Анатолий Галкин - Народные мстители Страница 10

Лестница отошла от балкона, постояла вертикально и начала заваливаться в заросли, скользя по тонким ветвям деревьев и кустов. Потом она мягко легла в бурьян.

Теперь уж точно, что нет пути назад. Вперед и только вперед!

Дунаев когда-то работал фомкой. Но одно дело вырывать гвозди из старых рам, а другое — тихо вскрывать балконную дверь в элитном коттедже.

Было понятно, что мать и дочь в доме. Но где они там? Если сразу за дверью, то это провал всей операции. Тут уже не до разведки! Очень просто можно получить шваброй по голове или попасть в полицейский обезьянник.

Вадим работал тихо, но легкий скрип ощущался. Потом раздался щелчок, Дверь вздрогнула и приоткрылась.

Дунаев вполз в чужой дом и прикрыл за собой балконную дверь. Чтоб сквозняка не было!

Встав и осмотревшись, разведчик понял, что находится в обжитой спальне. На всех стульях валялись сумочки, платья и белье среднего женского возраста.

Понятно, что и на трюмо был завал банок, склянок и тюбиков. Без сомнения, именно здесь собиралась ночевать Эльвира Гагина.

Дверь спальни была распахнута настежь, и откуда-то из глубины слышались раздраженные женские голоса. Это была явно воспитательная беседа. Мать наставляла дочку на путь истинный…

Дунаев приготовил диктофон и на цыпочках вышел в коридор. Впереди начиналась лестница, которая вела вниз, в большую гостиную на первом этаже. Там был камин и диваны, на которых сидели возбужденные женщины.

Пришлось опять лечь на пол, подползти к краю лестницы и просунуть за балясины тонкий кабель с микрофоном.

Вадим явно пропустил воспитательные наставления Эльвиры о макияже и модной одежде, о вреде курения и алкоголя, о необходимости хранить девичью честь. Но зато на диктофон попала самая интересная часть разговора.

Мать перешла к вишневому рубину, к деньгам и к экономическим вопросам вообще.

— Я надеюсь, Мариша, что ты уже взрослая девочка. Я расскажу тебе про самое важное!

— Про секс, что ли?

— Какой секс? Я хочу рассказать тебе про деньги. Ты должна знать, сколько их у нас, где они хранятся и как добываются.

— Мам, а много у нас баксов?

— Много, Мариша! Очень много. И это не сберкнижка, не квартира на Проспекте Мира, не этот зачуханный коттедж. Это в сотни раз больше!

— Нормально!

— Это очень нормально! Тем более, что деньги не здесь, а там.

— За бугром?

— Да, именно там, где ты сказала. У нас куплен дом в Лондоне и есть крупные счета в английских банках.

— Нормально, мам! Я тебя уважаю!

— Это было бы нормально, Мариша, если бы ты своей глупостью не разрушила все мои планы. Ты зачем украла перстень с рубином? Я тебе мало денег даю?

Девушка пробурчала, что «денег всегда мало» и как-то резко замолчала.

Внизу в гостиной повисла долгая гнетущая пауза. Диктофон записывал только скрип дивана, на котором ерзала Марианна, не зная, что ответить.

Наконец она нашлась.

— Какой рубин, мама. За неделю до этого ты показала тот камень и сказала, что это безделушка, стекляшка, страз.

— Да, Маришка, я показала тебе страз. А в перстне был уже настоящий рубин! Он дороже, чем наш дом в Лондоне. Уникальный камень из диадемы, которую Екатерине подарил сам Потемкин.

— Это тот, чья лестница в Одессе?

— Да, князь Потемкин-Таврический! И лестница в Одессе его, и фильм про восстание на броненосце «Потемкин».

— Мама, но, если в перстне настоящий камень, то что сейчас в диадеме?

— В диадеме страз. А вишневый рубин — вот он!

Вадим постарался подсмотреть, откуда Гагина вытащила перстень. Зеркало над камином четко показало это укромное местечко в районе декольте.

— Мамочка, тебя же могут посадить. Ты скажи, на каких счетах наши деньги.

— Посадить не успеют. Мы скоро с тобой улетим в Англию. Я уже и билеты заказала.

— Когда?

— Через десять дней.

— Почему так рано?

— Из-за твоей глупой выходки, Маришка, мы вляпались в убийство. Понятно, что изъятие перстня из «Сезама» организовал мой друг, но просила-то его я. И не просто так, а за деньги.

— Но охранника из салона только ранили.

— Не все так просто, девочка. Они сначала ударили его подсвечником, а уже в больнице взорвали гранатой на мелкие кусочки. Ты поняла, Мариша, как трудно зарабатывать деньги?

— Я все поняла, мама! Нам надо скорее лететь в Лондон.

— Почему это скорее?

— Раньше я говорила, что нашла паспорт и по нему сдала перстень. Это не совсем правда! Я была в «Сезаме» по документам Лили Вронской. А мы с ней на одной парте сидели. Меня могут быстро вычислить.

— Дура ты, Мариша! Если воруешь, то делай это с умом…

Дунаев вдруг подумал, эти персоны женского рода могут запаниковать. Вот бросят сейчас все и уедут в Одессу. А оттуда можно улететь куда угодно. Было бы желание, деньги и загранпаспорт.

Отползая в спальню с балконом, Вадим решил позвонить следователю Петру Матвиенко. Пусть отличится майор. Здесь есть все важные улики, включая перстень, который на ремешке болтается между грудей Эльвиры Гагиной.

А еще надо позвонить Лере Лифановой. Пусть берет фотографа и мчится сюда. Это как раз для ее журнала. Но тут даже не искра, и не фейерверк.

Это бомба!

Редакция журнала «Новая искра» располагалась в узком переулке за Самотечной площадью. У подъезда старого дома была прикреплена солидная вывеска, но журналисты занимали лишь половину первого этажа. Кабинеты забиты издательской техникой. А все остальное было скромно, тесно и даже бедно.

Сейчас невозможно заработать на печатном слове. Это не пиво, не чипсы и не модные тряпки. Создать хороший журнал сложно, а продать еще труднее.

Но Лариса Лифанова продолжала верить, что пресса несет людям мудрое, доброе, вечное. Еще в Университете им постоянно повторяли глупый лозунг: «Журналисты — четвертая власть».

Возможно, что это так и есть, но где-то в другом месте! В России всегда была только одна сила — власть чиновников. Это ствол системы! А остальные веточки покорны, продажны или малозаметны.

Лариса понимала это, но в глубине души теплилась надежда, что она тоже «власть», что ее голос поможет восстановить справедливость и освободить невиновного антиквара Шатилова.

Уже были написаны три статьи, но редактор Юрий Львович Мунк аккуратно складывал их в долгий ящик.

— Ты пойми, Валерия, мы журнал левых взглядов. Это значит, что мы под постоянным присмотром власти. Если что не так, то они нас сразу придавят! Да, твоя статья яркая, острая, громкая, а доказательств почти нет. Одни эмоции.

— Вот именно, Юрий Львович! Я хочу показать, что наша новая полиция действует, как слепая машина. У них нет вдохновения, нет любви, сострадания и других человеческих чувств.

— Ты не путай, Лифанова! Полиция не церковь. Она не сострадает, а ловит и карает. Так в жизни устроено, что у них закон вместо эмоций.

— Но закон не должен быть выше правды! Вы же понимаете, что Шатилов не виноват. Так, Юрий Львович?

— Да, он не виноват. Но улики говорят, что он виноват. А твой пассаж про диадему Екатерины и про Потемкина — это словоблудие старого ювелира. Мало ли, что камни похожи? Нужно оформить изъятие вещей из музея и провести экспертизу.

— Но это только следователь может сделать.

— Да! Вот ты, Лифанова, с ним и работай. Найди новые факты, тогда и напечатаем…

У Валерии навернулись слезы на глаза. Она очень не хотела показать себя слабой в глазах редактора. И ее спас звонок сотового телефона.

— Извините, Юрий Львович. Я отойду на минутку. Кажется, это что-то важное.

Она убежала для разговора с Вадимом Дунаевым.

А Мунк считал, что вопрос уже решен. Он даже удивился, когда ровно через минуту задорная Лера влетела в кабинет.

— Есть улики и доказательства, Юрий Львович! Железобетонные факты! Нужен фотограф. Я возьму Васю Киселева. И нужна машина!

— Бери мою зеленую «Хонду».

— Это будет не просто статья, товарищ Мунк. Не искра и даже не фейерверк. Это будет бомба!

Даже следователь имеет право отдыхать. В восемь вечера майор Петр Матвиенко позвонил жене и сказал, что едет домой.

Сидевший в этом же кабинете лейтенант Максим Квасов сделал вид, что увлечен документами. Он просто утонул в куче бумаг. И поэтому Петр Петрович позволил сказать жене больше ласковых слов, чем обычно.

Если честно, то Максу показалось, что в разговоре с женой майор намекает на любовь не только в прямом, а и в переносном смысле. А что такое? Дело житейское!

Когда шеф ушел, Квасов поработал около часа и тоже стал сворачивать дела. С этим «Сезамом» голову сломаешь. Правильно сказал Конфуций: нельзя ловить в темной комнате черную кошку? Особенно, если там ее вовсе нет!