Двойник на подмогу - Наталья Николаевна Александрова Страница 10

– Сию минуту… – Смотрительница потянула из кармана мобильник, потыкала в него толстым пальцем с квадратным фиолетовым ногтем и торопливо проговорила:

– Макаронов, это Лариса Мамедовна! Ты чем сейчас конкретно занят? Сию секунду бросай свой засор и перебазируйся в двадцать шестую квартиру! Насчет отопления… да, в двадцать шестую! Да, хозяин в наличии! Да, не возражает! Я тебе что сказала? Перебазируйся срочно, пока он не передумал! А на этот засор… да, правильно понимаешь!

– Все, Валентин Степанович! – рапортовала она Анатолию. – Можете идти к себе по месту прописки. Через три минуты сантехник будет в вашем полном распоряжении!

– То-то! – строго проговорил Анатолий и покинул кабинет.

– Да, Толик, в тебе пропадает великий артист! – с уважением произнес Маркиз, когда приятели покинули коридор жилконторы – Станиславский, и тот сказал бы: «Верю»!

– Не знаю никакого Станиславского, – гордо ответил Анатолий. – Техника-смотрителя убедить гораздо сложнее, чем этого твоего Станиславского!

Приятели поднялись на пятый этаж и остановились перед квартирой Хруща. Обещанный сантехник еще не появился, но в данной ситуации это было им только на руку. Леня достал свою знаменитую отмычку и приступил к работе. Замки у Хруща, как и следовало ожидать, были серьезные, и Маркизу пришлось попотеть. Однако через три минуты дверь была успешно открыта, тем самым еще раз подтвердив известную аксиому, гласящую, что замки существуют только для честных людей.

Только коллеги вошли в квартиру и огляделись, как на лестнице послышались тяжелые шаркающие шаги, и на пороге появился сантехник из жилконторы Макаронов, более известный среди жильцов как дядя Чирик. Это свое прозвище Макаронов получил еще в советские времена, когда за любую услугу требовал с жильцов десять рублей, или чирик, как тогда называлась эта купюра. Если жильцы возмущались его аппетитами, дядя Чирик ухмылялся и отвечал:

– А тебя никто не принуждает. У нас полная свобода совести. Хочешь – плати, не хочешь – бегай в сортир на Витебский вокзал. Если, конечно, добежишь.

– Здорово, хозяин! Ну, показывай, где тут у тебя что! – проговорил дядя Чирик, войдя в квартиру.

Прихожая сразу наполнилась неповторимым ароматом, состоявшим из многолетнего перегара и запаха засорившейся канализации.

– Сам разбирайся! – огрызнулся Анатолий, который не ориентировался в чужой квартире и ничем не мог помочь сантехнику.

Впрочем, тот быстро нашел нужное место, и вскоре из чулана возле туалета донесся его сдавленный голос:

– Тут, это, стенку ломать придется… а вот здеся – плитку бить… иначе мне никак к этой трубе не подобраться!

Дядя Чирик высунул голову из чулана и выжидательно уставился на фальшивого Хруща. Он ждал, что хозяин придет в ужас от обрисованной перспективы и начнет переговоры, чтобы за определенную мзду сохранить в целости свою недавно отремонтированную квартирку. Но Анатолий спокойно ответил сантехнику:

– А мне по барабану! Ломай, что хочешь!

– Вот, значит, как? – мрачно отозвался дядя Чирик. – Ну, ежели ты так, то будь спокоен, уж я постараюсь! – И он угрожающе взмахнул тяжелым молотком.

– Да делай ты, что хочешь! – отмахнулся Анатолий и отправился вместе с Маркизом в обход квартиры.

Квартира ему очень понравилась.

В ней имелись три просторные комнаты, отделанные с замысловатой роскошью, пользующейся безусловным успехом среди полукриминальной публики, – масса завитушек, килограммы позолоты и немыслимые инкрустации. Сильнейшее впечатление произвел на Анатолия огромный камин, отделанный густо-зеленым малахитом, с двумя колоннами из фальшивого мрамора по сторонам. Понравилась ему и кровать размером с футбольное поле, под огромным балдахином, не очень уступающим размерами занавесу Большого театра. Поразила его деревянная, ярко раскрашенная статуя нарядного мавра с бронзовым канделябром в руке, служившая украшением столовой. Но когда Анатолий увидел потрясающую чугунную ванну на бронзовых львиных лапах, он окончательно утратил дар речи.

Когда наконец упомянутый дар к нему вернулся, Анатолий повернулся к Маркизу и заявил:

– Слушай, а чего я буду твою соседку стеснять, эту… как ее там, Викентьевну? Чего я в той твоей коммуналке не видел? Что я там делать буду? С остальными жильцами перед дверью сортира собачиться? Может, я лучше здесь пока поживу, в этой квартире? Тем более что хозяин вернется не скоро… уж тут-то меня точно никто искать не будет!

– А что? Я не возражаю! – согласился Леня. – Местная общественность тебя уже как будто признала, так что с этой стороны препятствий не возникнет…

– Одно только плохо, – насупился Анатолий, разглядев огромный бар, оформленный в виде уменьшенной копии афинского Акрополя. – Больно уж тут много всякого спиртного… как бы мне того… как бы ненароком не сорваться! Я уж сколько времени держусь, а тут боюсь не устоять… Главное, все такие напитки классные! Знаешь, как трудно будет воздержаться…

– Ну, с этим мы быстро разберемся! – Маркиз выглянул в коридор и окликнул:

– Эй, дядя Чирик, можно тебя на два слова?

Заинтересованный сантехник не заставил себя долго ждать. Он появился на пороге комнаты в окружении своего неповторимого профессионального аромата.

– Ну, в чем вопрос?

– Не вопрос, а предложение. Можешь взять на память о нашей встрече все это богатство. – И Маркиз представил взору изумленного Макаронова пару десятков разноцветных бутылок – коллекционного вина, дорогого выдержанного французского коньяка, настоящего лиссабонского портвейна лучших производителей, двадцатилетнего односолодового виски, бельгийских ликеров…

– Я эти шампуни вообще-то не очень, – поморщился дядя Чирик. – От них ничего хорошего, окромя отрыжки… мне бы чего попроще… беленькую или на худой конец портвешок… ну да ладно, коли задаром – так и быть, возьму… задаром, так отчего не взять… – И он оперативно переложил содержимое бара в свой чемоданчик с инструментами. Половина бутылок туда не влезла, и дядя Чирик попихал их в допотопную авоську.

Пристроив старого приятеля на новую квартиру, Леня пошел по своим делам. Собственно, дело у него было на данный момент одно – помочь Анатолию Зевако избавиться от смертельных неприятностей, а для этого следовало разобраться в запутанном деле, куда Толька влез исключительно по собственной глупости и легкомыслию.

Проработав в цирке несколько лет, Леня Марков приобрел много полезных навыков. Но важнее ловкости рук и умения не сдаваться в любой, самой неприятной и неожиданной ситуации, было чувство солидарности. Когда твоя жизнь зависит от того, удержит ли напарник в зубах тонкий канат, на котором ты висишь, или сумеет ли помощник вовремя закрыть клетку с голодными львами, ты учишься доверять. Без доверия артист не сможет работать в цирке.

Анатолий доверился Лене, обратился к нему за помощью, а цирк заставил Маркиза твердо усвоить одну истину: брось все и помоги товарищу. И как можно быстрее. Так что следовало поспешить.

Немножко беспокоило Леню то, как посмотрит на дело Лола – ведь он собирался работать даром, а Лола такого очень не одобряла. И вообще она работать не любила, всегда норовила отлынивать и притвориться беспомощной. Пока что Маркиз оставил свою боевую подругу в ванне с душистой пеной. Она пила шампанское и подпевала арии Джильды из «Риголетто», пытаясь таким способом залечить душевные раны от общения с шутником Анатолием.

Маркиз вошел в подъезд вслед за симпатичной девушкой с таксой на руках. Такса была не в духе и сердито тявкнула на Леню, когда он послал ей одну из своих самых обворожительных улыбок. Девушка тоже была не в духе и вообще его не заметила. Она прошла к лифту, Леня же притормозил возле стеклянной кабинки, в которой, как рыба в аквариуме, обитала консьержка.

Та не обратила на него никакого внимания.

Это была энергичная особа пенсионного возраста с коротко стриженными обесцвеченными волосами, в полосатом свитере домашней вязки, обтягивающем пышные формы, и в круглых очках, съехавших на кончик носа.

Она жила полной и разносторонней жизнью, подобно Юлию Цезарю делая одновременно четыре важных и увлекательных дела: перед включенным на полную громкость телевизором читала желтую бульварную газету, прихлебывала из большой фаянсовой кружки фруктовый чай и разговаривала по телефону. На столе перед ней кроме стопки газет и журналов лежало