Филлис ДЖЕЙМС - Изощренное убийство Страница 11

Далглиш поинтересовался, не должны ли были сотрудники клиники спрятать пятнадцать фунтов в сейф.

– Что я могу сказать, суперинтендант? Конечно, вы правы, должны были. Но возникли небольшие трудности, когда мы решали, как распорядиться деньгами. Мисс Болем позвонила мне, когда они получили конверт, и сказала, что, по ее мнению, деньги нужно немедленно перечислить на банковский счет клиники и потратить при необходимости по распоряжению административно-хозяйственной комиссии. Такой подход показался мне весьма разумным, и я так и сказал ей. Вскоре мне позвонил главврач и спросил, не может ли он распорядиться деньгами по своему усмотрению и купить новые вазы для цветов в приемную, где ожидают пациенты. Вазы, разумеется, давно были нужны, и такое применение негосударственных средств представлялось вполне резонным, поэтому я позвонил председателю комиссии и получил его одобрение. Доктор Этридж, очевидно, хотел, чтобы вазы выбрала мисс Кеттл, и попросил мисс Болем передать той наличные. Я уже уведомил мисс Болем о принятом решении, поэтому она так и сделала, ожидая, что вазы будут куплены в ближайшее время. Но что-то заставило мисс Кеттл изменить планы, и вместо того, чтобы вернуть деньги заведующей хозяйственной частью на хранение, она заперла их у себя в ящике.

– Вам известно, сколько сотрудников знали, что деньги находятся там?

– Именно об этом спрашивали полицейские. Полагаю, большинство сотрудников знали, что вазы так и не были куплены, иначе мисс Кеттл обязательно бы их показала. Они, вероятно, догадывались, что, получив наличные, она не захотела бы их возвращать, пусть даже на время. Я не знаю. Само появление этих пятнадцати фунтов было загадочным. Как бы там ни было, суперинтендант, никто из сотрудников их не крал. Калли лишь на секунду увидел вора, но был уверен, что никогда прежде не встречал этого человека. Хотя он сказал, что ему показалось, будто этот малый выглядел как джентльмен. Не спрашивайте меня, по каким критериям судил Калли, но сказал он именно так.

Далглишу этот инцидент показался довольно странным, и он подумал, что здесь требуется дальнейшее расследование, хотя и не увидел очевидной связи между двумя преступлениями. Нельзя было даже полностью полагаться на то, что звонок мисс Болем секретарю Лодеру с просьбой дать ей совет имел отношение к ее смерти, хотя такая вероятность существовала. Было крайне важно выяснить, если возможно, какие именно подозрения ее мучили. Он еще раз спросил мистера Лодера, не может ли он помочь ему в этом.

– Я же говорил вам, суперинтендант, я понятия не имею, что она имела в виду. Если бы подозревал что-то неладное, то не стал бы ждать, пока мне позвонит мисс Болем. Мы вовсе не настолько далеки от организаций, подконтрольных комитету, как думают некоторые, и я обычно в курсе всего, что мне следует знать. Если убийство связано с этим телефонным звонком, должно быть, в клинике происходит нечто очень серьезное. В конце концов, никто не станет убивать человека только ради того, чтобы секретарь комитета не узнал о подделке отчета о дорожных расходах или отдыхе дольше положенного срока. К тому же, насколько я знаю, ни у кого не было таких проблем.

– Вот именно, – подтвердил Далглиш. Он пристально посмотрел на секретаря и совершенно спокойно произнес: – Судя по всему, это было нечто такое, что могло повлечь за собой полный профессиональный крах. Вполне вероятно, сексуальные отношения с пациентом или что-то столь же недопустимое.

Выражение лица мистера Лодера нисколько не изменилось.

– Думаю, все врачи осознают, насколько это серьезно, а психиатры в особенности. Им нужно быть особенно осторожными с некоторыми психически неуравновешенными женщинами, что проходят у них лечение. Откровенно говоря, я в такое не верю. Все доктора клиники – выдающиеся специалисты, некоторые славятся безукоризненной репутацией во всем мире. Приобрести такую репутацию глупцу не под силу, а люди столь известные, как наши врачи, убийств не совершают.

– А как насчет остальных сотрудников? Возможно, они и неизвестные, но вам, вероятно, кажутся честными?

Секретарь Лодер невозмутимо ответил:

– Старшая сестра Эмброуз здесь уже двадцать лет, а сестра Болем – пять. Им я бы верил безоговорочно. Все работники канцелярии пришли с хорошими рекомендациями, как и оба дежурных – Калли и Нейгл. – Он сухо добавил: – Надо заметить, я не проверял, совершали ли они когда-либо убийства, но ни один из них никогда не производил на меня плохого впечатления. Калли, пожалуй, многовато пьет, но, в конце концов, он лишь заурядный человек, которому осталось отработать всего четыре месяца. Я сомневаюсь, чтобы он смог убить хотя бы мышь, не подняв при этом шума. Нейгл же выгодно отличается от обычных дежурных. Насколько я понимаю, он учится в академии искусств и подрабатывает здесь на карманные расходы. Он в коллективе всего два года, так что до появления мисс Болем его здесь не было. Даже если бы он соблазнил всех коллег женского пола, что маловероятно, то худшее, что могло бы ему грозить, – это увольнение. Однако его бы вряд ли это волновало, судя по тому, как дела обстоят на сегодняшний день. Понятно, что мисс Болем убили его стамеской, но кто угодно мог ее взять.

– Знаете, я все же боюсь, что это дело рук кого-то из сотрудников, – заметил Далглиш. – Убийца знал, где лежит идол, вырезанный Типпетом, и стамеска Нейгла. Знал, каким ключом открыть дверь архива. Знал, на каком крючке на доске в комнате отдыха дежурных висит этот ключ. Вероятно, он воспользовался одним из грубых холщовых фартуков, что хранятся в отделении творческой терапии, чтобы не испачкать одежду. И наверняка он имеет определенные познания в медицине. И что самое главное – убийца не мог покинуть клинику, совершив преступление. Дверь полуподвального этажа была закрыта, как и черный ход на первом этаже. А за главным входом следил Калли.

– У Калли болел живот. Он мог кого-нибудь пропустить.

– Неужели вы и правда считаете, что такое возможно? – спросил Далглиш.

Секретарь ничего не ответил.

С первого взгляда Мэрион Болем могла показаться привлекательной. Она обладала утонченной классической красотой, которую подчеркивала форменная одежда медсестры, и производила впечатление безмятежного очарования. Ее светлые волосы, разделенные на пробор над широким лбом и скрученные в пучок высоко на затылке, венчала скромная белая шапочка. Лишь после второго взгляда иллюзия начинала таять, и сестра Болем становилась не красивой, а только миловидной.

Черты лица, если их рассматривать отдельно, оказывались самыми обыкновенными: нос слегка длинноват, а губы тонковаты. В повседневной одежде, торопясь домой после работы, она была бы совсем неприметной. Именно сочетание строгой накрахмаленной униформы со светлой кожей и желтоватыми волосами завораживало и изумляло. Кроме широкого лба и острого носа, Далглишу не удалось найти в ней сходства с покойной кузиной. Но было что-то особенное в ее огромных серых глазах, которые на секунду встретились с его глазами, прежде чем она потупила взор и уставилась на руки, сцепленные в замок на коленях.

– Насколько я понимаю, вы ближайшая родственница мисс Болем. Должно быть, для вас это страшное потрясение.

– Да. О да, просто ужасное! Энид была моей кузиной.

– У вас одинаковые фамилии. Ваши отцы были братьями?

– Да, были. И еще наши матери были сестрами. Два брата женились на двух сестрах, так что мы были с ней действительно близкими родственницами.

– У нее не осталось других родственников?

– Только мама и я.

– Мне придется поговорить с юристом мисс Болем, я полагаю, – сказал Далглиш. – Но вы бы мне очень помогли, если бы рассказали все, что знаете о ее жизни. Боюсь, мне придется задать вам личные вопросы. Как правило, они не имеют отношения к преступлению, но всегда лучше знать как можно больше о каждом, кого оно как-то коснулось. Имела ли ваша сестра какой-либо другой источник дохода, помимо работы в клинике?

– Да. Энид была довольно хорошо обеспечена. Дядя Сидни оставил ее матери около двадцати пяти тысяч фунтов, и все это перешло Энид. Я не знаю, какая сумма осталась от этих денег, но, думаю, кузина получала около тысячи фунтов в год, помимо своей зарплаты здесь. Она продолжала жить в квартире тетушки в Баллантайн-мэншнз, и она… она всегда была очень добра к нам.

– В каком смысле, мисс Болем? Она давала вам деньги?

– О нет! Этого Энид никогда бы не сделала. Она дарила нам подарки. Тридцать фунтов на Рождество и пятьдесят на летний отдых. У мамы рассеянный склероз, и мы не могли ездить в обычную гостиницу.

– И что же произойдет с деньгами мисс Болем сейчас?

Она подняла свои серые глаза и посмотрела на него без тени смущения. Потом просто ответила:

– Они перейдут к нам с мамой. Ведь Энид больше некому было их оставить. Кузина всегда говорила, что деньги достанутся нам, если она умрет первой. Но конечно, было маловероятно, что она может умереть первой, во всяком случае, раньше мамы.