Светлана Успенская - Черный фотограф Страница 10

Леня вздохнул: версии были одна другой замечательнее и неправдоподобнее. Но они придумывались с удовольствием — подобно тому, когда разгадываешь не слишком заумный кроссворд или выигрываешь партию в шахматы у подвыпившего профессионала. Начитавшись детективов средней руки, юноша, будоража свои нервишки, уже воображал себя опытным, матерым сыщиком, ловко раскрывающим запутанное убийство и уверенно идущим по следу коварного, но еще не опознанного преступника.

«А нюх как у собаки, а глаз как у орла! — с удовольствием подумал он о себе и тут же устыдился своих детских мыслей. — Пойду вечером», — решил Леня.

В его распоряжении имелось море свободного времени. Домой идти не хотелось, там было холодно, пусто и нечего кушать. В гости по приятелям — рано. На работу, предварительно отпросившись поболеть, — глупо. Надо было с максимальным удовольствием использовать свободный день. Например, поболтаться по фотомагазинам и прикинуть, что бы такое он купил, если бы вдруг хоть чуть-чуть разбогател.

Бренча мелочью в кармане, Леня шатался по салонам самых замечательных фирм, поражающих воображение астрономическими ценами и техническими изысками аппаратуры. С удовольствием он толкался у прилавков, слушая разъяснения и советы продавцов; дышал на стекла витрин, рассматривая черные, виртуозно навороченные корпуса «Никонов», которые своим совершенством вызывали невыносимый зуд и болезненное желание завладеть подобной машинкой. Он обсуждал с такими же, как и сам, фанатами достоинства и недостатки всевозможных приспособлений, просил показать самые дорогие, крутил, общупывал, читал инструкции, примеривался, приценивался, как будто уже собирался достать из кармана толстенную пачку денег, но так ничего и не покупал. С сожалением Леня выпускал из рук чудесные аппараты, цокал языком и вздыхал про себя от жгучего желания приобрести полмагазина.

Так, размотавши целый день и наскоро перебив аппетит скромными булочками, он и не заметил, как подкрался вечер.

По описанию, любезно предоставленному Петраченковым, Леня без особого труда нашел дом, в котором проживала искомая девица. На лестничной площадке он нащупал плотный сосок дверного звонка и прилежно нажал его три раза, по инструкции. Звонок молчал. За двустворчатой дверью, обитой потрепанным дерматином, угадывалась бурная жизнь старой московской коммуналки. Там раздавался детский рев и рев магнитофона, ругань и мяуканье кошки, кто-то тяжело ступал за дверью, кто-то громко ронял таз и при этом матерился.

«Веселая хата», — одобрил Леня. При неверном свете скромной лампочки он нашарил на противоположном косяке еще один звонок и нажал его, решив в случае новой неудачи пинать дверь ногами, пока не откроют. Наконец послышалось шлепанье тапочек, в светлую щель выглянула сморщенная старушка и стала пристально изучать гостя.

— Добрый вечер, — любезно поздоровался Леня и слегка поклонился.

— Опять к этой шалаве хахаль пришел, — уверенно прошамкала старушка и, повернувшись, заковыляла по длинному коридору. Гость принял ее слова за своеобразное приглашение заходить и уверенно прошел внутрь квартиры. Завернув за угол, он отсчитал положенное количество дверей и требовательно постучал.

— Чего стучишь, заходи, — прозвучал нежный девичий голос.

Леня расстегнул куртку и, ощущая себя на верном пути, вошел. Он оказался в полутемной комнате с неприбранной кроватью, интимно приглашающей понежиться на своем гостеприимном ложе. Посередине стоял круглый стол с немытой посудой, окурками, апельсиновыми шкурками. Окна были плотно зашторены, маленький ночничок придавал несколько богемный уют беспорядку в комнате. Здесь царствовал запах дешевой косметики, табачного дыма, плесневелой пищи. В последнюю очередь Леня заметил хозяйку комнаты. Она натягивала через голову узкое, невообразимо сверкавшее всеми цветами радуги платье, густо расшитое блестками и переливавшееся даже при приглушенном свете ночника.

— Привет, Кристина, — сказал Леонид, пытаясь хотя бы по очертаниям тела узнать в хозяйке одну из тех девиц, которые хозяйничали у него дома. — Как дела?

Девушка, извиваясь всем телом, как восточная танцовщица из цирка, наконец проскользнула в платье и, откидывая волосы от лица, внимательно вглядывалась в посетителя.

— Тебе чего? — спросила она без тени удивления, но в ее голосе все же чувствовалась некоторая настороженность.

— Пришел повидаться и познакомиться, — мило улыбаясь, прожурчал Леня. Он умел разговаривать с хорошенькими полуодетыми молодыми женщинами. Однако определить, какая же из тех трех обнаженных красавиц, которых он видел, сейчас перед ним, не было никакой возможности. — Узнаешь?

— Ну, — неопределенно ответила Кристина и, равнодушно отвернувшись к зеркалу, стала надевать на себя побрякушки, сверкавшие слишком обильной позолотой и стеклянными камешками.

«Отлично! — подумал Леня. — Значит, это действительно одна из тех трех». А вслух сказал:

— Вот зашел узнать, как ты поживаешь. И твой дружок.

— Какой? У меня их до фига.

— Тот, с которым ты у меня дома гостила. Эдуард. Эдик. Или Эдичка, как там его.

— А зачем он тебе? — Девушка заметно напряглась.

«Ага, — сообразил Леонид. — Клюет!»

— Да так, небольшой должок за ним остался. Хочется вернуть, однако. Адрес дашь или сама отведешь? — развязно спросил Леня, стараясь показать, что в этих делах он человек бывалый, его на мякине не проведешь. Хотя в каких таких «этих делах», он слабо представлял, но сознательно напускал на себя блатной вид и ухарский тон, демонстрируя своим напором, что ему есть на что напирать и что требовать.

— Я не так уж с ним и дружу, чтобы к нему домой бегать, — отрезала девица, застегивая сережку.

— Ну, тогда адрес гони.

— Не знаю, отвали. Я сейчас ухожу.

— А я знаю. — Леня подошел к девушке и шикарным эффектным жестом, который, кажется, видел в кино у какого-то голливудского детектива, веером бросил на стол перед ошеломленной девицей пять заветных снимков.

Кристина от неожиданности даже села. Ее глаза, как у кролика, загипнотизированного удавом, не могли оторваться от черно-белых фотографий. Несколько секунд девушка сидела не двигаясь, потом ее руки с длинными, выкрашенными в ведьмовский черный цвет ногтями потянулись к снимкам, взяли их, стали перебирать медленно, как руки неопытной гадалки перебирают брошенные карты. Леня нависал над ней черной угрожающей массой.

— Ну что, будем говорить? — Эта фраза была позаимствована, кажется, из старого советского фильма о суровом следователе, грозе убийц и бандитов.

— Почему он разрезанный? — растерянно, едва шевеля губами, спросила девушка.

— А что — вы его не резали? — ехидно парировал Леня, пытаясь шокировать своей несуществующей осведомленностью.

— Нет! Нет, нет… — ошеломленно повторяла Кристина.

— Что нет? Ты же знаешь, — врал Леня наудачу, прохаживаясь по комнате, — я видел тебя и тех девок с ним прямо перед убийством. Ты хочешь доказательств? И доказывать не надо, ясно как Божий день. Да никто и не будет доказывать. Кому это надо?

— Это не мы, это не я…

— А кто, папа Карло?

— Мы только пили с ним и слушали, когда он треплется про настоящего хозяина своей фирмы.

— И все?

— Ну, где он скрывается и все такое.

— Сами захотели познакомиться или кого-то наводили?

— Нет, нам сказали. Он от одной уже не возбуждался… А утром он нас просто подвез, и мы его больше не видели.

Вдруг дверь в комнату резко распахнулась, и в комнату влетел чернявый парень из тех, что в милицейских сводках именуются лицами кавказской национальности. Он подлетел к девушке и со всего маху влепил ей такую оплеуху, что она упала со стула.

— Что ты мелешь, сучка! — заорал он с сильным восточным акцентом. — Закрой рот, не то надолго заглохнешь.

Он подскочил к девушке, по всей видимости, собираясь нанести новые удары по скорчившемуся телу. Тогда Леня решил вмешаться в процесс избиения. Он едва успел сменить на своем лице маску опытного следователя на простоватую физиономию рубахи-парня.