Марина Серова - Темная душа нараспашку Страница 11

Я остановилась недалеко от нужного мне столика, встала к нему полубоком, чтобы не слишком выставляться, и начала потихоньку двигаться. Танцовщица из меня была неважная, да я и не старалась отличиться, скорее наоборот, надеялась, что мои вихляния не скоро кто-то заметит — самой знакомиться с немцем в мои планы не входило. Мне было нужно, чтобы он обратил внимание на какую-нибудь малолетку — тогда все подтвердится, и я смогу его как следует припугнуть.

Долго ждать, пока Густав определится с девушкой, не пришлось. Ему вскоре приглянулась одна краса-девица, хотя я почему-то сильно сомневалась, что ей еще нет восемнадцати. Выглядела девушка стильно, лицо имела совсем не детское, да и фигурка у нее давно сформировалась.

«А что, если и впрямь не малолетка: может, отпугнуть его от нее? Пусть поищет другую, более молодую. А если не станет? Все же сегодня я его уже один раз пугала, может и заподозрить неладное. Похоже, придется положиться на удачу и надеяться, что девочка просто выглядит старше своих лет. А там уж как получится».

А получилось все не очень удачно. Поначалу Густав обхаживал девицу, что-то плел ей на своем русско-немецком. Потом они покинули зал и направились к машине. Сели в нее, но никуда не поехали. Я слышала только музыку и никак не могла понять, почему автомобиль не трогается, ведь парочка уже внутри. И тут меня осенило: я резво выпрыгнула из собственной машины и метнулась к «Опелю». И хотя стекла были тонированные, да и время суток такое, что не разглядеть ничего, я отлично знала, чем эти двое там занимаются.

Не предупреждая о себе, я присела и осторожно, чтобы не спугнуть, взялась за дверную ручку, надавила на нее и попыталась дернуть на себя. Дверца оказалась закрыта. Начни я стучать, Густав непременно испугается и резко ударит по газам, а погони в мой план сегодня не входили. Пришлось выудить из кармана походную отмычку для вскрытия дверей и начать ею орудовать. Но тут, как на грех, сработала сигнализация.

Я едва успела шмыгнуть под машину, прежде чем в той переполошились и отключили музыку. Несколько секунд все было тихо: наверняка парочка сейчас боязливо озиралась по сторонам, пытаясь понять, почему вдруг сработала сигнализация. Густав даже открыл окно со своей стороны и высунул голову на улицу. Я только этого и ждала: выкатившись из-под машины, я резко вскочила и, не давая ему возможности нажать на стеклоподъемник, обхватила его голову и не выпускала. Немец захрипел и заматерился по-русски.

Я же, услышав, как в салоне пытаются открыть дверцу, громко произнесла:

— Замри и не двигайся, иначе получишь пулю в лоб!

— Чт-то вам надо? — заикаясь, выдавил Густав. — У меня нет с собой денег.

— Милиция, — коротко доложила я и, выхватив из заднего кармана брюк корочки, на долю секунды сунула их под нос Шернеру.

Девица в салоне стушевалась, попыталась что-то сказать, но я быстро велела ей заткнуться.

— А теперь собрала шмотки, малолетка, и вон из машины! — был мой следующий приказ.

Обрадовавшись ему, девица мигом вынырнула из машины и, как была, в одних трусиках, с охапкой одежды в руках дала деру в плохо освещенный конец улицы. Я же свободной рукой открыла дверцу водителя, толкнула иностранца внутрь, тем более что это вполне позволяли сделать разложенные передние сиденья, и села рядом.

— Ну что, уважаемый, поговорим?!

— Я… я г-гражданин Германии, вы не имеете права…

— Сейчас ты в России, и права здесь диктуем мы, — заметила я в ответ, не дав ему договорить. — Так что тебе придется сейчас не только меня выслушать, но и ответить на несколько вопросов.

— Nicht вопросов, — залепетал немец, пытаясь нащупать свое бельишко. — Я не панимать, за что?

— Ну да, неужто? Как гражданин неважно какой страны, вы должны были изучить законы того государства, в которое отправляетесь. Или вас об этом не предупреждали?

— Закон? Я знать все закон!

— Тогда тем более не понимаю, чему вы удивляетесь. Не знаю, как там у вас в Германии, но у нас совращение малолетних карается законом. За подобное деяние полагается от трех лет тюремного заключения, а если случай к тому же еще и не разовый… — я сделала небольшую паузу, нагнетая обстановку, — то число лет может быть увеличено. Они, дорогой мой, — я заглянула ему прямо в лицо, — пока еще дети. У тебя вот есть дети?

— Kinder?

— Киндер, киндер, — подтвердила я, не понимая, зачем он делает вид, что не въезжает в то, что я говорю. Надеется прикинуться дурачком — не выйдет, я ж не из милиции, долго возиться не буду.

— А, я-я, kinder! — он что-то изобразил руками. — У меня замечательный девочка.

— Замечательный девочка, говоришь? А ты представь себе, если бы твой «замечательный девочка» вот так в машине с мужчиной… — гневно выдохнула я ему в лицо и, не сдержавшись, ткнула кулаком в его подбородок.

Шернер застонал, и мне даже показалось, что он сейчас расплачется. Он вел себя как ребенок, который нашкодил и неумело пытается отвертеться, и меня это выводило из себя.

— Еще одно слово по-немецки, и своей страны ты больше не увидишь, даже гражданство не поможет. Кстати… — я оттолкнула его от себя и, включив в салоне свет, поискала пиджак. Как только тот был обнаружен, изъяла из кармана все документы и, помахав ими перед противной рожей этого типа, произнесла: — С этого момента можешь считать себя беженцем. Эти документы останутся у меня до тех пор, пока ты честно не ответишь на все вопросы, а потом подумаем, что с тобой делать.

— Я не знать, что ви от меня хотеть, — завел старую песню Густав.

— Я хотеть, чтоб ты язык-то не ломать: ты по-русски лопочешь лучше, чем некоторые наши, так что не выпендривайся. Я за тобой уже сутки наблюдаю, так что видела и слышала.

Густав тяжело вздохнул и тихо выдавил из себя:

— Хорошо.

— Так-то лучше, — похвалила я его. — А теперь, крендель, расскажи-ка мне, какие подвиги уже имеются на твоей совести. Соврешь — бумаги не верну и с бесплатным адвокатом помогу, так что тебя долго по нашим тюрьмам потом искать будут. Сечешь, куда ты вляпался?

— Вы не из милиции. Вы бандитка! — заявил мне Густав и, сделав резкий выпад вперед, выхватил из бардачка маленький газовый пистолет, нацелив его дуло на меня. Я только усмехнулась.

— Дурак ты наивный!

Пока тугодум Шернер переваривал, почему его так назвали, я схватила его за руку и вывернула ее так, что он сам разжал пальцы и позволил забрать у него «пушку».

— Ты такой же стрелок, как я афроамериканка. Коль достал, нужно было стрелять, а вот теперь я имею право повесить на тебя еще и сопротивление органам порядка при задержании и покушение на работника милиции.

— Что тебе от меня нужно? Хочешь денег?

— Я умею зарабатывать, — холодно заявила я на это.

Густав неприятно захихикал. Смех его напоминал лай шакала, а потому немного даже насторожил меня.

— В вашей стране ви за год не получаете, сколько платят нам в месьяц, — заявил он затем. — Ваши деньги — это не деньги.

— Ты у меня еще поговори. А за взятку еще годков с пяток припаять могут.

Густав вспыхнул, взмахнул руками и словно зверь стал кидаться на меня с кулаками. Выходило это у него как-то нелепо, по-детски, словно он понятия не имел, как следует держать кулаки и как бить. Естественно, что я довольно легко отбила его нападки и продолжила наш разговор.

— Короче. Мне от тебя нужен ответ только на один вопрос: ты спал с Лилей?

— Кто такая Лиля?

Пришлось достать фотографию и сунуть ему ее под нос. Густав долго не мог сосредоточить взгляд на фотке девушки и всмотреться в ее лицо. Наконец ему все же удалось рассмотреть пострадавшую, и, вернув мне назад карточку, он произнес:

— Да, я знаю эта девушка.

— Только лишь знаешь? — недоверчиво переспросила я. — А у меня почему-то другие сведения.

— Я не спал с этой девушкой, если вы это хотите услышать.

— Нет, я-то как раз хочу услышать другое, это вы так утверждаете. А между тем она беременна.

— Я всегда пользуюсь резиновым изделием номер один.

Мне так и хотелось пошутить, что мы пользуемся изделием номер два — то бишь резиновой дубинкой, особенно когда беседуем с такими непонятливыми, но я сдержалась, заметив:

— Они не всегда бывают качественными.

— В чем вы хотеть меня обвинить? — снова занервничал мужчина. — Я не буду брать на себя чужую вину. Вам не получится меня оклеветать. Я требую адвокат. Я заявлю на вас! Везите меня в полицию — я больше не говорить.

«Вот упрямый немец, неужели трудно признаться, — мысленно злилась я. — Или у них это не принято: не пойман — не вор. Так я ж его почти за это самое… поймала. Мелкая шваль, дать бы ему пару раз по роже, так ведь и в самом деле в ментовку заявит — я еще и личико свое во всей красе ему показала. Да, незадачка».

— Почему мы стоим? — воззрился на меня круглолицый. — Я прошу доставить меня в полицию.