Энн Перри - Туман над Парагон-уок Страница 11

Мамина гостиная ушла в далекое прошлое: вечерние чаи, вежливые визиты, обсуждение свежих сплетен, стремление узнать что-то новенькое о возможных женихах, слухи о проступках других мужчин — и все это, как всегда, в многословной, пустой манере. Но теперь Шарлотта должна вновь стать светской дамой, достаточно приемлемой для общества Эмили.

Она поспешила домой, где переоделась в серое муслиновое платье с белыми разводами. В прошлом году Шарлотта сэкономила на домашних расходах немного денег — и сделала себе этот наряд. Фасон платья был простым, зато оно еще не слишком вышло из моды. Поэтому она и выбрала его, чтобы не сильно отличаться от остальной публики на улице.

В десять часов утра было уже жарко, когда Шарлотта вышла из наемного экипажа на Парагон-уок, поблагодарила кучера, заплатила ему и медленно пошла по гравийной дорожке к дверям дома Эмили. Она решила не озираться по сторонам — мало ли кто увидит ее… Здесь всегда кто-то был поблизости — служанка, смахивающая пыль с окна и от скуки мечтающая о чем-то; мальчишка-слуга, бегущий куда-то по заданию хозяйки; кучер или помощник садовника…

Дом был большой, после ее жилища казавшийся настоящим дворцом. Он был построен для хозяев с детьми и для родственников, которые могли неожиданно приехать на время балов, а также с учетом полного штата слуг.

Шарлотта постучала в дверь — и вдруг почувствовала себя ужасно оттого, что сейчас разочарует сестру. Их жизни стали настолько разными с того времени, когда они жили на Кейтер-стрит, что они наверняка стали чужими друг другу. Даже со времени дела на Калландер-сквер прошло уже больше года. Тогда они были близки перед лицом общей опасности — и общего азарта расследования. Но тогда события не происходили в доме Эмили, в окружении ее друзей…

Шарлотта ошибалась, когда думала, что серый муслин будет соответствовать событию, — он был скучным; кроме того, имелась небольшая неровность на кружевах, что указывало на места починки. Она не подумала о том, что теперь у нее красные руки и ей лучше не снимать перчаток — на всякий случай. Эмили обязательно заметила бы — ведь у Шарлотты всегда были очень красивые руки, которыми она так гордилась.

Дверь открыла служанка; в ее лице сквозило удивление, когда она увидела незнакомку.

— Доброе утро, мэм?

— Доброе утро, — Шарлотта выпрямилась и заставила себя улыбнуться. Она должна говорить медленно. Было бы глупо нервничать, навещая собственную сестру, при этом младшую. — Доброе утро, — повторила она. — Будьте добры, информируйте леди Эшворд, что ее сестра, миссис Питт, пришла ее навестить.

— О, — глаза у девушки расширились. — О, да, мэм. Не хотите ли зайти, мэм? Я уверена, что леди будет рада видеть вас.

Следуя за девушкой, Шарлотта вошла в дом. Она прождала в будуаре всего несколько минут, перед тем как туда ворвалась Эмили.

— Шарлотта! Как я рада видеть тебя! — Она положила руки на плечи сестры и обняла ее. Затем сделала шаг назад, прошлась взглядом по серому муслину и посмотрела Шарлотте в лицо. — Ты выглядишь замечательно. Я намеревалась навестить тебя, но ты наверняка знаешь, какое ужасное событие здесь произошло? Томас тебе все расскажет об этом. Слава богу, к нам это не относится. — Она содрогнулась и отрицательно покачала головой в знак отрицания. — Это, наверное, звучит ужасно бессердечно? — Она снова повернулась к Шарлотте, глядя на нее виноватыми глазами.

Шарлотта, как всегда, была прямолинейной и честной.

— Вероятно. Но это же правда, что тут говорить. Ужас вызывает трепет и возбуждение — до тех пор, пока он не касается нас. Люди будут говорить о том, как это страшно и как простое упоминание об этом расстраивает их выше всех мыслимых пределов.

Эмили расслабилась и улыбнулась.

— Я так рада, что ты здесь! Хотя с моей стороны это звучит как каприз, но мне так хочется послушать твое мнение о Парагон-уок… Правда, в свете последних событий я уже никогда не смогу любить это место так, как раньше. Они все здесь такие вежливые, что временами наводят на меня ужасную скуку. У меня иногда появляется мысль, что я забыла, как быть откровенной!

Шарлотта взяла Эмили под руку, и они вышли через широкие французские двери на газон позади дома. Жаркое солнце согревало их лица.

— Вряд ли, — ответила Шарлотта. — Ты всегда умела думать одно, а говорить другое. Это я была нежелательной особой в обществе, потому что так и не смогла научиться этому.

Эмили захихикала, вспоминая прошлое. Некоторое время они говорили о разных былых неприятностях, которые тогда заставляли их краснеть; теперь же общие воспоминания вызывали только вспышки смеха и усиливали их привязанность друг к другу.

Шарлотта даже забыла, зачем пришла, когда неожиданное упоминание о Саре, их старшей сестре, ставшей одной из жертв душителя с Кейтер-стрит, заставило ее вспомнить об убийстве, его близком липком ужасе и разъедающих, как щелочь, подозрениях, которые оно принесло с собой. Шарлотта никогда не умела быть дипломатичной — по крайней мере, с Эмили, которая очень хорошо ее знала.

— Кто такая Фанни Нэш?

Ей хотелось знать мнение женщины. Томас хорошо разбирался в человеческой натуре, но мужчины часто не понимают основных черт женского характера, которые абсолютно очевидны для любой ее товарки. Сколько раз Шарлотта наблюдала, как мужчины были очарованы милой девушкой, которая казалась такой мягкой и так легко ранимой; а на самом деле — и для Шарлотты это было совершенно очевидным, — она была крепкой и твердой, как металлическая утварь на кухне!

Эмили перестала улыбаться.

— Ты снова желаешь побыть сыщиком? — осторожно спросила она.

Шарлотта подумала о Калландер-сквер. Тогда детективом захотела быть Эмили и даже настаивала на этом. В тот момент это выглядело как авантюра, увлекательное приключение — до той поры, пока все не подошло к страшному финалу.

— Нет! — сказала она быстро. Затем, подумав: — Ну, да. Я не могу перестать переживать из-за этого, так? Но я же не буду слоняться вокруг, донимая всех вопросами! Не говори ерунды. Это было бы совершенно непристойно. Ты должна знать, что я не собираюсь тебе вредить. Я могу быть бестактной, признаю, но я не глупа.

Эмили смягчилась. От природы она была любопытной, и ей хотелось узнать подробности.

— Конечно, я это знаю. Прошу прощения. Сейчас я не в себе… — Она немного покраснела при упоминании о своем положении, ибо еще не успела привыкнуть к нему. — Фанни была самой обыкновенной. Полагаю, ты хочешь услышать правду? Она была самым последним человеком, о ком бы я подумала, что она может разжечь в ком-либо такие страсти. Могу только предполагать, что он был сумасшедшим, больным беднягой… О, — Эмили закрыла рот, заметив, что нарушила правила поведения в обществе. После замужества она думала, что ей будут абсолютно безразличны такие вещи. Видимо, влияние Шарлотты становилось заразительным. — Я думаю, что никто не должен симпатизировать ему, — поправилась она. — Это совершенно неправильно. Если только он не сумасшедший, конечно. Тогда он не властен над своими поступками. Томас поймает его?

Шарлотта не знала, что ответить. Она могла так и сказать: «Не знаю». Но это не было бы ответом. В действительности Эмили хотела выведать, знает ли Томас главное: было ли это убийство совершено обитателем Парагон-уок — или чужаком, посторонним для здешнего общества человеком; во втором случае преступление превращалось в случайное вторжение, которое могло произойти где угодно, в любом другом месте на пути этого безумца.

— Еще слишком рано говорить об этом, — постаралась выиграть время Шарлотта. — Если это действительно сумасшедший, то сейчас он может быть где угодно, и так как у него не было особых причин охотиться именно на Фанни, которая просто попалась ему под руку, то вряд ли он признает это место, даже когда будет пойман.

Эмили смотрела на сестру в упор.

— Ты говоришь, что он не обязательно сумасшедший?

Шарлотта избегала ее взгляда.

— Эмили, откуда я знаю? Ты говоришь, что Фанни была очень… заурядной, ни в коей мере не кокеткой…

— Да. Хотя она не была простушкой, это точно. Но знаешь, Шарлотта, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что красота — это не только твои физические качества и твоя косметика, но также то, как ты ведешь себя и какой ты сама себя видишь. Фанни вела себя, словно была простушкой. В то время как Джессамин, если ты взглянешь на нее беспристрастно, в действительности не такая уж красавица, но она ведет себя так, будто бы абсолютно неотразима! Поэтому каждый и видит ее такой. Она верит в себя, а мы — заодно с ней.

Эмили усвоила эти знания очень рано. Шарлотта сама хотела бы разбираться в этом — еще в те времена, когда была моложе и находилась в отчаянном процессе познания самой себя. Она вспоминала с болезненной ясностью, как плохо ей было в пятнадцать лет, когда ее сестры Сара и Эмили выглядели красотками, а она ощущала себя такой нелепой и неуклюжей — одни коленки и локти! Она была тогда очень высокой и продолжала при этом расти; могла даже стать гигантом, и ни один мужчина не посмотрел бы на нее. Она могла смотреть поверх людских голов! Шарлотта влюбилась было в привлекательного молодого человека по имени Джеймс Фортескью, но знала, что была по крайней мере на два дюйма выше его, — и не могла сказать ни слова в его присутствии. Дело закончилось тем, что вместо нее он избрал объектом своих ухаживаний Сару…