Кен Бруен - Стражи Страница 10

Саттон заметил:

— Ну конечно, будто кто-то это читает. Мы тщательно все обыскали, но ничего не нашли. — А потом спросил: — Ты уверен, что здесь кто-нибудь живет?

— В шкафу одежда, в холодильнике — продукты.

Саттон прислонился к стене в гостиной и сказал:

— Видишь этот ковер?

— Наверняка дорогой.

— Видишь, пол неровный? Вон там, у торшера, немного выше, чем тут.

— И что?

— Так давай эту дрянь скатаем.

Убрав ковер, мы обнаружили шатающиеся половицы. Саттон наклонился, отодвинул их и начал доставать из-под пола видеокассеты. Еще пачку журналов. Один взгляд на обложку — и сразу стало ясно: детская порнография.

— Положи эту гадость на стол, — велел Саттон.

Я послушался.

Мы проверили пару кассет. То же самое.

— Что теперь? — спросил Саттон.

— Подождем хозяина.

Мы совершили набег на холодильник, нашли очень симпатичные стейки, пожарили их. Примерно в половине седьмого — только я слегка задремал — мы услышали, как кто-то открывает ключом дверь. Саттон спокойно стоял. Форд вошел в гостиную и лишь тогда заметил нас. Саттон перекрыл путь к двери. Форд взглянул на стол, на лежащие там журналы и кассеты. Если он и запаниковал, то ловко скрыл. Только спросил:

— Что вам нужно?

— Информацию.

— Вот как.

— Расскажи мне про Сару Хендерсон и других девушек.

Форд сел, взглянул на Саттона и промолвил:

— Еще один бывший полицейский.

— Это важно?

— Нет, думаю, что нет.

— Тогда, мистер Форд, выкладывайте все.

— Да нечего выкладывать. Мистер Плантер любит молоденьких девушек. Иногда ситуация выходит из-под контроля, они начинают угрожать. Ну что я могу сказать? Они впадают в депрессию, слишком далеко заплывают.

До этого я сохранял спокойствие. Но что-то меня достало — самодовольное выражение, презрение в голосе. Я встал и ударил его по лицу. Схватил за грудки и поставил на ноги. Он плюнул в меня. Я оттолкнул его, он покачнулся, упал и ударился головой о журнальный столик. Остался лежать неподвижно.

Саттон пощупал пульс:

— Сдох гад.

— Что?

— Он умер.

— Господи!

— Нам лучше поскорее отсюда убраться. Давай-ка все приберем.

Мы даже положили кассеты на место. Уходя, Саттон протер все дверные ручки и сказал:

— Давай надеяться, что они подумают, будто он упал нечаянно.

Саттон довез меня до дома. По дороге мы не разговаривали. Теперь он спросил:

— Мне зайти?

— Нет.

— С тобой все будет в порядке?

— Понятия не имею.

— Слушай, Джек… Это был несчастный случай. К тому же велика ли потеря? Этот парень — настоящее дерьмо, воздух без него станет чище.

— Да. Увидимся.

Не успел я открыть входную дверь, как появилась Линда и сказала:

— Привет, Джек.

Я не ответил, протиснулся мимо. Слышал, как она возмутилась:

— Это надо же!

Да плевал я на нее! Прежде всего я принял душ. Так тер кожу, что стало больно. Все еще ощущал слюну Форда на своем лице. Как ожог. Зазвонил телефон, я снял трубку и проворчал:

— Что надо?

— Джек, это Энн.

— Да… так в чем дело?

— Ты в порядке?

— Черт. Перестаньте вы все задавать мне этот дурацкий вопрос. — Я швырнул трубку.

Надел рубашку большого размера с надписью:

Напялил древние штаны. Еще одной стирки они не выдержат. Обычно в этом облачении я мерзну.

Но не на этот раз.

Достал бутылку коньяка. Я человек простой, коньяк ненавижу. Похмелье после него зверское. Сломал печать. Прошел в кухню и вымыл стакан. Тот самый. На донышке все еще можно было прочитать: «Роше», $ 4.99. Вымыл тщательно, чтобы не пахло текилой. Вернулся в гостиную. Бифштекс, который я съел у Форда, лежал в желудке, как кусок свинца.

Попытался вспомнить все, что думал насчет коньяка. Особенно, что говорил О'Нил по поводу того, что он отбирает у тебя тот самый воздух, который дает.

Вслух сказал:

— Да-да… Да. Да. Да. — И сделал первый глоток

Нормально.

Даже неплохо. Более того: легко пошел.

Налил еще.

В «Анонимных алкоголиках» предупреждают о приступах жалости к себе. Мол, бедный я, бедный, налью-ка еще. Впрочем, я уже приложился.

Верно!

Разумеется, меньше всего я испытывал чувство жалости.

Жаль, конечно, что чертов говнюк разбил голову о журнальный столик. Или журнальный столик разбил ему голову? Я постарался выкинуть из головы эту картину.

Большая ли это потеря? Извращенец, портящий молодых девчонок

И все же я не находил себе оправдания.

Зазвонил телефон.

Снял трубку:

— Слушаю.

— Джек, это Саттон.

— Понял.

— Как ты там?

— Нормально.

— Небось пьешь?

— С чего ты взял?

— По твоей речи сужу.

— Ты кто? Моя мать?

— Слушай, брось этот тон. Я просто хотел сказать, что ты не один, приятель. Я заскочу, закажем большую пиццу, видак посмотрим.

— Прямо как свидание.

— Господи, Джек. Не знаю, что ты там пьешь, но на тебя это не похоже.

— На тебя тоже. — И я повесил трубку.

Теперь я принялся расхаживать и приговаривать:

— Кому ты нужен, мне на фиг не нужен. И пусть никто не звонит.

Я вырвал из стены телефонный шнур. Включил радио, нечаянно попал на лирику. Передавали «Элизе». Мне ужасно нравится, подумал я, завтра первым делом пойду и куплю. Спустя некоторое время, после того как я покрутил диск и попал на четыре разные станции, я уже собирался купить на следующий день:

Элвиса

«Иглз»

Джеймса Ласта

и

братьев Фари.

Потом подумал: «Зачем ждать до завтра?»

Посмотрел на бутылку. О Господи! Почти пустая. Неужели пролил? Наверняка. Это все объясняет. Потребовались усилия, чтобы собраться, поскольку я постоянно наталкивался на мебель. Наконец я был готов и крикнул:

— Сайонара [До свидания (япон.). ], ублюдки!

Пустая комната не ответила.

Пришел в себя и обнаружил, что руки связаны. Дикое похмелье. Кажется, меня привязали к каталке. Голова разламывалась. Ноги сводила судорога. После «сайонара, ублюдки» я не помнил ничего.

Появилась медсестра, сказала:

— А, мистер Тейлор. Я позову врача.

Что и сделала.

Человек лет пятидесяти. Хвостик на затылке, легкая улыбка на губах. Наклонился надо мной:

— Мистер Тейлор, я доктор Ли. Вы помните, как оказались здесь?

Я попытался покачать головой, но боль была слишком сильной.

Он сообщил:

— Вы в «Баллинсло»… в психиатрической больнице. Думается, вы действовали бессознательно. Вы потеряли сознание у гостиницы «Хайден».

Каждую клеточку моего тела пронзил ужас. Пот ручьями тек по спине.

Врач сказал:

— Нам пришлось наложить гипс на ваши пальцы — похоже, вы кого-то ударили этой рукой. Это была неудачная мысль, учитывая, что у вас сломанные пальцы.

Я умудрился набрать в рот немного слюны и спросил:

— А нос?

Он громко расхохотался и сказал:

— Должен признать, мы потерпели поражение на этом фронте. Но я рад, что вы сохранили чувство юмора. Вам оно еще пригодится.

Медсестра сделала мне укол, и я снова отключился. Если мне что и снилось, то, слава богу, вспомнить я ничего не смог. Когда я в следующий раз пришел в себя, то чувствовал себя не так ужасно. Меня развязали — значит, дело пошло на поправку. Снова появился доктор Ли:

— Вы помните наш прежний разговор?

— Помню.

— Это было двое суток назад.

Я постарался достойно изобразить изумление, хотя чему изумляться в дурдоме? Доктор продолжил:

— Вы быстро поправляетесь. Наше тело — удивительное творение. Несмотря на безобразное к нему отношение, оно борется, пытается выкарабкаться. Но зачем, мистер Тейлор?

Я уже мог говорить — во рту не было той жуткой сухости.

— Не понимаю вас.

— Ну, думаю, понимаете, мистер Тейлор. Почему мы должны вас лечить, если вы, выйдя отсюда, тотчас сделаете то же самое?

Я не имел понятия.

— Не имею понятия.

— С вами ведь такое и раньше случалось.

— Верно. Не могли бы вы звать меня Джеком?

— Джек! Я могу попытаться напугать вас страшными историями. Каждый раз, когда вы теряете сознание, это репетиция мозговой травмы. Ваша печень в плохом состоянии, и не знаю, сколько еще продержатся ваши почки. Есть вопросы?

Мне хотелось спросить, какого черта я попал в этот дурдом, но решил, что доктор вряд ли сможет ответить на этот вопрос.

— Спасибо… за… то, что не зачитали мне смертный приговор.