Лиана Мориарти - Тайна моего мужа Страница 11

Она подтянула поближе книжку Эстер о Берлинской стене, перелистнула страницы и остановилась на фотографии юноши с ангельским серьезным лицом, слегка напомнившим ей Джона Пола, каким тот выглядел в молодости, когда она только влюбилась в него. Джон Пол всегда тщательнейшим образом заботился о прическе, тратил немало геля, чтобы уложить волосы, и сохранял очаровательную серьезность даже навеселе. В те годы они частенько бывали нетрезвы. Рядом с ним Сесилия ощущала себя смешливой девчонкой. Они пробыли вместе немало времени, прежде чем ей открылась более легкомысленная сторона его характера.

Юношу, как она прочла, звали Петером Фехтером – восемнадцатилетний каменщик, он одним из первых погиб, пытаясь сбежать за Берлинскую стену. Раненный выстрелом в бедро, он упал на «полосу смерти» с восточной стороны, где истекал кровью, пока не умер. Сотни свидетелей с обеих сторон смотрели на это, но никто не предложил ему медицинской помощи, только некоторые бросали издали бинты.

– Ради всего святого! – в сердцах воскликнула Сесилия и оттолкнула книгу.

Стоит ли Эстер такое читать, надо ли узнавать, что подобное вообще возможно?

Сесилия помогла бы этому юноше. Она бы сразу направилась прямиком к нему. Вызвала бы «скорую». Закричала бы: «Люди, да что с вами не так?»

Хотя кто знает, как бы она повела себя на самом деле? Вероятно, ничего бы она не сделала, если бы знала, что ее тоже могут застрелить. Она же мать. Ей нужно оставаться в живых. «Полосы смерти» не были частью ее жизни. Полосы – это на одежде. Или в аэропортах. Ей никогда не приходилось подвергаться испытаниям. Вероятно, этого с ней никогда и не будет.

– Полли! Ты с ним уже час болтаешь! Папе, должно быть, скучно! – крикнула Изабель.

Почему им обязательно нужно все время кричать? Девочки отчаянно скучали по отцу, когда тот уезжал. Он относился к ним с бо́льшим терпением, чем Сесилия, и с самых их юных лет был готов участвовать в их жизни так, как ей, сказать по правде, совершенно не хотелось. Он разыгрывал с Полли бесконечные чаепития и держал крошечную чашечку, оттопырив мизинец. Внимательно слушал, как Изабель снова и снова рассказывает про последний драматический поворот в ее отношениях с подругами. Все они испытывали облегчение, когда Джон Пол приходил домой. «Погуляй с малышками!» – просила его Сесилия, и он увозил их в очередное приключение и возвращал через пару часов, липких и в песке.

– Папочка не считает, что я скучная! – завизжала Полли.

– Сейчас же отдай телефон сестре! – рявкнула Сесилия.

В коридоре завязалась потасовка, и Полли вернулась в кухню. Она уселась за стол рядом с матерью и подперла подбородок ладошками.

Сесилия вложила письмо Джона Пола между страниц книги Эстер и посмотрела на хорошенькое личико сердечком своей шестилетней дочери. Полли была генетической аномалией. Джон Пол выглядел хорошо – в юности его звали красавчиком, да и Сесилия была довольно привлекательной при неярком освещении, но каким-то образом им удалось произвести на свет дочь, играющую в совершенно иной лиге. Полли выглядела точь-в-точь как Белоснежка: черные волосы, ярко-синие глаза и алые губки – по-настоящему алые, люди даже думали, что она пользуется помадой. Две ее старшие сестры, с их пепельными волосами и веснушчатыми носиками, казались красивыми собственным родителям, но только на Полли постоянно оглядывались в торговых центрах. «От такой красоты добра не будет», – заметила на днях свекровь, и Сесилия возмутилась, но в то же время поняла ее. Что делает с твоей личностью обладание тем единственным, чего жаждет всякая женщина? Сесилия замечала, что красавицы даже держатся иначе: они, словно пальмы, покачиваются на ветру обращенного на них внимания. Сесилия предпочла бы, чтобы ее дочери бегали, шагали и топали. И ей вовсе не хотелось, чтобы Полли, черт возьми, покачивалась.

– Хочешь знать, какой секрет я рассказала папочке? – спросила Полли, взглянув на нее сквозь ресницы.

У Полли отлично выйдет покачиваться. Сесилия уже теперь это видела.

– Ничего страшного, – заверила она. – Тебе необязательно мне говорить.

– Секрет в том, что я решила пригласить мистера Уитби на мою пиратскую вечеринку, – объявила Полли.

Через неделю после Пасхи Полли исполнялось семь лет. И вот уже месяц все обсуждали ее предстоящую пиратскую вечеринку.

– Полли, – одернула ее Сесилия, – мы уже об этом говорили.

Мистер Уитби работал учителем физкультуры в школе Святой Анджелы, и Полли была в него влюблена. Сесилия не знала, говорит ли что-нибудь о будущих отношениях Полли то, что первым ее увлечением стал ровесник ее отца. Таким девочкам положено влюбляться в поп-звезд подросткового возраста, а не в бритых наголо взрослых мужчин. Правда, в мистере Уитби было что-то особенное. Широкоплечий и спортивно сложенный, он ездил на мотоцикле и умел слушать, не отрывая взгляда от собеседника, но ощущать его сексуальную притягательность должны были не шестилетние ученицы, а их матери. Что с ними определенно и происходило; сама Сесилия не была исключением.

– Мы не будем приглашать мистера Уитби на твою вечеринку, – заявила Сесилия. – Так будет нечестно. Иначе ему пришлось бы ходить на вечеринки ко всем.

– Он захочет прийти на мою.

– Нет.

– Поговорим об этом в другой раз, – беспечно бросила Полли, отодвигая стул от стола.

– Ни в коем случае! – крикнула ей вслед Сесилия, но Полли уже удалилась небрежной походкой.

Сесилия вздохнула. Что ж. Куча дел. Она встала и вытащила письмо Джона Пола из книги Эстер. Прежде всего она уберет эту проклятую бумажку.

Он сказал, что написал письмо сразу после рождения Изабели и толком не помнит, о чем там идет речь. Это и понятно. Изабель уже исполнилось двенадцать, а Джон Пол частенько бывал рассеян. Он всегда полагался на то, что Сесилия запомнит все нужное за него.

Вот только она была уверена, что на сей раз он солгал.

Глава 5

Может, нам взломать дверь? – Голосок Лиама прорезал тихий вечерний воздух, словно взвизг свистка. – Мы могли бы разбить окно камнем. Например, вон тем! Смотри, мам, глянь, смотри-смотри, ты видишь…

– Тсс, – урезонила его Тесс. – Говори потише!

Она снова и снова стучала дверным кольцом.

Бесполезно.

Было уже одиннадцать вечера, и они с Лиамом стояли у дверей ее матери. В доме не светилось ни одного окна, шторы были задернуты. Он выглядел заброшенным. Собственно говоря, вся улица казалась зловеще тихой. Неужели никто не смотрит последние новости? Единственный свет падал от фонаря на углу. В небе не виднелось ни звезд, ни луны. Тишину нарушал заунывный стрекот одинокой цикады, последнего пережитка лета, и тихий шелест дорожного движения вдали. Доносился сладкий аромат маминых гардений. У мобильного телефона Тесс сел аккумулятор. Она не могла никому позвонить, даже вызвать такси, чтобы добраться до гостиницы. Может, им и придется вломиться в дом, но маму Тесс в последние годы так волновала безопасность. Не поставила ли она сигнализацию? Тесс представила себе, как на окрестности обрушивается внезапный вой сирены.

Ей не верилось, что это происходит с ней.

Она ничего толком не продумала. Следовало бы позвонить и предупредить мать об их приезде. Но она была вся на нервах, пока заказывала билеты, собирала вещи, добиралась до аэропорта, искала нужный выход на посадку, а Лиам шагал рядом с ней, не умолкая ни на миг. Он был так перевозбужден, что болтал на протяжении всего полета. А теперь так выдохся, что едва не бредил.

Ему казалось, что они отправились в спасательную экспедицию, чтобы помочь бабушке.

– Бабушка сломала лодыжку, – объяснила ему Тесс. – Так что мы некоторое время поживем у нее и будем ей помогать.

– А что насчет школы?

– Ничего страшного, если ты пропустишь пару дней, – сообщила она, и его глаза загорелись, словно огоньки на рождественской елке.

Понятное дело, она ни словом не упомянула о переводе в другую школу.

Фелисити ушла. Тесс и Лиам собирали вещи, а Уилл бродил по дому, бледный и шмыгающий носом.

Оставшись с Тесс наедине, Уилл попытался с ней заговорить, но Тесс, швырявшая одежду в сумку, развернулась к нему, словно кобра, готовая к броску.

– Оставь меня в покое, – яростно прошипела она сквозь стиснутые зубы.

– Прости, – пробормотал он, отступив на шаг. – Мне так жаль.

Они с Фелисити произнесли слово «жаль», должно быть, уже не меньше пятисот раз.

– Честное слово, – добавил Уилл, понизив голос, видимо, чтобы Лиам не подслушал, – если у тебя есть хоть малейшие сомнения, я хочу, чтобы ты знала: мы ни разу не переспали.

– Уилл, ты все время об этом твердишь, – заметила она. – Не знаю, почему тебе кажется, будто это как-то помогает делу. Наоборот. Мне и в голову не приходило, что вы можете переспать! Что я должна сказать – большое вам спасибо за сдержанность? То есть, бога ради… – Ее голос сорвался.