Галина Романова - Тайну хранит звезда Страница 11

– Возможно, – вдруг согласно кивнул Володин и потянул руку к тетради. – Позвольте взглянуть?

Кольская нехотя ему протянула тетрадку. Аня догадливо улыбнулась.

Петровский! В записке Галкиной, которую та написала вместо контрольной, упоминался Петровский – любимчик Кольской. Она не просто млела от него, она с ним иногда и заигрывала. Честно, честно! Аня сама не раз видела, как неприлично выгибает стан перед выпускником директриса, поймав того на перемене в коридоре или возле столовой. Мальчик был поразительно хорош собой. А еще был хорош собой его папа. И еще папа часто перечислял на расчетный счет школы спонсорскую помощь. Как не любить такое дитя?! И тут вдруг его имя вскользь упомянуто в такой нехорошей истории. Как тут не занервничать!

Володин внимательно прочел записку погибшей. Полистал ее тетрадку, покачал головой, снова протянул ее Кольской:

– А говорите, ребенок без проблем. Двойка на двойке.

– Ну… Так было не всегда. Так ведь, Анна Ивановна? – Анна Ивановна ее не поддержала, промолчав. Кольская решила ее уколоть, добавила со значением: – И не у всех педагогов.

– Проверим, – пообещал Володин.

– Проверьте! – фыркнула директриса, но, вспомнив об осанке, тут же выпрямила спину, поджала живот и юркнула в свое уютное кресло с высокой спинкой. – У Анны Ивановны вообще, кажется, все дети проблемные.

– Зачем вы так? – ахнула Аня и чуть не заплакала от обиды.

Да, дети не носили ей ни сумок, ни цветов, ни тем более домой подарков. И извергами она их порой про себя называла. Но это же ничего не значило! Ничего!!! Она была всегда с ними ровной, справедливой и честной. И подарков бы никогда не приняла. Сочла бы это подкупом, подхалимством. Что касается успеваемости, то тут у ее детей все в полном порядке. А проблемные – вроде Галкиной – существуют всегда и везде.

– Мы проверим, Анна Ивановна, вы не расстраивайтесь, – рассыпал Володин обещания направо и налево.

Хотя внутри его все ныло препротивно.

Когда проверять школьные журналы этой малолетней самоубийцы?! Кому этим заниматься?! Вчерашнее убийство на контроле у руководства, по нему еще никаких наработок, а тут это еще. Странно, что сегодня побриться успел и брюки почистить с ботинками. Скоро спать будет стоя, как конь!

И Анну было жалко, очень жалко. Хорошая женщина, милая, правильная. За что и не любит ее, видимо, директриса. Ведь сможет, стерва, создать ей проблемы, еще как сможет. А вкупе с посмертной запиской девушки, да еще и записью этой в тетрадке…

Вот бесхитростная душа. Другая бы уничтожила, выдернула лист, и все. Нет листа – нет лишних вопросов. А она с этой тетрадью в школу притащилась. И даже когда узнала про самоубийство девушки и ее посмертную месть, предъявила улику следствию.

– Анна Ивановна, вам вчера поздно вечером никто не звонил? – вдруг вспомнил Володин про номер на определителе Галкиных.

Номер был ее.

– Звонок был, – поежилась она, будто озябла и обхватила себя руками. – Очень странный звонок.

– И в чем заключалась странность?

Володин смотрел на нее с сочувствием. Хотя мог поклясться, значение его взгляда она не понимает. Его никто не понимал, даже покойная мать.

«Зверенышем вечно смотришь! – лупила она его по башке по делу и без дела. – Не глаза, а угли. Так и жгут, так и жгут».

На работе тоже вечно жаловались:

«Ты, Иваныч, рентген-то свой убери. Заикаться станем от того, как ты зыришь…»

Аня не понимала, насколько ему жаль ее. Она усердно отводила взгляд от него и без конца поправляла юбку и одергивала рукава на бледно-розовой кофточке. Неуютно ей было в его присутствии. Он понимал. И все равно он жалел ее. И дело было даже не в том, что проблем у нее с выбросившейся из окна девицей может быть воз и маленькая тележка. А в том, что слишком уж много навалилось на нее за последние сутки. Сначала кровавая бойня у соседей сверху. Потом ученица. Что дальше? Ее бы оградить, защитить, а кому?! Ему сто процентов некогда. Гулять под луной некогда. В кино ходить, в кафе просиживать и разговоры милые говорить тоже некогда.

Так он не человек, а зверь, выросший из звереныша, которого в нем мать узрела еще при рождении.

Володин вздохнул.

– Так в чем странность вечернего звонка, Анна Ивановна?

– Позвонили, – произнесла она, низко опустив голову. – Я спросила, кто? А мне в ответ… «Издохни, сука». Или что-то в этом роде.

– Ничего себе! – присвистнул Володин.

Встал с места и беспокойно заметался по просторному кабинету с дорогой офисной мебелью, кожаным креслом и стульями, огромным круглым окном, напоминающим гигантский иллюминатор в гигантской подводной лодке. И как-то так незаметно подобрался к Анне и встал прямо перед ней.

– Кто звонил? – спросил он тихо.

Недостаточно тихо, чтобы его можно было не понять. Но достаточно для того, чтобы его не услышала Кольская.

– Я не знаю! – пожала она плечами и жалко улыбнулась, посмотрев на него все же. – Шепотом говорили. Таким громким, зловещим.

– И все? Просто сказали: издохни, сука, и все?

– Да, все.

– А вы? – Он быстро обернулся на директрису, которая усиленно делала вид, что перебирает на столе какие-то бумаги, на самом-то деле подслушивала. – Вы испугались?

– Конечно! – широко распахнула она глаза, оказавшиеся удивительного небесного цвета.

Вчера он не рассмотрел. Вчера больше на ноги смотрел, на рот – такой влекущий, яркий. Грудь опять же в вечернем платье великолепно просматривалась, когда она ему на самый первый звонок открыла. Плечи, спина. Все было великолепно в ней.

– И что сделали? – засмущался Володин.

Еще не хватало, чтобы его мужское волнение этим дамам стало заметно. Стыдоба!

– В ванну залезла, в горячую ванну. Заперлась перед этим. – Она вздохнула. – Даже ума не приложу, кто мог звонить? Так жутко! Днем это…

– Мы сопоставим по распечаткам время, конечно, – заверил ее Володин, все так же не повышая голоса. – Но с телефона Галкиных вчера на ваш телефон был сделан звонок.

– Думаете, она?! – ахнула Анна и попятилась, схватила кофточку на груди в горсть, задышала часто-часто. – Зачем?! Что я ей сделала??? Это все… Все неправильно как-то! Желала смерти мне, если это, конечно, она, а сама умерла. Нелогично, Илья Иванович, не находите?!

Он много странностей в этом самоубийстве находил, если честно.

Перво-наперво то, что девушка, перед тем как выброситься из окна, позвонила подруге и договорилась с ней на следующий день пойти в гости. Потом она приготовила себе ужин, разложила на столе учебники, тетради. После вдруг пишет записку – заметьте – печатными буквами. Открывает окно и прыгает вниз. Глупо, нелепо? Может быть. Но в самоубийствах мало логики. И звонок еще этот озадачивал. Зачем было звонить классной руководительнице, шептать странные вещи, а затем…

– Аня, – еще тише позвал ее Володин. – Можно, я к вам сегодня зайду?

– Да, – тут же кивнула она, едва шевельнув губами. – Обязательно!

И тут же смутилась так, что глаза заслезились. Она закусила губу и отступила в сторону, пропуская его к двери. Он прошел мимо, едва покосившись. На ходу попрощался с директрисой и с ней. И ушел, унося с собой тетрадь Галкиной с невыполненной контрольной работой.

– Доигралась?! – тут же зашипела страшным змеем Кольская.

Она нервно покусывала губы, пропустив самую важную часть из всего визита Володина. Ту самую, которую он говорил почти шепотом. И говорил лишь для Корнеевой, обходя ее – Кольскую Анастасию Станиславовну. Надо будет мужу дать задание. Пусть узнает подробнее, что это за замшелый такой полицейский, смеющий говорить с ней в непозволительном ехидном ключе. А с Корнеевой, между прочим, тепло и бережно говорил. Да-да, именно бережно, она это уловила, не дурочка.

– Что мне делать-то сейчас, Анастасия Станиславовна?

Развела руками глупая курица в глупой розовой кофточке, делающей ее похожей на маленького молочного поросенка.

– Ступайте и работайте. Звонок скоро с вашего урока. А вы тут… А там посмотрим…

И она чрезвычайно многозначительно осмотрела ее с головы до ног. Будто тюремную робу примеряла.

– А куда, простите, смотреть станете? – Аня ее взгляд поняла как надо.

– Туда, милочка, туда!!! – Кольская подбоченилась, сидя в кресле. Уже не заботясь о том, что живот выкатился валиком. – Оставить вас на работе или…

– Так до конца года всего ничего осталось, – возмутилась Аня. – Мне детей довести надо. Мой класс выпускной! У них экзамен и… Это непорядочно, в конце концов!

– Непорядочно детей доводить до смерти. Доучила до смерти! – провела по воздуху щепотью Кольская, будто строчку писала. – Так и вижу заголовки желтой прессы. Теперь вцепятся! Школа не должна пострадать из-за одного педагога. Если руководство будет склоняться к мысли отстранить вас от занимаемой должности, то я…

– То вы будете только рады, – закончила за нее Анна и ушла, не став хлопать дверью, хотя очень этого хотелось.