Ирина Мельникова - Бесы Черного Городища Страница 11

И листок отбросила, а сама побелела, слова сказать не может и только крестится, крестится… Я всполошился, сердце в груди трепещет, весь потом покрылся. «Что с тобой, душенька? — спрашиваю. — Отчего переполох?» А у самого руки трясутся, хотел воды испить и чуть стакан не разбил. «Смотри, Карпуша, — говорит мне Катерина Савельевна и пальцем в бумагу тычет. — Смотри, а то я со страху помру!» Я поглядел и тоже обмер. Свят! Свят! Свят! Страсти какие! На листочке слова написаны. А внизу-то, внизу… — Полиндеев побледнел, перекрестился и шепотом произнес:

— Внизу листочка пририсован страшный шкилет, тут же черный гроб и три свечи… — Он полез трясущейся рукой в карман сюртука и извлек из него помятый, сложенный вчетверо лист бумаги. — Да вот, извольте сами просмотреть! — и протянул письмо Ивану.

Тот пробежал его глазами и передал Алексею.

— Прочитай вслух!

Строчки шли вкривь и вкось, словно писавший был пьяным или пребывал в сильном испуге. Но он явно был грамотным человеком и дружил не только с «ятями», но и с «ерами»[4].

Алексей тотчас высказал по этому поводу свои соображения и зачитал письмо:

— Приказываю Вам послезавтра, т, е. 7 июня сего года, принести запечатанный конверт с тысячью рублями в лес к озеру Рыжее, не позднее восьми часов вечера, к завалившемуся пню, что находится в пятидесяти шагах на запад от старой купальни. В случае неисполнения этого приказа будете преданы лютой смерти.

Грозный атаман лихой шайки — Черный Ворон.

— М-да! — сказал Иван и принялся за новую самокрутку. Покончив со столь полезным занятием, он пристально посмотрел на Полиндеева. — Продолжайте, Карп Лукич! Продолжайте!

— А что продолжать? — опешил купец. — Вот оно письмо! Теперь хватайте, ловите подлеца! — Он бросил беглый взгляд на Алексея. Но вид у того был абсолютно непроницаемый.

— Я хочу узнать. Карп Лукич, о том, чем вы занимались начиная с момента, когда получили это письмо, насколько я понимаю, вчера поздно вечером, и до сегодняшнего дня, вернее, до двух часов пополудни, когда вы изволили появиться в управлении полиции. Вы не пришли рано утром, почему? Какие у вас были соображения? И какие действия вы намерены предпринять? — Иван затянулся самокруткой и выпустил изо рта струю дыма, которая повисла над его головой в форме сизого ореола.

Купец насупился.

— Если б знал какие, то сюда бы ни ногой, господа начальники! — И с гораздо меньшей охотой стал рассказывать дальше:

— Стали мы тут с Катериной Савельевной препираться, кому письмо читать. У нее глаза вострее, а мои даже с очками перестали видеть. Я о том ей говорю, а она на меня взбеленилась: «Ты, — кричит, — хозяин и мужского пола, ты и читай!» Спорили мы так с полчаса, и, концы к концам, кликнул я Веру — это, стало быть, старшую дочку мою. Она у нас поболе матушки образованна, в прошлом годе гимназию закончила, да только не в меру горда. Ну ладно! «Верочка, — прошу я дочь, — голубушка, прочти-ка нам это письмецо и объясни все по порядку, что происходит. Может, мы рехнулись враз вместе с маменькой?» Дочка взяла листок, громко прочитала все, что там нацарапано, покачала головой и говорит мудрено так и вовсе непонятно: «Папенька, — говорит, — вы стали объедком этого, как его… еско… тьфу! еспроприятера!..» я, обомлел. В первый раз такое слышу. «Объясни, — прошу, — Верочка, только по-простому. Каким таким объедком я стал? Мы, слава богу, жизнь прожили — и не то что объедками никогда не бывали, а люди еще от нас кормились». Признаюсь, я даже закричал на нее сгоряча: «Ах ты, дурища!» — так мне обидно стало за это глупое слово. Вера пожала плечами, фыркнула и ушла, а на пороге уже сказала: «Какой вы, папаша, необразованный, совсем ничего не понимаете!» Тут я и вовсе не сдержался. Сопливая еще девчонка поучать меня вздумала. И выговорил ей вслед в сердцах: «Я хошь и необразованный, а вас с Наденькой — это моя вторая дочь, младшая — вырастил, выкормил, наукам обучил, а ты теперь родителю помочь не хочешь в смертельных опасностях!»

Полиндеев огорченно развел руками.

— Да что с них возьмешь, с детей-то? Они наши денежки уважают, а нас самих терпят только до поры до времени…

Купец вздохнул и вытер платком лысину, которая покрылась крупными каплями пота. Расстегнув сюртук, под которым оказался бархатный жилет с выглядывавшей из кармана массивной золотой цепочкой, он снова стал рассказывать:

— Повертел я мозгами так и эдак, подумал и решился отнести деньги на указанное место. Хошь отвалить тыщу целковых вовсе не с руки и не по нашим капиталам, но что поделаешь — живот мошны дороже. Расстроился я просто — во как! Однако Катерина Савельевна мне говорит: «Не дело ты надумал, Карпуша! Ты человек семейный, и не пристало тебе подобными деньжищами швыряться почем зря!» — «Хорошо тебе говорить, — отвечаю, — у меня самого сердце кровью обливается, но умирать тоже неохота. Да и как вы без меня останетесь? Заклюют вас все, кому не лень, по миру пустят!»

А супруга свое твердит: «Пользы, что деньги атаману отдашь, никакой! Поймут душегубы, что ты пугливый да покладистый, и через неделю уже три потребуют! Что ж, ты им три тоже выложишь? А потом и все пять, если не десять прикажут принести». И расстроила она меня, господа начальники, этими словами, хоть плачь! Я и впрямь бы заплакал, только моя Катерина Савельевна, мудрая женщина, говорит мне: «Послушай моего совета, Карпуша! Иди-ка ты в сыскную полицию да отыщи там самого главного начальника, фамилия его Тартищев, а звать Федор Михайлович. От него, говорят, никакой пощады жуликам не бывает. Расскажи ему все как есть. Так вернее будет! И защитит он тебя от мазуриков, да и деньги при тебе останутся». До сегодняшнего обеда мы с ней судили да рядили. Поверите, за всю ночь глаз не сомкнули. Ведь Федора Михайловича я без подсказки супруги давно знаю. Суров он, ох как суров! И все-таки Катерина Савельевна на своем настояла. И вот я пришел к вашей милости, не оставьте без внимания, защитите!

Полиндеев умоляюще посмотрел на Ивана и вдруг неожиданно бухнулся на колени и прижал ладони к груди.

— Но-но! — Иван погрозил ему пальцем. — Что за театр!

Встаньте сейчас же!

Он вышел из-за стола и приблизился к купцу. Тот снова взгромоздился на стул и застыл, понурившись, словно в ожидании смертельного приговора. Вавилов слегка встряхнул его за плечо.

— Успокойтесь же. Карп Лукич! Скажите спасибо Катерине Савельевне, что на нужный путь вас наставила. Мошенников поощрять нельзя, это она правильно заметила. А мы вас защитим, но только и вы должны нам помочь!

— Ну, за этим дело не станет! — Полиндеев заметно повеселел. — Ежели расходы какие или, к примеру сказать, благотворительность, то мы с превеликим нашим удовольствием! — И он полез в карман за бумажником. — Скажите сколько, никаких денег не пожалею!

— Да вы никак свихнулись, голубь мой, с перепугу? — рассердился Иван. — Уберите деньги! Мы царево жалованье получаем, и ваши деньги нам без надобности. Вы нам должны помочь другим образом. Завтра в назначенный час вы придете к озеру и будете ждать этого Черного Ворона, а когда он явится, сунете ему в руки конверт с газетной бумагой. В этот момент наши люди схватят его.

Полиндеев схватился за сердце и чуть не кувыркнулся со стула:

— Ну уж нет, господин начальник! От этого увольте!

С чего я на рожон полезу? А если этот Ворон пальнет в меня или прирежет? У меня как-никак жена, дочки, завод, торговля! Я не то чтобы встречаться, за версту этого душегуба видеть не хочу! Нет уж, сделайте милость, управьтесь как-нибудь без меня!

— Чудак вы человек! — засмеялся Алексей и в свою очередь встал и подошел к Полиндееву. — Без вас нам и вправду не обойтись. Ведь если вместо вас придет другой человек, Ворон его просто не узнает и пройдет мимо. И тогда мы его точно не поймаем. А если он разозлится и подкараулит вас в городе? Тогда вам точно крышка!

— Мать честная! — Купец воздел руки к небу. — Святые угодники! Куда ни кинь, всюду клин! И так обернешься — плохо, а эдак — того хуже! Вот истинная напасть и выхода нет!

— Выход есть, — сказал Алексей мягко, и купец тотчас уставился на него с мольбой и надеждой одновременно. — Послушайте нас, — Алексей перевел взгляд на Вавилова, — меня и Ивана Александровича, и все будет хорошо. Мы вам слово даем, ни один волос не упадет с вашей головы.

— А может, я господина Тартищева дождусь? — Полиндеев совсем оробел и, кажется, даже уменьшился в размерах со страху.

— Нет, не дождетесь, — ответил Иван, — Федор Михайлович вернется через два дня, то есть уже восьмого июня.

Все надо решать сейчас, и как можно скорее. Ведь мы должны заранее осмотреть место и приготовить наших людей.

— Боязно мне все-таки!

— Чего вы боитесь? Подумайте сами! Вы принесете конверт, как приказывал атаман, передадите его, и вся недолга, — сказал Алексей. — С чего ему вас убивать?