Лиза Марклунд - Пожизненный срок Страница 11

София любила секс, в отличие от этой фригидной козы Анники.

Нет, это низко. Как он может быть таким подлым?

Он повернул направо, к дому, рыская взглядом по светлой зелени деревьев и белизне заборов. Дома нависали с обеих сторон улицы — патрицианские виллы и большие кирпичные дворцы в романтическом национальном стиле, с резными верандами, бассейнами и летними беседками.

«Ей придется отдать мне мою долю дома, и это недешево ей обойдется».

Он был готов к драке, на самом деле готов, ибо этот дом принадлежит и ему. Да, это она наткнулась на мешок с деньгами, когда раскрыла банду террористов на севере Швеции, но брачного договора у них не было, поэтому половина собственности принадлежит ему.

Подумав об этом, Томас вдруг вспомнил, что на самом деле не знает, сколько денег нашла Анника. Она передала мешок в полицию, а это означало, что ей причиталось только десять процентов. Поэтому они даже думать не могли о приобретении собственности где-нибудь в престижном районе города, например в Эстермальме. София же родилась с деньгами, пентхаус, который она занимала, принадлежал ее родителям.

Доехав до поворота на Винтервиксвеген, Томас почувствовал, как участился его пульс. Да, объяснение ему предстоит малоприятное.

София спросила, не хочет ли Томас, чтобы она поехала с ним. Она была бы рада поддержать его в трудной ситуации. Но Томас проявил твердость, сказав, что коль скоро он сам заварил эту кашу, то сам и будет ее расхлебывать.

«Я сам в этом разберусь. Я смогу это сделать».

Тяжело вздохнув, он свернул к дому.

«Я не хочу ссориться с Анникой. Мне просто надо забрать некоторые вещи…»

Сначала он никак не мог понять, что произошло с домом и вообще с этим местом. Что-то не складывалось. Потребовалось несколько томительно долгих секунд — пока его мозг сумел осознать запах гари и пепла, пока он разглядел обгорелые развалины дома, — прежде чем реальность словно ударила его в лицо мощным кулаком.

Он остановил машину, налег на руль и, вытянув шею и открыв рот, уставился на открывшуюся ему картину.

От его дома остались лишь дымящиеся развалины. Дом рухнул. Среди обугленных досок и брусьев, на траве, валялась почерневшая от копоти черепица. Машина Анники, закопченная и искореженная жаром, стояла на подъездной дорожке.

Томас выключил двигатель и прислушался к собственному хриплому дыханию.

«Что она сделала, чертова ведьма? Что она сделала с детьми?»

Он открыл дверь и вышел на дорогу. Машина запищала, и Томас вспомнил, что забыл вытащить из замка ключ зажигания. Этот звук преследовал его, пока он брел к ленточке полицейского ограждения. Дойдя до нее, Томас остановился и тупо уставился на обгорелые остатки стен, черневшие на фоне синего неба.

«Господи, где дети?»

Сердце его сжалось, Томасу стало трудно дышать, он услышал рвущееся из груди всхлипывание.

«Нет, нет, нет!»

Он опустился на колени, не замечая сырости, тотчас пропитавшей брюки. Все его вещи, вся одежда, футбольный мяч с того турнира в Штатах, студенческая корпоративная шапочка, гитара, вся его библиотека, старые виниловые диски…

— Это ужасно, да?

Томас поднял голову и увидел Эббу Романову, соседку, жившую напротив. Сначала он ее не узнал. Она обычно гуляла с собакой и теперь, без поводка, перестала быть похожей на себя. Она протянула ему руку. Он пожал ее и встал, отряхивая влажную золу с коленей.

— Вы знаете, что произошло? — спросил он, вытирая глаза.

Эбба Романова покачала головой:

— Все уже сгорело, когда я вернулась домой.

— Вы не знаете, где дети? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Я уверена, что с ними все в порядке, — ответила Эбба. — Здесь не нашли…

Она проглотила конец фразы и судорожно вздохнула.

— В конце концов, это всего лишь домовладение, — сказала она, глядя на развалины. — Самое главное — это жизнь.

Томас почувствовал, что со дна его души поднимается волна необъяснимой ярости.

— Вам легко говорить.

Эбба не ответила, и Томас заметил, что ее глаза наполнились слезами.

— Простите, — сказала она, вытирая нос. — Это из-за Франческо. Его убили.

«Франческо?»

— Это моя собака, — сказала она. — Прошлой ночью его застрелили. Он умер у меня в гостиной.

Она указала рукой в сторону своего дома и, прежде чем Томас собрался что-нибудь сказать, отвернулась и, пошатываясь от рыданий, пошла к своему крыльцу.

— Постойте, — окликнул он ее. — Что все же случилось?

Эбба, не останавливаясь, обернулась через плечо.

— Поймали Нобелевского убийцу, — сказала она и пошла дальше.

Томас, в полной растерянности и недоумении, остался стоять на дороге.

«Что я делаю? Что я должен сделать?»

Он достал из кармана мобильный телефон и посмотрел на дисплей. Ни сообщений, ни пропущенных звонков.

«Ты ничего не сказала? Это послужит мне уроком!»

Да, он выключил вчера телефон, чтобы не слушать ее криков и плача. Но она могла отправить сообщение. Она могла сказать, что его дом сгорел.

«Не слишком ли многого ты хочешь?»

Он поднял трубку, решив позвонить ей и высказать, что по этому поводу думает, но тут вспомнил, что не знает ее номер. Он нашел его в записной книжке, набрал, но в ответ услышал ответ оператора «Телии».

У нее даже нет персонального ящика голосовой почты.

Он повернулся спиной к закопченным развалинам и пошел к машине.

Работа в отделе мало-помалу начала оживляться, но передача смены в шестнадцать часов прошла без особого подъема. Нине снова выпало патрулировать с Андерссоном, и она не видела причин возражать. Весь остальной молодняк ничуть не лучше.

Сейчас они все сидели в дежурке, и никто не хотел уходить до минуты молчания, назначенной на пять часов вечера. Нина прошлась по коридору, потом оглянулась, чтобы удостовериться, что ее никто не видит, и нырнула в комнату для допросов. Остановившись у двери, она прислушалась. В коридоре раздавался раскатистый бас Андерссона.

«Как мне с этим справиться? Как мне все привести в порядок?»

Она сняла трубку с аппарата и несколько секунд слушала гудок. Потом набрала десятизначный номер и принялась ждать.

В трубке на противоположном конце провода раздался чей-то приглушенный кашель.

— Здравствуй, это я, Нина.

Она слышала, как кто-то тяжело дышит и хлюпает носом в трубку.

— Хольгер, это ты?

— Да, — ответил отец Юлии.

Нина оглянулась, убедилась, что дверь закрыта, и села за пустой стол.

— Как вы? — тихо спросила она. — Как Виола?

— Она в отчаянии, — ответил Хольгер. — В полном отчаянии. Мы…

Он замолчал.

— Понимаю, — произнесла Нина, не дождавшись продолжения. — Вы что-нибудь слышали об Александре?

— Нет, ничего.

Снова наступило молчание.

— Хольгер, — сказала Нина. — Я хочу, чтобы ты внимательно выслушал то, что я тебе сейчас скажу. Я не должна говорить этого ни тебе, ни кому-либо другому. И ты можешь сказать только Виоле. Тот вызов приняла я. И оказалась в квартире Юлии первой. Я нашла Юлию на полу в ванной. Я позаботилась о ней и поехала с ней в больницу. Она не ранена. Хольгер, ты слышишь, что я говорю? У нее не было физических травм. У нее, конечно, тяжелый психологический шок, но это со временем пройдет. Хольгер, ты понимаешь, что я говорю?

— Ты… Что ты делала в квартире Юлии?

— Я была на дежурстве. И оказалась в ближайшей к месту преступления патрульной машине, поэтому откликнулась. Думаю, что я поступила правильно.

— Но где был Александр? Он был там?

— Нет, Хольгер. Александра не было в квартире, когда я вошла.

— Но… где же он?

Нина почувствовала, как к ее глазам подступают слезы.

— Не знаю, — прошептала она, чтобы не разрыдаться. — Вам кто-нибудь помогает? Вы с кем-нибудь говорили?

— Кто станет с нами говорить?

Да, он прав, никто. Хольгер и Виола не считаются родственниками жертвы, они — родственники предполагаемого убийцы. Едва ли государство раскошелится на психологов, которые бы с ними поработали.

— Я дежурю в субботу и воскресенье, — сказала Нина, — но в понедельник смогу вас навестить. Вы не против?

— Ты для нас всегда желанная гостья, — заверил Хольгер.

— Я не хочу мешать, — сказала Нина.

— Ты никогда нам не мешаешь. Мы будем очень рады твоему приезду.

В трубке снова повисло молчание.

— Нина, — произнес наконец Хольгер, — это она его застрелила? Его застрелила Юлия?

Нина перевела дух.

— Я не знаю, но похоже, что да. Прокурор потребовал ее ареста.

Отец Юлии несколько раз тяжело вздохнул.

— Ты знаешь за что?

Нина поколебалась. Ей не хотелось лгать.

— Я ни в чем не уверена, — сказала она. — Но думаю, что в последнее время у них были проблемы. Юлия мне о них почти не рассказывала. Она что-нибудь говорила вам?