Сергей Попов - Виселица для жирафа. Иронический детектив Страница 10

Итак, я – часть чьего-то замысла, я часть чьей-то игры, в которой я пока не только делаю все, что надо, но и больше и лучше, чем предусмотрено.

И в этот момент мой взгляд упал на примадонну, которая, как ни в чем не бывало, приводила в порядок свое лицо, находясь при этом точно за спиной того кресла, в котором буду должен расположиться я, когда, наконец, займу место за режиссерским пультом. У меня сразу отошли на второй план такие вопросы, как: чья это игра, в которой я участвую, в чём её смысл, внезапно я озадачился другим: если я так хорошо всё дела, как спецслужбы могут позволить убить меня какой-то маньячке? Нет, такого позволить они не могут. Вероятно, для того чтобы меня от неё защитить, в труппу и внедрён второй сотрудник спецслужб. Но вчера-то она меня только чудом не траванула! Куда он тогда смотрит, этот козёл? Уж лучше о своей безопасности мне позаботиться самому. Отсюда вывод: мне никак нельзя находиться рядом с ней. Вчера я улизнул с режиссерского пульта на сцену. А сегодня? А сегодня на сцену надо отправить её, а самому усесться за пультом, а то у меня после вчерашней, проведенной на ногах репетиции болят конечности. Так пусть они лучше у неё и болят!

«Маргарита Львовна, попрошу вас подняться на сцену», – обратился в зал я к своей отравительнице. Пока она пробиралась между кресел, я мучительно думал, чем её на сцене занять. Роль Доны Анны я у неё отнял. А нет ли в пьесе другой мало-мальски существенной женской роли? Как же нет. Есть. Лаура – та самая роль, которую взялась лично играть бывшая режиссерша… себе на погибель.

Когда я объявлял о своём решении назначить именно ее на эту роль, то внимательно смотрел на её лицо. Я рассчитывал, что злоумышленница как-то выдаст себя: покроется испариной, побледнеет. Ведь это она грохнула режиссершу, когда та репетировала именно Лауру. Но ни единого признака беспокойства мною замечено не было. «Вот это выдержка!» – одновременно и восхитился и испугался я.

Но я решил так просто не сдаваться, решил ещё как-то напомнить ей о той злополучной репетиции поставить примадонне в пару того самого партнера, который репетировал вместе с убитой – пусть он служит живым напоминанием её злодейства. «Кто был назначен Аллой Константиновной на роль Дона Карлоса? – обратился я к труппе. – Прошу на сцену». На сцену поднялся тот самый прыщавый длинноволосый раздолбай, которого я отметил ещё в первый день, да-да, тот, что из-за своей худобы и высокого роста извивался как моя любимая вермишель в кастрюле. Я вспомнил, что уже при первом беглом взгляде отметил в актере полное отсутствие темперамента. Такие флегмы, угодив в театр, всегда мечтают сыграть роль Гамлета. Ну, что же, будем отплясывать именно от этого. Он, кажется, вполне интеллигентным человеком.

Добившись того, что моя отравительница заняла место на сцене и получила партнера, я решил немедленно дистанцироваться от неё подальше, поэтому занял место в зале за режиссерским пультом. Следующей моей задачей было продержаться от неё на этой дистанции как можно дольше. Я начал репетицию.

«Кто такой, по-вашему, Дон Карлос?» – спросил я долговязого актера. Тот замялся: «Кто, кто? Испанский гранд». «И всё?» Волосатый юноша пожал плечами… «А что он тут делает, этот гранд, за кулисами какого-то задрипанного площадного театрика?» – не унимался я. «Он пришел посмотреть на Лауру.» – тихо ответил флегматичный актер. «Зачем? Зачем ему, гранду, смотреть на какую-то девку из подворотни? Ему, что, светских дам мало?» – наседал я. «Я не знаю, – виновато признался флегматик. – Ваша предшественница нам так объясняла: мол, благородный гранд пошёл в народ». «Царствие ей небесное, моей предшественнице, – невольно вырвалось у меня. – Делать ему больше нечего, как в народ ходить». Большая часть актеров перекрестилась. Я решил загладить свою бестактность и стал брать этого флегматичного парня за живое: «Во-первых, Дон Карлос – это единственный порядочный, просвещенный человек посреди этого сброда, который пришел к Лауре. Вот, например, как вы». Юноша покраснел от удовольствия. «Наверняка в руках у Дона Карлоса томик кого-нибудь из латинских историков или философов», – высказал догадку я и тут же понял, что попал в точку. Мой «Дон Карлос» покраснел ещё больше и достал из-за спины руку, в которой и впрямь оказалась какая-то книга. Светоний. «Жизнь двенадцати цезарей»,» – пояснил длинноволосый. – Я её и впрямь читаю на репетициях… – а потом вдруг, покраснев уже сверх всякой меры, добавил, – даже на ваших». Актер, да и вся труппа, рассчитывали, что я сейчас разорусь, но я решил всех обескуражить. «Правильно! Вот это и надо играть. Вокруг бордель, пикантная шлюха, а он сидит и читает Светония, – с энтузиазмом воскликнул я и вдруг увидел, что мой энтузиазм актер не разделяет. Я решил выложить главный козырь. – Дон Карлос это тот же Гамлет, образованный, просвещенный, с возвышенной душой, которого лишь обстоятельства, то есть смерть брата, заставили соприкоснуться с пошлой животной жизнью. Вы бы хотели сыграть Гамлета?» – неожиданно, глядя в упор, спросил я. Флегматичный волосатый актер, наверное, ждал этого вопроса всю свою непродолжительную жизнь и ответ на него он выучил назубок. «Да», – твердо сказал юноша. «Вот и играйте!» – последовало мое напутствие.

О, если бы вы видели в эту минуту его глаза! Это были глаза человека, достигшего вершины счастья. Повторяю: какой флегматичный, долговязый, заросший волосами актер не мечтает сыграть роль Гамлета?! У этого же «волосатика» мечта сбылась. «Это про схожесть характеров, – продолжал разбирать роль я. – А теперь про схожесть обстоятельств. Гамлета заставила вернуться в Данию смерть отца. Дона Карлоса заставила оторваться от любимых книг смерть брата. Его убил Дон Гуан, убил именно из-за Лауры. Вот юный философ и пришел в этот вертеп посмотреть на женщину, из-за которой погиб его брат. Вы бы разве не пришли на неё посмотреть, случись у вас в семье такое?» – «Пришел бы», – уверенно сказал актер-философ. «Вот и смотрите, изучайте её, старайтесь понять, почему из-за неё погиб, наверное, самый близкий вам человек. Но только изучайте ее невзначай, изредка отрывая глаза от Светония. Вы умный человек, вам чтобы раскусить, кто она, долго всматриваться не надо. Понятна сверхзадача?» Юноша кивнул головой.

«А кто она, эта Лаура?» – неожиданно спросила примадонна, назначенная на эту роль. Я взглянул на свою отравительницу и решил ужалить её побольнее: «Шлюха она, вот она кто!» – «А ваша предшественница Анна Константиновна говорила, что Лаура воплощение жизнелюбия и философского отношения к жизни, присущего самому Пушкину», – ответила примадонна ударом на удар. Я понял, что это бунт, и решил его немедленно подавить. «Лаура шлюха! Шлюха! И ещё раз шлюха! – как из пулемета выпалил я и, не дав актрисе опомниться, выложил свой режиссерский план. Эту сцену надо играть так. Лаура, отыграв спектакль, вбегает в помещение, которое служило местом переодевания в средневековом театре. Она в дурном расположении духа, в зале не оказалось никого, кто мог бы стать её богатым покровителем на эту ночь. За ней устремляются её постоянные поклонники со всякого рода дежурными комплиментами типа «Клянусь тебе, Лаура, никогда с таким ты совершенством не играла!»… Я вдруг посмотрел прямо в глаза актрисе: «Вам разве не говорили после спектакля таких комплиментов в надежде переспать с вами?» – «Говорили», – ошарашено ответила она. «Ну, так вот, – продолжил я. – Лаура слушает всю эту чушь, но ни один из воздыхателей её не интересует, все они бедны как церковные крысы. Она спешит успеть ещё в один ночной притон, спеть там что-нибудь или сыграть. Там, возможно, она ещё успеет снять на ночь богатенького Буратино. Ситуация знакома?» – опять, глядя в упор, спросил я актрису. «Знакома», – подтвердила она, её глаза загорелись, и я почувствовал, что она уже увлекается моим замыслом. Окрыленный успехом, я продолжал: «Так вот: чтобы подчеркнуть окружающим мужчинам свое пренебрежение, Лаура переодевается прямо при них. Они её донимают наперебой своими комплиментами, а она не стесняясь снимает с себя один наряд, раздеваясь догола, чтобы тут же надеть другой, для нового представления. Она их не замечает, во-первых, они без денег, а во-вторых, она спешит. Она лишь отделывается от поклонников дежурными фразами: «Да, мне удавалось сегодня каждое движение, слово. Я вольно предавалась вдохновению. Слова лились, как будто их рождала не память рабская, но сердце».

Надо сказать, что сцена в моей трактовке смотрелась блестяще: примадонна срывала с себя на ходу платье, лифчик, колготки. Поклонники взирали на её прелести, пускали слюни, соперничали друг с другом в произнесении дежурных комплиментов в надежде вкусить прелести этой дамочки. Последняя же, деловито подтягивая трусы, не обращала на их алчные взоры никакого внимания, поддерживая приличия ради разговор дежурными фразами. Лаура, как птица, рвалась навстречу новым, перспективным мужчинам, а эти, никчемные, с пустыми кошельками, изо всех сил старались её удержать в этот вечер рядом с собой. За всем этим кавардаком изучающе наблюдал Дон Карлос, держа в руках открытый томик римского историка. Вот Лаура уже заспешила к двери, на ходу приводя в порядок новый туалет, но, чтобы не дать ей уйти, поклонники просят спеть.