Ольга Тарасевич - Тайна перстня Венеры Страница 11

– Вы… так смотрите на меня. Извините, – лепетала тем временем Петра, прикрывая скрещенными руками грудь, – должно быть, я слишком быстро осталась без одежд, а вы еще не раздеты.

Накручивая на палец выбившийся из прически ярко-рыжий локон, Теренция осмотрелась по сторонам. В аподитериуме, кроме них, находится только одна женщина, которая заняла для своих вещей скамью в дальнем углу. Судя по тому, что она раздевается сама, без рабынь, – невелика птица, зачем ради такой стараться, впечатление производить. Запросто можно обойтись без разыгрывания пьесы «рабыня помогает снять платье своей любимой госпоже». К тому же без посторонней помощи стаскивать тунику, честно говоря, намного удобнее. К рабыням, оказывается, тоже надо привыкнуть!

Она махнула рукой:

– Иди скорее, я же вижу, тебе не терпится быстрее насладиться жаром. Я сама разденусь и скоро присоединюсь к тебе. Иди, дозволяю!

Петра и та незнакомая женщина скрылись за дверью, ведущей в парную, одновременно.

Теперь можно присесть на корточки, приложить ухо к стене и спокойно, без лишних свидетелей…

– Будь доволен тем, что в руках имеешь,Ни на что не льстись и улыбкой мудройУмеряй беду. Ведь не может счастьеБыть совершенным.[27]

– Один ты как будто бы знаешь Горация. Да он у всех на устах! Я тотчас же тебе отвечу! Сейчас, сейчас… О, вспомнил!

Что будет завтра, бойся разгадыватьИ каждый день, судьбой нам посланный,Считай за благо…[28]

– Будь доволен тем, что на руках имеешь… И каждый день, судьбой нам посланный, считай за благо, – повторила Теренция, поднимаясь с колен. – Какие прекрасные мудрые слова!

Мужчины, переговаривавшиеся за стеной, явно ушли в парные или массажные комнаты. В их раздевалке воцарилась тишина, подслушивать больше было решительно некого и нечего.

«Как же я люблю вот так тайком узнавать, о чем разговаривают незнакомцы, – прежде чем раздеться, она решила снять золотой венок-ободок, придерживающий волосы. Красивый, но с острыми листочками, за которые цепляется туника, поэтому с ним надо обходиться осторожно. – Мужчины обсуждают политику, поэзию, философию. Так, в термах, я узнала о том, что произошло в Риме с Валерией Мессалиной. А еще как-то велась речь о стоиках и гедонизме. Мне так интересны все эти неторопливые разговоры! Может, это зов крови и моего рода? Иногда я думаю: прекрасно было бы оказаться в императорском дворце. Это меня, а не чудовище Нерона следовало воспитывать Сенеке. Но… Гораций все-таки мудр. Советует: ни на что не льстись. Возможно, я действительно была бы счастлива во дворце. Однако это вряд ли могло продлиться долго, я слишком прямолинейна и не очень-то искусна в интригах и заговорах. Зато теперь у меня скоро будет свой дом и есть Марк Луций Сципион, с которым не только приятно проводить время на ложе, но и разговаривать…»

В соседней раздевалке вновь скрипнула дверь, и Теренция, забыв про тунику, термы и все на свете, снова бросилась к стене.

– Хлеба и зрелищ – такова воля плебса, самое заветное желание людей простых, недалеких и необразованных. Но что же сегодня нам предлагается в качестве таких зрелищ? Театр, гонки на колесницах и гладиаторские игры. Кто не видел, как толпами из театра валит народ на трибуны гладиаторской арены?! Комедии больше не интересуют, плебсу нужны трагедии, причем не придуманные, а настоящие. Так лавина сходит со склонов гор, как толпа бежит увидеть борьбу, кровь, смерть. И это горячит: чувствовать пульсирующие секунды, разделяющие жизнь и смерть, и понимать, что бытие человека, яркое, многообразное, отныне находится в полной безоговорочной воле трибун.

– Не буду спорить, успех гладиаторских боев затмевает все. Стоит лишь политику устроить такие игры – и поддержка народа, и огромная любовь, и популярность ему обеспечены. Варварские обычаи, варварские страсти….

Заслушавшись, Теренция даже шлепнулась на пол: затекшие ноги вдруг ослабели, а потом их закололи сотни иголок боли.

Мужчины обсуждали гладиаторов и гладиаторские игры так возбужденно, что ей стало любопытно взглянуть на действо, вызывающее столь острую критику, своими собственными глазами. И, судя по разговору неизвестных посетителей терм, именно сегодня такая возможность предоставляется всем желающим: пополудни игры будут торжественно открыты в большом амфитеатре, где одновременно помещаются десятки тысяч зрителей…

Кушадасы, май 2009 года

– Лера, ты которого берешь? Толстого или Лысого?

– Ой, я даже не знаю. Мне вообще-то Рияд нравится, фотограф из отеля. Видела его? Такой симпатичный! Но он, похоже, не хочет ничего. Помнишь, ты вчера в сауну пошла? А я шорты свои любимые надела и убежала к павильончику турка. Круги там наяривала, спортсменкой притворялась. Думала, познакомлюсь с ним, как бы между прочим, естественно.

– Ага, шортики у тебя прикольные. Половина попы из них торчит. И стразики на кармашках, ничего очень даже, симпатично.

– Пасиб! Ну вот, я дефилирую. Модель в натуре, спортсменка, комсомолка, красавица: туда-сюда, сюда-туда. Ноль реакции, ни малейшей эрекции. Так, посмотрел, вежливо улыбнулся. В плане свидания – никакого интереса. Наверное, он на какую-нибудь другую девочку глаз положил. Свет, а тебе-то самой какой из Сергеев нравится? Лысенький или волосатик?

Я снисходительно прислушиваюсь к приглушенному девичьему трепу, раздающемуся за спиной. Ситуация проясняется: блондинку зовут Лерой, темноволосая барышня – Света. А я – брюзга. В конце концов, не такие уж девочки и пираньи. Они ищут любовь, обсуждают внешность, а не кошелек. Здесь ведь – я невольно оглядываюсь по сторонам и словно бы впервые вижу окружающую красоту – действительно так прелестно! Над волнистыми, кое-где поросшими соснами невысокими горами натянут яркий тент неба. Голубейшее, без малейшего оттенка зелени море расслабляет теплым, едва слышно шуршащим прибоем. Светлый песочек, чистый большой пляж – что еще надо для того, чтобы день удался! Не менее прекрасны тут вечера. Вспыхивают желтые ожерелья лампочек на пальмах, столики в ресторане освещают трепещущие огоньки свечей, и луна любуется собой в бирюзовой глади бассейна. Теплая ночь обнимает за плечи, свежий ветерок хулиганит с легким разлетающимся платьем, отвлекаясь лишь для того, чтобы расплескать в коридорах отеля бодрящие ароматы кофе с кардамоном и сладкого свежего лукума… Удержаться от курортного романа в этом раю? Нереально! Девчонкам, должно быть, любовь кажется важнее воздуха. Елки-палки, где мои двадцать пять лет!

Двадцать пять – самый лучший женский возраст: уже есть опыт, еще нет морщин, и жизнь настолько вкусна, что хочется объедаться всеми ее проявлениями. Ни отрыжки, ни изжоги. Что бы ни произошло – все мгновенно усваивается, перерабатывается и исчезает. В эти годы на лице не остается отпечатка страданий. И самих страданий, по сути, не бывает – душевные раны заживают как на собаке, проблемы отскакивают от сердца, словно ударившиеся в стену теннисные мячики.

Я толкаю тоже явно подслушивающего Дитриха в бок, заговорщицки подмигиваю его вопросительному взгляду. Ты видишь? Ты все понял? Девочкам нужна любовь! Обрати на них внимание, выбирай любую, обе хороши. Ну, какая из нас с тобой пара – рыжие, голубоглазые, худощавые, мы как брат с сестрой. У меня дома остался любимый муж. Не трать свое время напрасно, лови момент, симпатичная немчура.

Дитрих – идиот! Он отрицательно качает головой, ласкает меня откровенным взглядом, а потом прижимает руку к сердцу.

Что ж, хозяин – барин. Если ему так нравится носить за мной шляпку с парео – ради бога, всегда пожалуйста. Но…

Но…

Ничего не понимаю! Как испарился! Нет, я серьезно: где мой кавалер-очкарик?!

Он явно куда-то стремительно смылся, даже чуть оттолкнул идущих рядом девушек – я услышала, как они недоуменно, словно щенки, взвизгнули.

– Тебя Наташей зовут, да? И мне приятно познакомиться, приветики. Ничего себе – есть мужик, и вот уже нет мужика. Шустрячок такой! Надо тебе за ним бежать. – Лера, озабоченно наморщив лобик, отбросила с глаз длинные светлые пряди. – Беги, лови, а то тут с мужским полом напряженка.

Жаль, у Леры, как выясняется после общения, некрасивый ротик. Наверное, она пыталась придать губкам модной нынче пухлости, но у хирурга или косметолога (не очень-то я знаю, кто такими операциями занимается) руки росли из задницы. Верхняя губа девушки, несимметричная, абсолютно неподвижна. В глаза бросается неоднородность ее структуры, какие-то неровные бугорки, пупырышки. Как будто бы пару вишневых косточек под кожу загнали! Когда Лера говорит, кажется, что у нее рот словно кашей набит. Убила бы таких специалистов! Или сначала тех придурков, которые сформировали нынешние патологические, абсолютно неэстетичные тенденции?! Телевизор включишь – просто оторопь берет, эти губищи на пол-лица, парализованная ботоксом мимика; силиконовая грудь, как воздушные шарики, смешно вываливается из блузки. Ну и мода, с ума сойти можно! Делать из своих лица и тела карикатуру на нормальную внешность, да еще и деньги за это платить такие огромные! Понятно, почему турок остался равнодушным к чарам блондиночки. Наверное, разглядел ее рот как следует и решил, что не надо ему такого счастья.