Эдуард Хруцкий - Тревожный август Страница 11

- Ну как думаешь действовать?

- Хочу сейчас поехать к ней домой.

- А откуда ты знаешь, что Попова дома?

- Звонил.

- Как представился?

- Другом Григория Яковлевича.

- Что она?

- Сказала: мол, что этому трепачу от меня надо?

- Да, на устойчивые отношения это мало похоже. Как ты считаешь?

- Думаю, что да. Но вдруг, Иван Александрович, она даст нам хоть какую-нибудь связь Шантреля? Хоть самую маленькую.

- В нашем положении ничем не стоит пренебрегать. Ничем. Валяй. Только смотри. Возьми людей из дежурной группы. Мало ли что.

- Хорошо. Я лучше Белова возьму.

Придя к себе в комнату, Игорь многозначительно поглядел на Сергея, аккуратно пишущего какую-то бумагу.

- Сережа, хочешь со мной съездить?

- Куда, Игорь?

- Есть дело, в цвет вышли, - прошептал Муравьев.

Он специально употреблял блатные слова, зная по себе, как они действуют на новичков.

- Кого наколол? - серьезно спросил Белов.

- Маруху этого золотишника. Сейчас поедем повяжем ее и начнем колоть. Ну, едешь?

- Конечно.

На ходу Игорь выпросил у дежурного автобус, разъяснив ему, что они сдут брать важного фигуранта по делу об убийстве в Грохольском переулке. Дежурный помялся, но дал. Дело было свежим, и все управление только о нем и говорило.

Когда в Скатертном Игорь отпустил машину, Сергей понял, что его разыграли.

- Ну зачем же так? - сказал он с обидой. - Я бы все равно поехал.

- Ты не сердись, старик, - Муравьев внимательно разглядывал дом два. - Я действительно не знаю, что у нес в квартире творится, может быть, там спокойно сидит наш друг Шантрель и пьет кофе. Так что одному, понимаешь, ехать никак нельзя. Ну, пошли.

Лифт не работал, и они поднимались пешком. Дом был старинный, из тех наемных домов, в которых любила раньше селиться интеллигенция и профессура. Почти на каждой площадке обязательно попадалась дверь с медной табличкой, на ней старинной вязью, с буквой ять была написана фамилия жильца.

- Эх, найти бы такую дверь с надписью "Г. Я. Шантрель", - вздохнул Муравьев, - вот тогда...

Что тогда, он так и не договорил, они подошли к сорок первой квартире. Игорь поправил фуражку, расстегнул кобуру и переложил пистолет в карман галифе.

- Ты свой наган тоже в карман сунь. Мало ли что. Да кобуру застегни вот так. Помни, Сережа, - голос Игоря стал строгим, - чуть что... В общем, хорошо стреляет тот, кто стреляет первым.

- Ясно, - отпарировал Белов, - я Козачинского читал.

- Приятно иметь дело с интеллигентным человеком. - Игорь нажал кнопку звонка.

Дверь открылась сразу, будто их давно ждали. В проеме стояла женщина лет двадцати восьми в синем легком платье, облегающем фигуру.

"Вполне", - подумал Игорь и поднес руку к козырьку.

- Нам нужна гражданка Попова Валентина Сергеевна.

- Это я, как вы правильно заметили, гражданка Попова В. С.

- Вы разрешите к вам зайти? - Игорь приветливо улыбнулся.

- Пожалуйста. Судя по голосу, это вы звонили мне час назад? спросила Попова с насмешкой.

- У вас уникальная память на голоса, - Муравьев улыбнулся еще шире, а глаза уже обшаривали прихожую, фиксируя каждую мелочь, считая двери, выходящие в коридор, впитывая в себя шкаф, столик с телефоном, мутную от полумрака поверхность зеркала, стулья.

- Проходите, - хозяйка рукой указала на полуоткрытую дверь в глубине прихожей. - Я одна.

- Если вы не возражаете, то я своего товарища здесь оставлю. У меня к вам, Валентина Сергеевна, дело деликатное.

- Ах так. А я действительно подумала, что вы из милиции, товарищ майор.

Игорь никогда не был в столь высоком звании. Он именовался оперуполномоченный МУРа и как работник центрального аппарата носил две шпалы в милицейских петлицах. То есть то же самое, что и майор РККА.

Но Муравьев никогда не разубеждал людей. Ему нравилось, когда его называли воинским званием.

Они вошли в комнату, и Игорь, продолжая начатую игру, улыбаясь самой обворожительной из всех своих улыбок, спросил:

- А вы когда видели Григория Яковлевича?

- Вот что, дорогой товарищ, покажите-ка документы.

Игры не получилось. Муравьев вздохнул и достал удостоверение. Попова прочитала его внимательно, опустилась на диван, показала рукой на кресло, приглашая гостя сесть.

- Непонятно, - в ее голосе Игорь уловил нотки раздражения, - совсем непонятно, такая серьезная организация и глупые мальчишеские шутки. Как понимать прикажете?

- Действительно, нехорошо, получилось, - сознался Игорь, - но я думаю, Валентина Сергеевна, вы меня поймете. Нам очень нужно знать, где сейчас Шантрель.

Говоря так откровенно, Игорь очень рисковал. Он просто не должен был так себя вести. Если Попова связана с Шантрелем, то все. Она немедленно бы поняла, что в угрозыске ничего не знают, и попыталась бы еще больше запутать следы. Но почему-то Игорь поверил ей. Поверил этой комнате, обставленной просто, но со вкусом, поверил веселым натюрмортам, а главное - поверил большой фотографии лейтенанта на стене. Он смотрел с нее, серьезно сдвинув густые брови, словно взглядом этим полностью отрицал, что в его доме может произойти что-то нечестное и гадкое.

- Я видела Шантреля неделю назад, ну дней пять. Я точно не помню. Хозяйка удобнее устроилась на диване. - Он у меня вызвал странное чувство...

- Какое?

- Брезгливости и жалости одновременно. Он какой-то неестественный, ну как персонаж "Синей птицы"...

"Странные ассоциации", - мысленно усмехнулся Игорь.

- Деланный он был, как кукла тряпичная. Мне говорили, что у него горе, семья пропала без вести, а я этому не верила. У него глаза масленые, всегда противные очень. Я к нему подошла и спрашиваю, вы, мол, на Минском комбинате не знали мою подругу художницу Шкляревскую Стасю? Он говорит: конечно, знал. Я начала с ним о Минске говорить, я там работала, а он ни одной улицы не знает. Потом все за виски хватался. Мол, извините, контузия, помню плохо.

- Это очень интересно, то, что вы о Минске рассказываете. - Игорь весь подался вперед. - Ну а еще что-нибудь?

- А он действительно оказался сволочью?

- Вроде бы. Кончим следствие, точно скажу.

- Буду ждать. Вы скажите, в чем его подозревают, или это нельзя говорить?

- Вам, я думаю, можно. В грязных махинациях с ценностями и продовольствием.

- Очень похоже. Очень. Он мне несколько раз продукты предлагал. Говорил, что ему их родственники привозят. А один раз в компанию взял. В апреле. Пойдемте, говорит, пасху праздновать.

- А куда звал, адрес, может быть, помните?

- Говорил, что к друзьям, где-то в районе Кировского метро.

- Да, не слишком точный адрес.

- Знала бы, спросила.

- Я понимаю.

- А вы, кстати, товарища вашего позовите, чего ему в коридоре-то. Я чай сейчас поставлю.

- В другой раз, Валентина Сергеевна. Как-нибудь потом обязательно. Игорь встал, надел фуражку. - Ну, извините нас за беспокойство. Служба.

- Я понимаю. Жаль, что бестолковая я.

- Нет, вы нам с Минском помогли.

- Тогда очень рада.

На улице Белов спросил Игоря:

- Ну как?

- Глухо. Правда, кое-что есть интересное. Понимаешь, Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что сон сей означает? Вот и я не знаю.

Они шли по Тверскому бульвару, шли и удивлялись, что он такой же точно, как и до войны. Так же на лавочках сидели старички с газетами, дети играли в траве, вязали что-то старушки.

- Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, внезапно прервал молчание Белов, - так здесь все так же было. Будто войны и в помине нет.

- Война-то есть, к сожалению. - Игорь посмотрел по сторонам. - Вон она, война, видишь?

Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, сверху прикрытая дерном. Чуть подальше - вторая. Да, война добралась и сюда, до этой тишины, запаха липы, ярких майских листьев. И облик ее был особенно отвратительным на фоне зелени и покоя.

ДАНИЛОВ

Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрац. Узкие полосы - удача, широкие - неприятности. Прочтя эти строки - а был тогда Данилов совсем молодым шестнадцатилетним реалистом, он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном но, работая в уголовном розыске, все чаще и чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале "Нива" за 1912 год уголовный роман "Золотая паутина".

И опять сбылись его предсказания. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полоску удачи. Совсем узкую, а за ней начиналось широкое черное пространство. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц прошел, а они не сдвинулись ни на шаг.

Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. Седьмого мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки все для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике: только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уж Данилов проверил его показания, все совпало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова. С их помощью его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка - бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с "обыском". Столько удачных совпадений - и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач: за месяц дело не продвинулось ни на сантиметр.