Анна Данилова - Платиновая леди Страница 11

– Спасибо вам, вы очень помогли мне…

– Сейчас я дам вам деньги… А можно, я поеду с вами, чтобы встретить Николая Борисовича?

– Пока не знаю. Мне надо согласовать этот вопрос с Шубиным.

– С Игорем?

– Вы и с ним знакомы?

– Да, но не думаю, что он помнит меня… К вам приходил мой муж… И Крымов, позже, когда мы благодарили его, сказал, что большую часть работы проделал именно Игорь Шубин. Помнится, помимо гонорара, мы подарили ему трубку и коробочку табака. Вот так-то вот… – Блюмина встала, подошла к сейфу, открыла его и достала оттуда несколько пачек денег. – Вот, держите. Вы не представляете себе, как я буду рада, если его отпустят… Уверена, он не имеет к убийству жены никакого отношения. И поговорите, пожалуйста, с Шубиным, чтобы я поехала вместе с вами… Думаю, Ступину будет очень приятно после всего, что с ним произошло, увидеть знакомое лицо…

«Точно, это она убила Дину, чтобы заполучить себе в мужья Ступина…»

Таня взяла деньги и отправилась в приемную, где должна была встретиться с Игорем.

Глава 7

Сергей в тот памятный день, когда Валентина позволила себе забраться в чужую квартиру, тоже вернулся в колодец не с пустыми руками. У него были деньги, а не хлеб с колбасой, как обычно. Валентина смотрела, как он выкладывает на стол сторублевки, и спрашивала себя, рассказать ему о том, где она раздобыла немного еды, или же промолчать, как делает он в ответ на ее вопросы.

– Вот, немного заработал, – сказал Сергей тоном добытчика и принялся раздеваться. Грязную рубаху аккуратно сложил в изголовье их убогого ложа, брюки повесил на крюк в стене. Оставшись в одних трусах, он пробормотал что-то вроде «надо бы помыться-постираться» и лег рядом с Валентиной. Шумно, значительно вздохнул. И, только теперь обратив внимание на развешанное над головой белье, замер, разглядывая его и, видимо, недоумевая, где жена могла взять воды для стирки.

– Где стирала, я не понял? – спросил он недовольным тоном, поскольку его-то белье давно никто не стирал. – Постой, а что на тебе надето? Белые штаны, майка… Где ты была?

– На рынке. Познакомилась там с одной женщиной, у нее дом неподалеку от рынка, сказала, что мне очень нужны деньги и что я готова поработать на овощах…

– И что, поработала?

– Да. Потом она пригласила меня к себе, накормила, разрешила помыться в ее бане и постираться… Я и тебе принесла кое-что из еды. Очень добрая женщина…

– Ты и завтра пойдешь туда?

– Конечно. Я неплохо себя чувствую.

– Может, поговоришь с ней, чтобы снять у нее угол? Сколько можно жить в этом колодце?

– Я поговорю, конечно, но не думаю, что она согласится.

– А ты скажи ей, что будешь прибираться в ее доме, стирать… В крайнем случае, можешь объяснить ситуацию. Мы же не преступники какие, у нас и документы имеются.

Валентина повернула голову, чтобы рассмотреть мужа. Лицо его не было обветрено, как если бы он работал на воздухе, он даже не загорел. Руки чистые, без ссадин и следов краски или земли. Ей даже показалось, что от него тоже, как и от нее, пахнет или шампунем, или одеколоном, какой-то слабый сладкий запах. Она вдруг вспомнила, каким был Сергей в первый месяц ее замужества, и от нахлынувших воспоминаний комок подкатил к горлу. Ей не хотелось верить, что они стали совершенно чужими людьми. Она спрашивала себя, если бы не с ней, а с Сергеем произошла эта невероятная история с ключами, рассказал бы он ей о том, где провел день? Поделился бы впечатлениями о той жизни, какой жили другие люди? Принес бы ей котлету? И подумалось ей, что ничего бы не рассказал, ничего бы не принес.

– Сережа, скажи мне, ты приходишь сюда только потому, что тебе жить негде, или ты все-таки еще приходишь ко мне?

Она задала этот вопрос и тут же пожалела об этом, потому что знала, что он не ответит, и от того было еще обиднее.

– Знаешь, здесь неподалеку есть реабилитационный центр для женщин, я могу оставить тебя в покое, и колодец будет полностью твой… Ты только скажи… Ведь я тут ради тебя. Я – женщина, мне будет проще найти более приличное жилье и работу. Я ведь для начала могу устроиться санитаркой в больницу или гардеробщицей, пусть там платят гроши, но меня покормят супом и позволят ночевать прямо там, в гардеробной. Там, во всяком случае, есть душ с горячей водой… Что ты молчишь? Я же знаю, что ты не спишь.

– Валяй, – вдруг услышала она, и волосы на ее голове зашевелились.

«Валя, мне грустно тебе об этом говорить, но когда в чем-то или в ком-то не уверена, предполагай самое худшее, жизнь так устроена, что это худшее и есть самая настоящая правда». Так говорила Валентине мама. Сейчас кажется, что это было в другой жизни. Но как же она была права. И как жаль, что ее больше нет на свете, уж она-то не позволила бы своей дочери жить в душном колодце, да еще с таким мужем.

– Ты как будто даже обрадовался… Может, и замену мне нашел? – спросила она дрогнувшим голосом.

– А может, ты мне нашла замену? – услышала она и вовсе неожиданное. – Про бабу какую-то выдумала…

– Ничего я не выдумала! – поспешила разуверить она его. – С чего ты взял?

– У тебя такой голос, словно ты ту бабу ограбила…

– Это ты принес деньги, а не я, и это я должна у тебя спросить, где ты взял целых пятьсот рублей. Но ты уже успел приучить меня к тому, чтобы я у тебя ничего не спрашиваю.

– Тебе нечего знать… Я где только не бываю и что только не делаю, чтобы хоть немного заработать.

– Надеюсь, это не игровые автоматы?

– Ты так и будешь попрекать меня этими чертовыми автоматами? Я дорогу клал, горячим асфальтом дышал…

Она не стала с ним спорить, что у него слишком чистые руки для асфальтоукладчика, да и не пахнет от него асфальтом. Она так никогда и не узнает, где он был и как заработал эти деньги. Но, может, это и к лучшему?

– Надо купить керосинку, другого выхода нет. Невозможно постоянно питаться всухомятку. Я хочу, чтобы утром ты заваривала чай. Купи все необходимое. Думаю, что теперь я смогу больше зарабатывать. Может, мы и снимем комнату где-нибудь на окраине города рублей за триста в месяц.

– За триста? Разве такие цены еще существуют?

– Мне рассказывали, что существуют. Если будешь мыть полы у хозяев или стирать, то у нас будет крыша над головой. А потом я поеду на заработки в Москву, мне все равно терять нечего. Вернусь, купим какую-нибудь халупу, маленький частный дом в Поливановке, развалюху, но чтоб с отоплением… – Он уснул, успев впервые за долгое время поделиться с ней своими планами, которые ей показались совершенно нереальными.

Валентина встала, поела немного сыру, запила остатками теплого лимонада и снова вернулась в постель. И снилось ей, что она бродит по мутной от сырого тумана квартире номер пятнадцать, натыкаясь на зачехленную мебель, и что-то ищет… Сон был длиною в несколько часов. Во сне она сильно волновалась, что ее застанут в чужой квартире. А под конец она все же оказалась на теплой и уютной кухне, на столе лежали шоколадные конфеты, она взяла одну, откусила и поняла, что в ней начинка из соленых помидор…

На следующий день рано утром она снова расположилась на площадке между вторым и третьим этажом с ведром, полным воды, и тряпкой, чтобы увидеть хозяев квартиры. Про себя она назвала их Иван и Маша. То, что в семье нет детей и что они живут вдвоем, она поняла еще вчера, когда побывала в квартире, – ни детской кроватки, ни игрушек, ни детских вещей. Да и запах в квартире был такой, какой бывает, когда в ней живут одни взрослые, – спокойно-чистый, без молочных примесей…

Ровно в половине восьмого она услышала, как к дому подъехала машина, и почти одновременно с этим распахнулась дверь на третьем этаже, из квартиры вышел высокий крупный мужчина лет сорока пяти, одетый в светлый летний костюм и рыжие ботинки с острыми носами. На нем была белоснежная сорочка без галстука. В руке – большой желтый портфель. «Тоже летний», – почему-то подумалось Вале, усердно делающей вид, что она моет лестницу (разбухшая от воды тряпка из мешковины с трудом елозила по серой бетонной поверхности ступеней). Ей удалось рассмотреть его лицо. Он был некрасив, похож на орангутанга. Валентина подумала, что если бы сейчас из квартиры вышел молодой красавец, то она решила бы, что ошиблась этажом. Во всяком случае, ей казалось, что красавчик был не в состоянии заработать столько денег, чтобы купить эту огромную квартиру и набить ее роскошными, дорогими вещами, – настолько этот некрасивый «Иван» показался ей умным, основательным, серьезным и в чем-то даже талантливым человеком. Он вошел в лифт, но на лестнице остался запах его одеколона, и Валентина, бросив тряпку, какое-то время принюхивалась к нему, представляя себе, как этот большой человек, закутанный в халат, ходит спозаранку по квартире, как моется, бреется, варит кофе в турке, затем делает себе бутерброд… В этой утренней картинке не хватало женщины, «Маши». Валентина подошла к двери и позвонила. Она знала, что дверь через некоторое время откроется или же «Маша», услышав звонок, подойдет к двери и посмотрит, осторожная, в «глазок». «Я по поводу оплаты за уборку подъезда…» Она слышала, как звонок разносится по всему большому пространству квартиры, представляя себе, как может реагировать на него молодая женщина. Скорее всего, после ухода «Ивана» она снова легла в постель, ей-то куда торопиться – если она не поехала с мужем, значит, нигде не работает и выходит из квартиры, чтобы пройтись по магазинам, зайти к парикмахеру или портнихе. Валентина позвонила еще несколько раз, прежде чем убедиться в том, что в квартире никого нет. Затем достала ключи и почувствовала неприятную дрожь. Это было проявление ее болезни, ее депрессии и слабости. Она знала, что очень скоро дрожь исчезнет, она не станет о ней думать, и все пройдет, она снова будет здоровым человеком. Ключи входили в замки, прокручивались, приближая сладостный миг, когда она сможет войти в квартиру и, оставшись там наедине со своими мечтами и страхами, хотя бы на короткое время почувствовать себя причастной к этой незнакомой ей жизни.