Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает Страница 11

- Да такому залетному все достанем, - засмеялся начальник группы, все что надо.

- А теперь, Данилов, то есть Студент, - сказал Манцев, - знакомься со своей напарницей.

Он подошел к дверям.

- Заходи, Нина.

В кабинет вошла красивая высокая блондинка в строгом темно-синем платье, отделанном белыми кружевами, в высоких светлых ботинках на каблуках.

- Вот с ней ты и пойдешь. Это наш товарищ, Нина Смирнова. Так что знакомьтесь.

Девушка подошла к Данилову, протянула руку:

- Нина.

- Иван, - Данилов посмотрел ей в глаза и смутился.

Квартира была маленькой и по-казенному чистой. Всего две комнаты.

- Располагайтесь здесь, - Козлов положил на стол пакет с едой. - Сами понимаете, за порог ни ногой.

- Надолго? - спросила Нина.

- Как придется. Одежду не снимайте, привыкайте к ней, а то ты, Ваня, в этих манишках, как корова под седлом.

Козлов проверил телефон и ушел.

Иван подошел к окну. Внизу лежал занесенный сугробами пустырь. По снегу разгуливали важные, похожие на монахов вороны.

В квартире было тихо, только капала из крана вода да потрескивала свеча.

И эти, такие мирные звуки приносили воспоминания о прошлом. Казалось, что остановилось время. Не было белых, фронтов, заговорщиков, бандитов. А был только этот пустырь с воронами, звук разбивающейся в раковине воды, треск печки.

Данилов был слишком молод, ему шел девятнадцатый год. Он еще не избавился от прекрасного ощущения бесконечности жизни. И хотя, работая в группе Мартынова, он видел смерть и горе, участвовал в перестрелках и облавах, он еще не думал о смерти.

Много позже, когда в памяти его прошлое отодвинется, как в перевернутом бинокле, он поймет, какая смертельная опасность подстерегала его.

Но сегодня его волновало совсем другое.

Данилов закурил, взял курс криминалистики, подаренный Бахтиным, и углубился в чтение. Нет, он не пойдет после окончания войны в Лазаревский институт. Наука раскрытия преступлений увлекла его, и он твердо решил стать криминалистом.

Манцев и Мартынов шли вдоль Пречистенского бульвара. Навстречу им из-за угла, чеканя шаг, двигалась рота красноармейцев. Новые, еще не обмятые шинели, смушковые папахи, новые ремни.

- Левой! Левой! - звонко и радостно неслась в морозном воздухе команда.

Лица красноармейцев от мороза румяные, шаг твердый.

Мартынов остановился, пропуская строй, внимательно вглядываясь в лица бойцов.

- Они скоро на Деникина, - с грустью сказал он.

- Завидуешь, Федор? - Манцев положил ему руку на плечо.

- И да и нет, Василий Николаевич. Завидую простоте. На фронте все ясно. Враг издалека виден.

- Это ты прав. А нам порой приходится искать врага рядом с собой. Вспомни левоэсеровский мятеж.

Они свернули в сторону Сивцева Вражка. У доходного дома остановились.

- Может, мне подождать, Василий Николаевич? - хитро усмехнулся Мартынов.

- Нет, Федор, пошли вместе. В другое бы время пришел один, пригласил бы девушку по Москве погулять, в Художественный театр сводил. Вместе погрустили бы над судьбой трех сестер. В другое время.

- Василий Николаевич, дорогой мой, разве для любви есть время?

- Слишком тяжела ее утрата, и слишком большая опасность угрожает ей.

- Вы думаете?

- Предполагаю.

Строгая, вся в черном, Елена Климова сухими от горя глазами глядела на Мартынова и Манцева.

- Елена Федоровна, - сказал Манцев, - покажите нам комнату брата.

- Прошу.

Комната Климова была небольшой. Книжный шкаф, диван, покрытый ковром, письменный стол.

Над диваном скрещены две шашки: одна с анненским, другая с георгиевским темляком и позолоченным эфесом.

Мартынов подошел ближе и прочитал: "За храбрость".

Рядом висело несколько фотографий. Группа юнкеров-александровцев, два молодых подпоручика в парадной форме, Алексей Климов в штабс-капитанских погонах, с рукой на перевязи.

Манцев подошел к стене, начал рассматривать фотографии.

- Кто это рядом с Алексеем Федоровичем?

- Его товарищ по училищу, Сергей Наумов, они сфотографировались в день производства.

- Елена Федоровна, а у вас случайно нет фотографии Виктора Копытина?

- Конечно, Василий Николаевич, но зачем она вам?

- Елена Федоровна, мне тяжело говорить, но Алексея Федоровича убил Копытин.

- Нет!.. Это невозможно...

- Но это так. Копытин убил и Басова, и еще нескольких человек.

- Это невозможно.

- Елена Федоровна, поверьте мне, на его руках много крови прекрасных, нужных новой России людей.

- Он заговорщик?

- Нет, он стал бандитом.

Елена опустилась на диван, закрыла лицо руками. Так она сидела несколько минут, потом посмотрела на Манцева:

- Он вчера был у меня.

- Зачем?

- Он ничего не знал об Алешином письме, он приходил и сказал, что брата убили вы.

- Неужели вы ему верите?

- Нет.

- Так где его фотография?

- Висела на стене.

На месте фотографии они увидели только темный квадрат на выгоревших обоях.

- Он заходил в эту комнату?

- Да, - тихо ответила Елена.

- Елена Федоровна, он мечется по городу, как зверь, у него нет выхода, мы его поймаем, но он может появиться у вас снова.

- И что мне делать?

- Разрешите посмотреть квартиру?

- Конечно.

- У вас во двор окна комнат выходят?

- Только на кухне.

Они вошли на кухню.

- Вот как хорошо, - засмеялся Мартынов, - занавесочка славная у вас.

- Какая занавесочка? - непонимающе спросила Елена.

- А вот эта, в пол-окна, пестрая. Ее и днем заметишь. Если Копытин придет, вы ее задерните.

Война войной, революция революцией, а Мясницкая такая же нарядная. Правда, подоблезли золотые буквы на вывесках торговых фирм, новые названия советских учреждений появились, но тротуары чистые, даже потрескавшиеся стекла магазинов горели на солнце.

Что и говорить - московское "сити".

Да и народ здесь привычный, одетый добротно. Меха, сукно дорогое, трости.

Копытин остановился напротив дверей с вывеской "Валютный отдел".

Дверь двухстворчатая, сбоку милиционер с наганом на ремне прыгает от мороза.

Ничего. Пусть себе прыгает пока.

И вдруг на той стороне - дама в чернобурой шубе, шапочка на брови натянута. Копытин перебежал улицу:

- Ольга Григорьевна!

Остановилась, взглянула изумленно:

- Господи, Виктор!

Щелкнул каблуками, наклонился к руке. Ольга Григорьевна оглянулась.

- Вы с Юга? - спросила шепотом.

- Так точно.

- Как там?

- Наступаем.

- Скоро ли в Москву?

- Трудно, очень трудно. А вы как здесь, Олечка, как муж?

- Трясемся, ждем обысков, реквизиций.

Копытин взял ее под руку и повел по Мясницкой.

- Милая Олечка, передайте Петру Львовичу, что есть шанс уехать на Юг.

- Не может быть!

- Тихо, ради бога, тихо. Я через несколько дней уезжаю, могу взять вас с собой.

- Но это опасно.

- Нисколько. Мы поедем в поезде Международного Красного Креста.

- Вы наш спаситель.

- Ждите, - сказал Копытин, - и учтите, что под флагом Красного Креста можно провезти все. В Москве очень неспокойно. Чекисты убили Бориса Аверьяновича Басова, забрали его редчайшую коллекцию.

- Я слышала, Виктор, это ужасно, - глаза Олечки наполнились слезами.

- Алешу Климова убили. Вашего поклонника.

- Господи, Алешу? За что?

- Он хотел справедливости.

- Виктор, - Ольга схватила Копытина за рукав, - спасите нас. Умоляю!

- А ваш папенька, Григорий Нилыч?

- Он сидит на своих камнях. "Это - для истории. Это - для искусства". Ах, Виктор, вы же знаете отца. Попробуйте поговорить с ним сами.

Копытин поглядел на Ольгу, усмехнулся, дернул щекой:

- Попробую.

Несколько минут назад Манцев вернулся от Дзержинского. Разговор с Феликсом Эдмундовичем был обстоятельным и долгим.

И, сидя в кабинете, Манцев снова и снова вспоминал его, думая над словами председателя ВЧК и МЧК. Манцева всегда поражало смелое, аналитическое мышление Дзержинского, неожиданность его решений, тонкое знание политической обстановки.

- Бандитизм, Василий Николаевич, - сказал Дзержинский, - сегодня явление не только уголовное. Он компрометирует власть рабочих, кое-кто пытается представить это как неспособность большевиков управлять государством. Следовательно, бандитизм есть явление политическое. Тем более что, как нам известно, белая контрразведка пытается его использовать.

- Мы делаем все, что можем.

- Дорогой Василий Николаевич, я об этом знаю, более того, я знаю, как трудно людям из группы Мартынова вести оперативную и следственную работу. Криминалистика - наука. А нам приходится постигать ее под бандитскими пулями. Кстати, как вам помогает Бахтин?

- Хорошо.

- Пока они нам нужны. Помните об этом. Потом мы разберемся с ними.

- Но тем не менее, Феликс Эдмундович, я хотел бы вам рассказать о нашем плане ликвидации банды Собана.

- Я прочел вашу докладную записку. Считаю, что все правильно. Только прошу вас об одном - берегите людей. Любую операцию мы должны проводить с минимумом потерь. Теперь о профессоре Васильеве. Он сдал свои драгоценности государству. Да, не удивляйтесь, все до последнего камня. В своем письме Луначарскому он написал, что деньги эти должны пойти на организацию народного образования.