Наталья Солнцева - Опасайся взгляда Царицы Змей Страница 11

С этими словами баба Надя вынесла икону Божьей Матери с драгоценным позолоченным окладом, старую и величественную. У Сергея захватило дух, когда он прикинул, сколько такая вещь стоит.

Алена перекрестилась, поцеловала икону. Когда она наклонилась, короткая юбка высоко открыла красивые ноги, мелькнули кружевные трусики, и гость почувствовал, как пересохло в горле. Счастье, что у него оказались при себе запасные ключи от квартиры!

Проводив Алену к автобусу, он вернулся в дом. Перегруженный желудок неприятно ныл. Глаза слипались. Баба Надя постелила на диване, принесла пуховую подушку.

– Ты отдохни, милок, – дневной сон сладкий как мед! Ложись, я тебя разбужу к ужину.

«Опять заставит есть!» – с ужасом подумал Сергей, проваливаясь в приятную дремоту. Под потолком кружилась случайно залетевшая на запах клубничного варенья пчела, монотонно жужжала, убаюкивая…

Перед отъездом в село он улаживал дела Нины, связанные с продажей картин и имущества. В адвокатской конторе стояла духота.

– Кондиционер сломался… – смущенно объяснял посетителям помощник нотариуса. – Извините!

Горский расположился у открытого настежь окна, за которым в неподвижном мареве млели деревья.

– Ну, где твоя дама? – спросил нотариус, теряя терпение.

Нины не было уже целый час. Сергей не выдержал и позвонил ей.

Нина ответила на звонок не сразу: ее голос дрожал.

– Сережа, приезжай немедленно. Я так боюсь…

– Что случилось?

Она заплакала:

– Приезжай…

Он чертыхнулся и вызвал такси. В машине он ругал себя за то, что поддается паническому настроению Нины. Женская истерика, не стоит обращать внимания. Он вспомнил, как утром решил посмотреть на купленную им подвеску и не смог ее найти. Она хранилась в шкафу на верхней полке. Но на месте ее не оказалось. Горский перерыл весь шкаф – безрезультатно. Сердце билось частыми болезненными толчками. Неужели кто-то проник в квартиру и украл амулет?

«Амулет» – так назвал подвеску Артур, когда они вместе ее рассматривали. Сергей с ним согласился: вещица явно культового назначения. Для ювелирного украшения слишком проста и, на первый взгляд, неказиста. Но чувствуется в ней какая-то сила, присущая только изделиям, наделенным скрытым смыслом.

После лихорадочных поисков амулет обнаружился в ванной висящим на крючке для полотенец. Это уж совсем невероятно!

«Неужели я оставил его там? – гадал Сергей. – Но зачем?»

Он вообще не носил его в ванную. Вчера вечером, конечно, он немного выпил… Но не до такой же степени, чтобы не помнить, куда что кладет? Выходит, до такой.

Такси остановилось у дома Корнилиных. Сергей расплатился и вышел. Сад показался ему заброшенным и опустевшим, хотя внешне в нем ничего не изменилось. Во дворе остро пахли разросшиеся повсюду любимые Артуром дикие ромашки. Они были примяты автомобильными шинами. Кто-то весьма бесцеремонно въезжал во двор. Может, мебель грузили?

Нина долго не открывала. Наконец за стеклом веранды показалось ее бледное испуганное лицо.

– Сережа, ты?

– Открывай, не бойся. Что случилось?

Она вышла, прислонилась к Сергею и заплакала. Плечи ее, накрытые шерстяной шалью, судорожно вздрагивали.

– Мне холодно. Видишь, жара на улице, а я никак согреться не могу. – Она вся дрожала.

– Ты чем-то расстроена? Мы тебя ждали, нужно подписать бумаги…

– Кто-то приезжал сюда ночью, – Нина говорила шепотом, так, что он едва слышал. – Видишь? – она показала на следы шин. – Я встала утром, и… Кто это, как ты думаешь? Они меня убьют, так же, как Артура! Что им нужно?

– Пойдем в дом.

Сергей обнял ее и чуть ли не силой увел с крыльца. В комнатах было сумрачно и прохладно, пахло еловыми ветками, свечами и увядшими цветами. Печальный запах утраты, невосполнимой ничем. Почти все вещи и работы Корнилина были проданы, голые стены наводили уныние, в углах висела паутина.

– Я вышла утром, очень рано, часов в пять… никак не могла уснуть. Захотелось подышать свежим воздухом. И увидела… следы шин, прямо посреди двора. Вечером их точно не было, я знаю. Я никому не разрешала въезжать сюда, портить ромашки… Артур их так любил.

– Мало ли кто…

Она не дала ему договорить.

– Я спрашивала соседей, никто ничего не слышал… Значит, это было ночью. Опять ночью! Артура тоже убили ночью.

– С чего ты взяла, что его…

– Я знаю! – Глаза Нины лихорадочно блестели. – Артура убили. Он чувствовал. А я ему не верила…

Горский пришел к выводу, что смерть мужа оказала разрушительное действие на психику Нины. Она явно не в себе, и общение с ней плохо влияет на него самого.

Поэтому он передал ей все бумаги, адреса, телефоны, координаты адвоката и нотариуса, с которыми предварительно договорился, и уехал в лесную деревню, к Алене, бабе Наде и прочим интересующим его личностям. В конце концов, ему пора заниматься своими делами! Книга не движется, потому что нет материала. Значит, необходимо предпринять определенные шаги, чтобы таковой появился, и засесть за работу.

Глава 5

Благословенная земля Тосканы[9], нагретая горячим итальянским солнцем, источала запахи перезревшего винограда и поздних цветов. Флоренция, страстное сердце Тосканы, затихла в преддверии ночи. Отгремела ослепительная рыцарская джостра[10], триумф отважных, коварных и обольстительных братьев Медичи[11] – Лоренцо и Джулиано. На флорентийские сады опустилась влажная темнота, полная таинственных звуков. Дивные римские мраморы отражались в освещенных луной бассейнах уснувших фонтанов… Вдоль стены, за которой тянулись могильные кресты и белые надгробия, осторожно пробирались две закутанные в темные плащи фигуры.

– Сюда!

Неизвестные скользнули в проем в стене. В колючих кустах дикой розы были заранее припрятаны орудия труда – две железных кирки и лопата.

– Скорее…

В глухом уголке кладбища двое принялись раскапывать свежую могилу. Тот, что повыше, все время оглядывался; второй, чуть пониже и поплотнее, быстро копал, тяжело дыша. Земля, жирная и рыхлая, поддавалась легко. Показалось завернутое в плотную ткань мертвое тело. Неизвестные взяли его с двух концов и понесли к забору. Тело было тяжелым и отвратительно пахло.

Недалеко от кладбища, в глубине заброшенного сада, стоял мрачный каменный дом с высокой крышей и узкими окнами. Окованная железом дверь открылась с натужным скрипом. Двое в плащах втащили мертвеца в дом, заперлись и придвинули к двери тяжелую дубовую лавку. Только после этого тот, что повыше, зажег медный светильник.

– Манфред, ты проверил окна?

– Да, учитель, – почтительно ответил молодой человек, стройный и широкоплечий. Его красивое лицо имело благородные черты.

Комната с высоким деревянным потолком из грубых балок была почти пуста. У северной стены стоял массивный стол, на который неизвестные положили покойника. У стола в каменной нише теснились склянки с остро пахнущими снадобьями, лежали ножи, пилы и разные железные крючки.

Высокий человек принялся разглядывать мертвеца. Судя по всему, тело принадлежало нищему – мужчине лет сорока, худому и длинному, черноволосому, со смуглой кожей, которая приобрела тусклый серо-зеленый цвет. Глаза трупа ввалились, бескровные губы разъехались, волосы прилипли к обтянутому кожей черепу.

Молодого человека едва не стошнило. С трудом преодолевая спазмы в горле, он подошел, помогая учителю разрезать и снять с трупа одежду, в которой уже копошились черви. Покойников он давно не боялся, но никак не мог превозмочь отвращение к извлеченным из земли трупам. Особенно летом, когда жара, влага и черви быстро делали свое дело.

Манфред старался отвлечься, чтобы тошнота и спазмы в желудке не мешали ему помогать учителю, известному лекарю и астрологу Луиджи. К его услугам прибегали самые богатые и знатные флорентийские семейства – Веспуччи, Торнабуони и даже сами братья Медичи. Искусство врача высоко ценилось, ибо болезнь не признавала различий между благородными сеньорами и простолюдинами. Под ярко сияющим небом Тосканы свирепствовали холера, чума, черная оспа и чахотка. Жизнь становилась призрачной и упоительной, подобной скоротечному сну, готовому прерваться в любой миг. Будет ли завтрашний день? Этого никто не знал.

Луиджи сделал продольный разрез трупа и вытащил скользкие, покрытые гнилостным налетом внутренности. Манфред смотрел на эти отвратительные останки того, что не так давно было человеком, и содрогался…

Память совершенно неожиданно вернула его к блистательной джостре царственных братьев, волшебному видению с развевающимися знаменами из восточного шелка. Отважный Джулиано выступал впереди в ослепительном наряде из серебряной парчи, разукрашенном жемчугом и рубинами. На штандартах[12] Медичи сияло золотое солнце, символизирующее жар любви, и Минерва[13] в белоснежном одеянии, вооруженная щитом и копьем, взирала на великолепных всадников. Крупные бриллианты горели на шлемах рыцарей. С увитых цветами и лентами трибун еще жарче светились глаза прекрасных дам, провожающих томными взглядами своих возлюбленных…