Дебютная постановка. Том 2 - Маринина Александра Страница 10

Это было обидно. И не потому, что оскорбительно, а потому, что близко к правде. Михаил не очень-то высоко ценил образованность и эрудицию. А если уж совсем честно, то не ценил вовсе. Глупости это все. Главное – власть, а для власти нужны знания, только не научные и всякие там философские, а живая информация, при помощи которой можно управлять людьми. Но коль угораздило его родиться и жить в обществе, где принято кичиться образованностью и всесторонними знаниями, то приходится соответствовать, держать лицо, иначе уважать не станут. Мише казалось, что он очень ловко все придумал: выучить по две-три цитаты из умных книжек и вставлять при каждом удобном случае, непременно ссылаясь на первоисточник, называя полностью имя автора и название труда. Выглядело очень впечатляюще. Две-три цитаты отсюда, еще парочку – оттуда, набрал с полтора десятка и вполне удачно производил нужное впечатление.

Неприятно, однако, что пьяная Ларка об этом заговорила. Догадалась, сучка.

А Лариса все не могла остановиться, выкрикивала обвинения и оскорбления и вдруг разрыдалась, когда Михаил уже взялся за ручку двери, чтобы уйти. Пришлось остановиться. Нужно выждать, когда эта идиотка успокоится, придет в себя хоть немножко, и сказать ей напоследок несколько мирных дружеских слов. Нельзя расставаться на такой ноте. Последнее, что сегодня Колькина жена услышит от Михаила, должно запечатлеться в ее памяти как мягко-строгое и обнадеживающее. Приятное. Как там говорилось в фильме про Штирлица? Запоминается последнее. И это последнее требуется обеспечить.

Он, не раздеваясь, прошел в кухню, присел на табурет, собрался было поставить локти на стол, но одернул себя, выпрямил спину и замер. Осанка – это очень важно. Нельзя расслабляться даже когда не сидишь в служебном кабинете.

Из включенной радиоточки звучал надрывный голос Муслима Магомаева:

Михаил невольно поморщился. Ну сколько можно? Уже лет пять, наверное, эту песню крутят то по радио, то по телевизору, какой концерт ни включишь – Магомаев со своим «Колесом» или еще с какой-нибудь старомодной песенкой про любовь. Разве это музыка? Разве это вообще можно слушать? Ему привозят заграничные пластинки с записями модных на Западе исполнителей, так вот на них действительно музыка, которая аж до костей пробирает. И вообще, страны Запада – это мечта. Нет, жить там постоянно Миша Губанов не хотел, иностранных языков он не знает, да и порядки там другие, поди приноровись, пока разберешься, что к чему и где и с кем решать те или иные вопросы. Нет уж, дома, в советской стране, все известно, все понятно, и говорят все по-русски, не нужно напрягаться и осваивать новый язык и новые правила жизни. Его все устраивает, ему все здесь нравится. Но… Хорошо бы так устроить, чтобы порядки были советские, бесплатное образование, бесплатная медицина, простые и понятные правила построения карьеры, а вот все остальное было бы как там, в Европе и Америке. Красивые блестящие машины по доступной цене, просторные квартиры, а еще лучше – отдельные дома, да еще и с бассейном. Разнообразная бытовая техника, чистые тротуары и отремонтированные фасады домов, чтобы по улице было приятно ходить. Хорошо сшитая модная одежда, в которой выглядишь как человек, а не как бомж. Обувь всех размеров, которая не жмет и не натирает кожу на костяшках пальцев и пятках. Бутылки разнообразного спиртного с яркими этикетками. Сигареты с табаком элитных сортов. И обязательно чтобы на каждом углу было кафе или бар, где можно выпить кофе и почитать газету, сидя за столиком на улице или в уютном помещении с неярким светом. В такие кафе люди ходят даже завтракать! Ах, как мечтал Михаил о том, чтобы завтракать именно в кафе, заказывать чашечку кофе и круассан… Круассанов он отродясь не пробовал, только в кино видел, но понятно, что это какая-то выпечка и, наверное, очень вкусная, раз ее постоянно едят герои фильмов и книг. Куда приятнее утром заскочить в такое вот кафе, нежели завтракать дома. Среди всего этого убожества…

Он обвел глазами кухню. Занавески на окне точно такие же, как и в его квартире, пошлые квадратики на светло-желтом фоне, покупали-то на две квартиры одновременно, когда переезжали из барака, больше десяти лет назад. Так и висят до сих пор. Стол покрыт клеенкой в цветочек, местами поцарапанной ножом, местами покрытой пятнами. У холодильника ручка примотана черной изолентой, потому как отваливается. Металлическая хлебница, белая с голубым, стоит на невысоком холодильнике, а зачем она вообще нужна? В ней хлеб плесневеет уже на третий день, мать замучилась отмывать, что здесь, что у себя. Чашки и тарелки разномастные, потому что сервиз стоит в серванте и достается только по праздникам, да и то если гости приходят. Сервиз красивый, Ломоносовского завода, такой запросто не купить, нужно доставать, поэтому не дай бог разбить хоть один предмет. Для гостей – красота, а для себя можно не напрягаться, попить-поесть из того, что попроще. Ну и что, что на чашке скол, а на краю тарелки трещинка? Еда не вываливается, жидкость не проливается – и хорошо, сойдет. На Западе нормальные люди меняют детали интерьера без проблем, когда хочется чего-то новенького, идут в магазин и покупают. А здесь вещами пользуются столько лет, сколько сама вещь живет. Пока не развалилась окончательно – пусть служит. Потому что приобретать новое – та еще головная боль, даже если деньги скоплены и отложены: побегай-ка по магазинам, поищи, а то и в очередь записываться придется и ждать потом месяцами. Ну почему, почему нельзя так устроить, чтобы порядки оставались советскими, а жизнь – как за границей? Чтобы было красиво, удобно и изобильно.

Нет уж, в своей будущей отдельной жизни Михаил Губанов все сделает так, чтобы было как на картинках из иностранных журналов. В мебельной стенке непременно должна быть барная секция, которую он набьет красивыми импортными бутылками и «правильными» рюмками и стаканами: для коньяка – одна форма, для шампанского другая, для виски третья… Для повседневного использования – сервиз. Одежда для дома – не старые треники или пижамные штаны, а джинсы и тонкий джемпер. Да-да, вот именно: джинсы, которые считаются писком моды и призваны демонстрировать в общественных местах успешность и благосостояние, он будет носить дома. И от жены потребует, чтобы никаких застиранных халатов и близко не было, по утрам – пеньюар с кружевами, а в остальное время – удобные брючки и блузки или специальные домашние платья, он такие видел в журналах мод: длинные, свободные, из ярких тканей.

Квартира, разумеется, у него будет своя, отдельная. Михаил уже и план составил. Несколько месяцев назад был в командировке в Красноярске, там министерство организовало научно-практическую конференцию по политико-воспитательной работе. Губанова туда направили не только послушать, но и поучаствовать в обсуждениях на секциях и круглых столах. Задача была выполнена с блеском, заученные загодя цитатки очень пригодились и сыграли свою роль, майор Губанов произвел отличное впечатление: образованный, хорошо держится, скромно, но с достоинством и уверенно. Удалось близко сойтись с одним местным начальником из Красноярского краевого управления, которому Миша так понравился, что зашел вполне серьезный разговор о переводе: «Нам нужны такие офицеры, как ты, и место как раз освобождается, человек выходит в отставку. Давай, Мишка, решайся, жильем тебя обеспечим, должность полковничья, отработаешь лет пять и вернешься в Москву с тремя звездами на погонах. А то и здесь останешься, до начальника ГУВД края дорастешь, станешь генералом. В тебе потенциал огромный, да и я поддержку обеспечу».

Колебался Михаил недолго. Ну, если честно, то не колебался ни одной минуты. Хотя вид, конечно, сделал, что предложение неожиданное и ему нужно подумать. Перспективы этим предложением открывались огромные. Он будет не просто заместителем начальника, а еще и начальником целой политчасти, у него будут подчиненные, которыми можно командовать, давать им поручения и задания, выслушивать отчеты, поощрять и наказывать. И жену в Красноярске можно найти такую, какую надо. В Москве как-то не очень получается: красивые не хотят в глаза заглядывать и в рот смотреть, а те, которые готовы это делать, какие-то неказистые. И еще одна трудность с невестами в столице нашей Родины: брать иногороднюю, не имеющую своего жилья, – куда ее привести? В квартиру к матери и сестре, да еще и прописывать. И если что пойдет не так, придется делить жилплощадь, а как ее поделишь? Вон Коля с Ларкой – живой пример перед глазами. В очередь на улучшение жилищных условий его, конечно, поставят, все основания будут, да только стоять в этой очереди придется много лет. Нет уж, такие пироги Михаилу совсем ни к чему. Жениться на москвичке, прописанной у своих родителей, в этом смысле лучше, надежнее, в крайнем случае, она к ним и вернется. Но родители будут при этом находиться в опасной близости к молодой семье, начнут лезть в их жизнь, капать дочке на мозги, мол, твой муж не то сделал, не так сказал, ему бы надо… и все в таком роде. Одним словом, постороннее влияние, которое ослабит власть мужа над женой. Такая ситуация тоже не привлекала. А вот девица из хорошей семьи в Красноярске, далеко от Москвы – это как раз то, что нужно. Какая бы красивая ни была, это она в столице может рожу корчить, а там, в Сибири, и в глаза будет преданно заглядывать, и в рот смотреть, лишь бы вырваться в самое сердце страны. Родители ее останутся в Красноярске, а на таком расстоянии в тысячи километров особо на дочь не повлияешь. Жилье дадут, и через пять лет, получив звание и соответствующую строку в послужной список, эту квартиру можно будет обменять на московскую. Вот и будет молодой семье отдельное столичное жилье.