Дэвид Линдсей - Наваждение Страница 10

— Насколько мне известно, комнату называют не «Восточной», а «Башней Улфа»?

— Как?

— «Башней Улфа».

— В первый раз слышу, мисс. Мой дед говаривал, мол, еще во времена его молодости старики называли ее «Башней Эльфов».

— Как странно! Любопытно, какая версия правильнее?

— Мы можем обсудить это и в доме, — Маршел повернулся к садовнику. — Если, конечно, вы возьмете ключ и впустите нас.

Едва Прайди отправился в домик привратника, Изабелла закрыла глаза и потрогала лоб.

— Боюсь, у меня начинает болеть голова.

— Возможно, от солнца? Чем быстрее мы окажемся в доме, тем лучше.

— Похоже, вы правы — солнце печет очень сильно.

Садовник пробыл в привратницкой лишь несколько секунд и, появившись с ключом в руке, пошел открывать ворота. Маршел сел в автомобиль (Изабелла не выходила), они въехали и пригласили сесть закрывавшего ворота Прайди. Автомобиль мягко прошуршал по аллее и остановился у дома.

Пока ожидали возившегося с замком Прайди, у Изабеллы так разболелась голова, что она едва стояла на ногах.

— Хуже? — обеспокоенно спросил Маршел.

— Ох да. Хорошо бы, он поспешил.

Дверь наконец открылась. Поддерживая Изабеллу, Маршел провел ее в прохладный зал и усадил в кресло. Мужчины продолжали стоять.

— Здесь лучше, только боюсь, я не в состоянии идти дальше… — тихо проговорила Изабелла, помолчала и более оживленным тоном спросила: — Итак, мистер Прайди, вы ничего не знаете о «Восточной комнате»?

— Почему, собственно, «итак»? — переспросил тот небрежно, но не агрессивно. — Я не говорил, что не знаю.

— Вы же сказали: там нет ничего интересного.

— Там нет ничего интересного для вас, мисс.

— А что, по-вашему, для меня интересно?

— Вы приехали сюда вроде как на пикник, мисс… А с этим домом шутки плохи. Он может и укусить, и притом укусить очень сильно.

В любой другой ситуации Изабелла поморщилась бы, слушая простецкие выражения, но в торжественной безмолвной обстановке глубокой древности сказанное прозвучало почти угрожающе. Она замолчала, и расспросы продолжил Маршел, на которого окружающее, судя по всему, ничуть не влияло.

— Что, собственно, Прайди, вы имеете в виду?

— Джентльмены вроде вас, сэр, могут разгуливать по дому сколько угодно. Вы ничего не увидите и не услышите, и дом не причинит вам вреда. А вот у молоденьких барышень совсем другие нервы, и, ради забавы отправившись в путешествие, они могут и не вернуться; даже если и захотят… У леди болит голова. Вот и хорошо. Пусть, сэр, она отдохнет, а мы с вами сходим наверх и все осмотрим.

— О, вздор!.. Вы же хотите пойти — да, Изабелла?

— Очень. Хотя я действительно неважно себя чувствую. Головная боль не проходит, наоборот, только усиливается.

— В таком случае, быть может, мне лучше остаться? Или все-таки осмотреть комнату? Это займет минут десять. Как скажете, так и сделаем.

— Пожалуйста, идите с мистером Прайди. Надеюсь, мне станет легче, если я немного побуду в тишине и одиночестве. От разговоров только хуже.

— Но я не могу вас так оставить!.. Вы уверены, что вам не в тягость чуть-чуть побыть одной?

Изабелла утвердительно кивнула и слабо улыбнулась.

— Боже мой, я же не ребенок!

Маршел неохотно попрощался и начал быстро подниматься по лестнице. Прайди, чьи одеревеневшие от ежедневного копания в саду ноги не сравнить с молодыми ногами представителя Ллойда, постепенно начал отставать.

Изабелла то закрывала, то открывала глаза. Покой, тишина и приглушенный свет успокаивающе действовали на нервы, и минуты через две ей и в самом деле полегчало. Со времени их первого визита в зале ничего не изменилось. Падающие на темное благородное дерево малиновые, синие и золотистые лучи создавали атмосферу торжественной и зловещей красоты. Как и раньше, все пребывало в абсолютном безмолвии.

Внезапно Изабелла словно очнулась: не сознавая того, она давно уже смотрела на нечто новое, о чем до сих пор даже не подозревала. Если она и видела это раньше, то, верно, не обратила внимания. Неподалеку от старинного камина находился еще один лестничный пролет, не покрытый коврами, ведущий куда-то наверх.

Изабелла не заметила ничего особенного — самая обыкновенная, абсолютно реальная лестница. Единственная странность — лестница каким-то непонятным образом до сих пор не попадалась ей на глаза.

Лестничный пролет до конца не просматривался — ступени начинались в зале и через проем в стене вели, видимо, на какой-то верхний этаж. Мелькнула мысль: если подняться, наверняка попадешь в еще не обследованную часть дома. Воодушевленная своим открытием, Изабелла забыла о головной боли. Стоит ли звать Маршела? Вряд ли на таком расстоянии он услышит ее голос, а рассказать об открытии она успеет и после. Пока же у нее есть шанс предпринять собственное небольшое расследование. Разумеется, это не странная лестница, о которой говорил Джадж. Ведь Джадж видел ее в другой части дома, к тому же ступени столь явственно материальны, что о чем-то сверхъестественном не может быть и речи. Изабелла совершенно не испытывала тревоги — лишь удивление и любопытство.

Однако сердцебиение участилось. Она медленно поднималась по ступеням, то и дело оглядываясь на зал. Преобладало ощущение таинственности, хотя и непонятно почему. Лестница из темного блестящего дерева, похоже, из тика. До верха Изабелла насчитала семнадцать ступеней. Перила отсутствовали — к лестнице с обеих сторон вплотную прилегали стены.

Наверху Изабелла оказалась в маленькой комнате, примерно пятнадцать на пятнадцать футов, не больше. Свет проникал откуда-то сверху, хотя окна нигде не было. Пол, стены и потолок комнаты — того же, что и лестница, темного, приятного дерева, никакой мебели. По-видимому, комната служила своеобразной передней. Кроме трех гладких, самых обыкновенных дверей — древних, примитивно простых, — Изабелла не обнаружила здесь ровно ничего примечательного. Двери располагались посередине трех стен и были закрыты, с четвертой стороны вела лестница, откуда она пришла.

Изабелла в нерешительности остановилась — закрытые незнакомые двери как-то пугали. Да, миссис Прайди в прошлый раз не показывала этих помещений, возможно, решив, что все уже осмотрели до ее прихода. А вдруг эти комнаты, как и «Восточная», заперты — вдруг за дверьми что-то скрывается?.. В этом, конечно, легко убедиться… если вообще стоит в чем-то убеждаться…

Однако то самое чувство, которое побуждает женщину сначала тщательно исследовать надписанный незнакомым почерком конверт и только потом распечатать его, заставило Изабеллу помедлить у дверей. Глупо воображать всякие страхи, убеждала она себя, тем не менее не могла решиться приоткрыть хотя бы одну… Да, двери не совсем обычные: чем-то они решительно отличаются от всех остальных виденных когда-либо дверей. И не только от всех остальных, все три — тоже разные. В этом, похоже, и крылась их загадочная странность. Средняя дверь, напротив лестницы, — величественная и, пожалуй, очень личная, правая — тут Изабелла, как ни старалась, не могла уточнить свое впечатление — казалась угрожающей: будто за ней кто-то притаился и в любой момент она может внезапно распахнуться. Левая дверь, скорее всего, вела в проходную комнату; такая мысль возникала, по-видимому, от конфигурации стен.

Довольно долго Изабелла колебалась, не решаясь ни пойти вперед, ни вернуться в зал. В полной растерянности она, не снимая перчаток, нервно пощипывала кончики пальцев, улыбаясь собственной слабости. Возможно, следовало спуститься вниз и подождать Маршела. Наверное, он уже вернулся, ищет ее… В высшей степени странно, что он тоже не заметил этой лестницы!..

Изабелла направилась было за Маршелом. Но… каприз оказался сильнее. Спустившись на ступеньку, она резко повернулась, энергично прошла через переднюю к левой двери и, вызывающе распахнув, остановилась на пороге, с торжеством и страхом вглядываясь внутрь.

Совсем маленькая комната, меньше передней, отделанная тем же темным деревом, была совершенно пуста, если не считать большого овального зеркала на боковой стене и длинной ярко-красной портьеры на противоположной; портьера, по-видимому, скрывала еще одну дверь. Продолжая размышлять над тем, зачем нужны эти комнаты, к какой части дома они относятся и почему в них нет мебели, Изабелла осторожно шагнула за порог.

Рассеянно подошла к зеркалу поправить шляпку… И застыла в полном удивлении: либо зеркало каким-то образом льстило ей, либо с ней что-то произошло: она выглядела совсем иначе. Изабеллу потрясло ее отражение — не важно, что она похорошела, нет, — в ней появилось новое, не свойственное ей прежде выражение лица. Строгие и сдержанные черты смягчились и расцвели пленительной, притягательной женственностью. Но главное — в лице преобладала глубокая, еще спящая страсть… Выражение собственного лица так восхитило и заворожило Изабеллу, что ей даже стало немного страшно, когда она вспомнила, что смотрит на себя самое. И тем не менее она знала: все это — правда. У нее действительно именно такой — глубокий и трагический — характер. О, она не похожа на всех других девушек — на всех английских девушек. Ее душа не плавала по поверхности, но вслепую нащупывала свой путь в глубине… Каким образом простое стекло могло отразить ее тайну? И что это за дивная, почти мучительная женственность?..