Эдуард Хруцкий - Четвертый эшелон Страница 10

Данилов набрал номер ОРУДа[6].

— Воробьев, — ответила трубка.

— Боря, — сказал он замначальнику, — мне тут две машины установить нужно, только срочно.

— А у вас все срочно. Тут мне Муштаков звонил, прямо скандалил: мол, установи номер «эмки»-пикап. И что ты думаешь, на ней всего лишь с пивзавода бочку пива увезли. А мы два дня бегали.

— Боря, — устало сказал Иван Александрович, — ты же знаешь, что у нас пивом не интересуются.

— Да, твоя контора посерьезнее. Давай.

— «Виллис» Д 107-02 и «эмка» МТ 51-50.

— Так у тебя и номера есть, это дело минутное.

— Я жду.

— Жди, я быстро.

Данилов снова начал перечитывать документы, делая выписки в блокнот. Он обещал утром доложить начальнику МУРа свои соображения. Дневник убитого участкового стал именно той деталью, которая наконец соединила цепочку Судин — Валиева — Кузыма — «полковник». Теперь можно выстроить первоначальную версию и начать обработку оперативных данных. Он уже прикинул, кто из сотрудников займется каждым из фигурантов по делу. Надо немедленно подготовить спецсообщение в отношении номерных знаков денег и госклейм золотых пластин. Наверняка от них потянется ниточка, которая приведет поиск к тем, кто передал их Судину. И главное, версия «полковника», ею он сам займется, лично.

Воробьев позвонил через полчаса:

— Слушай, Иван, я все выяснил. С «виллисом» глухо.

— То есть?

— Машина эта отдельного инженерного батальона МВО[7]. Водитель — старший сержант Луценко. Но, видишь ли ты, две недели назад, перед самым Новым годом, он погиб в катастрофе. Сбил ограждения моста и сорвался в Москву-реку в Ильинском.

— Причины?

— Экспертиза установила сильную форму опьянения.

— Ясно.

— «Эмка», тебя интересующая, из спецавтохозяйства Метро-строя. Шофер Калинин Владимир Данилович.

— Он давно работает на этой машине?

— Семь лет.

— Почему не в армии?

— Метрострой же бронированный. Записывай адрес.

«ГУББ НКВД МУР ОББ ДАНИЛОВУ

СРОЧНО!

ВЧЕГРАММА

Машина «Дуглас», бортовой знак 1276 Бакинского УГВФ. Командир — пилот II класса Рахимов Батыр Рахимович. Время вылета 10.00. Посадка для заправки в Астрахани. По нашим данным, никто во время заправки машину не покидал.

ГУББ НКВД Курин».

«УББ АзССР МУР ОББ ДАНИЛОВУ.

СРОЧНО!

ВЧЕГРАММА

Машина «Дуглас», бортовой знак 1276 — командир Рахимов Батыр Рахимович — совершила посадку в Баку в 0.15 местного времени. Гр. Валиева З.В. взята под наблюдение. Путем оперативных мероприятий устанавливаем связи. Ждем вашего сотрудника.

УББ АзССР Ибрагимбеков».

«ПИНСКИЙ ОУНКВД БСС МУР ОББ.

СРОЧНО!

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

Задержанный вами гр. Кузыма С.К. в нашем городе не проживает. Считаем паспорт фальшивым. По получении дополнительных данных, высланных вами, немедленно сообщим.

Пинский ОУНКВД БССР Грязновский».

Муравьев

Игорь просидел в кабинете около часа. Он находился в странном состоянии полудремы, в том самом, когда все становится расплывчатым и в реальность врываются какие-то странные картинки, появляются чьи-то лица, слышатся непонятные голоса. Он вдруг снова увидел кухню и лежащего Судина, а на подоконнике сидел Мишка Костров, веселый, наглый Мишка, но почему-то он был в очках и кутался в оренбургский платок.

— Ну что, Игорь, — хохотнул Костров, посверкивая золотой фиксой, — тяжело, брат, без меня... — Хохотнул и исчез. И кухня расплылась, осталось одно окно, а за ним бесконечные льды, уходящие к горизонту. Игорь с ужасом подумал, что стекло не выдержит напора, лопнет, и он останется один на один с ними. Лед за окном крошился с пронзительным и длинным звоном...

Муравьев тряхнул головой, открыл глаза. На столе заливался телефон.

— Муравьев.

— Игорь, — услышал он голос жены, — это я.

— Иннуля, ты что?

— Хочу узнать: ты домой придешь?

— Ты понимаешь...

— Я понимаю, но приехал Петя.

— Какой еще Петя?

— Сестры твоей, между прочим, муж. Он всего до утра. Мы собрались все. Может быть, ты хоть на минутку заглянешь? — В голосе жены слышалась надежда. Но вместе с тем Игорь уловил и металлические нотки. — Кстати, папа на что уж занят, и то приехал. Он с тобой поговорить хочет.

В начале войны его тесть, Александр Петрович Фролов, был директором оборонного завода. В прошлом году его назначили замнаркома, и жизнь у Игоря сразу же испортилась. По управлению немедленно пошли слушки, и его иначе, как «зять Межуев», за глаза не называли. Вот поэтому Муравьева и майорские погоны не очень обрадовали. Знал, что начнется опять: «Служишь как медный котелок, а все в капитаны не выбьешься, а тут без году неделя в МУРе, и уже нате вам — майор. Жениться надо с умом».

— Игорь, — прервал его мрачные раздумья голос тестя, — ну как ты там?

— Все нормально, Александр Петрович.

— У тебя всегда все нормально. А у нашей бабушки чуть карточки сегодня не украли, — засмеялся в трубку Фролов, — она тебя ждет не дождется. Имеет точные приметы злоумышленника. Ну ладно, ты приходи. Вся семья в сборе. Неудобно. Хочешь, я Маханькову позвоню?

«Вот оно, начинается», — с тоской подумал Игорь.

— Что молчишь, не бойся, шучу. Я же понимаю все. Но все-таки вырвись хоть на часок, я свою машину могу тебе прислать, — продолжал тесть.

— Александр Петрович, я постараюсь, а пока дайте Инне трубку. Слушай, малыш, я тут ход один придумал. Ты позвони шефу, пригласи его, а?

— Сейчас.

Данилов зашел минут через десять.

— Решил по мне из главного калибра ахнуть? Жену вперед пустил. Сам-то что?..

— Ох, Иван Александрович, муж сестры с фронта приехал, Петька. Ну, они там и устраивают какое-то гульбище.

— Это какой Петька? Карпунин?

— Он самый.

— Твой живой укор?

Игорь усмехнулся. Он вспомнил июль сорок первого и хилого очкарика Петьку в военной форме с петлицами старшего политрука. Встреча с ним оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Игоря. Чуть не плача, он прибежал тогда в управление и написал рапорт начальнику МУРа с требованием немедленно отправить его на фронт.

— Ну, что замолчал? — Данилов вынул портсигар. — Помнишь, какую ты мне истерику тогда закатил? Теперь не жалеешь, что я тебя не отпустил?

— Теперь нет. У каждого своя война. — Игорь задумался, — у Петьки своя, у Мишки Кострова тоже своя, у пацанов, которые вместо взрослых на заводах к станкам стали, тоже своя. Я ведь помню, как вы сказали в сорок первом, что армия наступает тремя эшелонами. А мы четвертый, мы ее тыл охраняем. Нет, не жалею я. Мы в своей войне за других не прячемся.

— Вот и дожил я до светлого часа, — Данилов тяжело опустился на диван, — начали меня на старости лет цитировать. Ну что ты на меня так смотришь? Хоть в двадцать три часа по гостям не ходят, но, принимая во внимание военное время, можно зайти на пару часов. Погоди, ну погоди же ты. Ох и заматерел ты, Игорь, раздавишь начальника. На. — Данилов достал из кармана новенькие серебряные погоны с двумя просветами и желтыми звездочками. — Смени погоны-то. Пусть твой свояк видит, что и мы не зря командирский паек получаем. — Он встал, подошел к столу, снял телефонную трубку: — Дежурный? Это Данилов. Мы с Муравьевым будем по телефону Д1-31-19. Если что, немедленно звони туда. Ясно?

Иван Александрович повернулся к Игорю.

— Ты не думай, что я водку пить иду. У меня корысть своя есть. Тесть мне твой нужен, инженер-генерал-лейтенант, замнаркома Фролов.

— Зачем еще? — настороженно спросил Игорь.

— Руководить — значит предвидеть. Ясно?

— Пока нет.

— Ты вот проект приказа подготовил о командировании старшего лейтенанта Белова в Баку. Подготовил?

— Да.

— А как он туда добираться будет? На обычном-то поезде он больше недели по нынешним временам протрясется. А дело спешное.

— Все равно не понимаю.

— В наркомате твоего тестя своя авиация. Я выяснил, что в Баку они ежедневно летают.

— Понял теперь.

— А раз понял, мы с ним договориться должны, чтоб его летуны Сережу прихватили.

— Я...

— Ты сиди молча. Я говорить буду. Думаю, он не откажет. Не за урюком же мы его посылаем. А теперь звони домой. Инна что-то насчет машины говорила.

В городе начиналась метель. Снег крутился в темноте улиц, хлестал по стенам домов. Они стояли у входа в управление, спрятав лица в поднятые воротники полушубков. Наконец из крутящейся мглы вырвалась занесенная снегом большая черная машина. Данилов, прежде чем сесть в нее, посмотрел вверх. Неба не было. Все смешалось. Была только клубящаяся холодная темнота.