло. Однако невезение никогда не радует, и лишь одному Богу было известно, как мы нуждались, чтобы нам повезло. Выйдя на тротуар и направляясь в деловую часть города, я тяжело ступал по твердому асфальту, а не летел на крыльях, как мне бы хотелось.

Прошло более двадцати минут, и Эл уехал. Однако в это время дня таксистов на Первой авеню было сколько угодно; я подозвал одну из машин и дал водителю адрес.

Глава 4

Вечером в ту среду, без четверти одиннадцать, усталый и настроенный пессимистически, я поднялся на крыльцо нашего старого кирпичного особняка и нажал кнопку звонка. Дверь была закрыта изнутри на цепочку, и сам открыть ее я не мог. Впустивший меня Фриц спросил, не хочу ли я отведать жареной утки с керри, но я ворчливо отказался. Сбросив пальто и шляпу, я прошел в кабинет, где. за письменным столом сидел этот расплывшийся гений, удобно устроившийся в сделанном для него по специальному заказу кресле (чтобы оно могло вместить тушу весом в одну седьмую тонны); перед ним на подносе стояла бутылка пива, и он был погружен в чтение книги «Сокровища нашего языка» Линкольна Барнетта. Я подошел к своему столу, резко повернул вращающийся стул и сел. Он должен был взглянуть на меня по окончании очередного абзаца.

Так и произошло. Он даже вложил в книгу закладку — тоненькую золотую полоску, подаренную ему несколько лет назад одним клиентом, и заметил:

— Ты, конечно, обедал?

— Нет, я не обедал. — Я положил ногу на ногу. — Извините, пожалуйста, что я болтаю ногами. Я съел что-то очень жирное, забыл даже, что именно, в какой-то отвратительной забегаловке в Бронксе.

— Фриц подогреет утку и…

— Нет, я уже сказал ему, чтобы он этого не делал. Это был самый паршивый день в моей жизни, и я хочу хотя бы закончить его нормально. Сперва я отчитаюсь перед вами, а потом отправлюсь спать. Во-первых…

— Черт побери, но ты должен поесть!

— А я говорю — нет. Дело прежде всего.

Я сделал устный доклад и, в частности, сообщил о двух парнях в машине, номер которой я записал. В конце я высказал несколько соображений, а именно: а) нам не к чему тратить время на проверку того, кому принадлежит эта машина, б) Сару Дакос, очевидно, следует вычеркнуть из нашего списка, а если оставить, то только для возможных справок в дальнейшем, в) если есть какие-то материалы, компрометирующие семью Бранер, наша клиентка пока не беспокоится, что они могут всплыть на поверхность.

Я встал и протянул ему подписанное миссис Бранер письмо, но он лишь взглянул на него и велел убрать в сейф. Затем я доложил о посещении Эверса и, конечно, о встрече с Моррисоном и высказал глубокое убеждение, что в данном случае вел себя неправильно, ибо мне следовало заявить Эверсу о наличии у нас секретной информации, которой он не обладает, которую добыть не сможет, и о том, что ему придется нам заплатить. Это было бы довольно рискованно, но, возможно, вызвало бы его на откровенность. Вульф покачал головой и заметил, что его сделало бы вас слишком уязвимыми. Я достал с полки словарь и отыскал нужную страницу.

— «Доступный для ранения, — прочитал я вслух. — Не защищенный от нападения или повреждения», — вот что означает выражение «уязвимый». Да, трудненько найти кого-нибудь более уязвимого, чем мы сейчас. Однако я хочу закончить свой отчет за день. Я потратил много времени на розыски Эрнеста Мюллера, обвиняемого в укрытии краденого и сейчас освобожденного на поруки; он вел себя еще хуже Эверса. Ему пришла в голову мысль стукнуть меня, причем он был не один, и мне пришлось отреагировать: возможно, я сломал или вывихнул ему руку. Затем…

— Ты не пострадал?

— Пострадали только мои чувства. Затем, отведав сала, как я уже докладывал, я отправился на поиски Джулии Фенстер, которую судили по сфабрикованному обвинению в шпионаже и оправдали. Я потратил целый вечер, пытаясь найти ее, а нашел лишь ее братца, и он оказался типом что надо. Никогда еще так бесполезно не проводил день. Это прямо-таки рекорд. А ведь мы выбрали эти три дела как наиболее перспективные. Я просто сгораю от нетерпения узнать программу, запланированную вами на завтра. Я положу ее себе под подушку.

— Частично тут виноват твой желудок, — заметил Вульф. — Ну, если не утку, тогда хоть яичницу?

— Нет.

— Икру? У нас есть фунт свежей.

— Черт возьми, вы же прекрасно знаете, как я люблю икру, но сейчас это было бы надругательством над таким деликатесом.

Вульф налил пива, подождал, пока опала пена, выпил, облизал губы и долго молча смотрел на меня.

— Арчи, — сказал он наконец, — ты, наверное, хочешь вынудить меня возвратить аванс?

— Нет. Я знаю, что мне это не удастся.

— В таком случае ты занимаешься пустословием. Тебе хорошо известно, что мы взялись за работу, которая, логически рассуждая, абсурдна. Мы оба пришли к такому мнению. Маловероятно, чтобы какое-нибудь из сообщении мистера Коэна было бы нам полезно, но исключать такую возможность нельзя. Определенный элемент случайности есть в расследовании каждого дела, ну а сейчас мы целиком зависим от случая. Мы должны ждать, чтобы нам повезло. Распоряжаться событиями мы не можем, но должны делать так, чтобы они происходили. У меня нет для тебя заданий на завтра. Все зависело от того, что ты сделал сегодня… Однако не следует утверждать, что день сегодня прошел без пользы. Возможно, что-нибудь из сделанного тобой подстегнет кого-нибудь на какие-то действия. Это может произойти завтра, а может быть, и на будущей неделе. Сейчас ты устал и голоден. Черт тебя побери, поешь чего-нибудь!

Я отрицательно покачал головой.

— Так как же относительно завтра?

— Поговорим об этом утром.

Он снова принялся за книгу.

Я встал, пнул ногой кресло, запер письмо в сейф, отправился на кухню и налил себе стакан молока. Фриц уже ушел спать. Внезапно сообразив, что надругательство над икрой в такой же степени относятся и к молоку, я вылил его обратно в пакет, взял другой стакан и бутылку виски, налил полстакана и хватил добрый глоток. Это сразу устранило во рту привкус жира. Затем я проверил, хорошо ли закрыта дверь, допил виски, сполоснул стакан и поднялся в свою комнату, где облачился в пижаму и домашние туфли.

Я подумал, что неплохо было бы воспользоваться одеялом с электроподогревателем, но тут же отказался от этой мысли. В конце концов, должен же человек испытать иногда и некоторые неудобства. Со своей постели я взял только подушку, а простыни и одеяла захватил из шкафа в вестибюле. Нагрузившись таким образом, я прошел в кабинет и принялся стелить себе на кушетке. Я уже развертывал одеяло, когда послышался голос Вульфа:

— Я сомневаюсь в необходимости этого.