Фридрих Незнанский - Выбор оружия (окончание) Страница 11

В этом им повезло. Заместитель начальника райотдела милиции капитан Воронин сидел в своем тесном кабинете — окнами на южную, солнечную сторону, — обильно потел и терпеливо корпел над бумагами. При виде Дениса Грязнова, первым сунувшегося в кабинет, он сначала нахмурился, но тут же широко заулыбался, радуясь, наверное, нечаянной возможности оторваться от нудного бумажного дела.

— А, племяш! Снова к нам? Заходи. Привет от меня Вячеславу Ивановичу передал?

— А как же. Он вам тоже передает привет.

— Помнит, значит, — с удовлетворением заключил Воронин.

— Я не один приехал, — сказал Денис, пропуская в кабинет Турецкого. — Это...

— А кто это, я и без тебя знаю. — Капитан для солидности нахлобучил форменную фуражку и козырнул Турецкому: — Здравия желаю, Александр Борисович!

Турецкий пожал ему руку.

— Здравствуй, Сергей Николаевич, рад тебя видеть.

Капитан посмотрел на Дениса:

— Во! Тоже помнит! А сколько прошло, как вы тут у нас расследование вели, — лет пять небось.

— Хорошие люди не забываются, — усмехнулся Турецкий.

— Значит, я хороший человек, — заключил капитан. — Рад это слышать.

— И я, получается, тоже, — сказал Турецкий.

Воронин засмеялся.

— Ну вот, отпустили друг другу комплиментов по оптовым ценам. А не напросишься — так и хрен услышишь. Вы по одному делу?

— Я так и подумал. — Воронин снял фуражку, забросил ее на шкаф и стал серьезным. — Я туг тебя, племяш, едва ли не каждый день по пять раз вспоминаю. С того самого дня, когда Тимофея Евсеевича Гармаша убили.

— А что так? — поинтересовался Турецкий.

— Странные у нас дела тут пошли, Александр Борисович. Сижу вот, по десятому разу все оперативные материалы перебираю — по делу Гармаша, никак не могу зацепку найти. А должна быть. Нутром чую — должна. А никак не могу ухватиться.

— О каких странных делах речь?

— А дела вот какие. В тот день, когда Гармаша хоронили, какие-то гады залезли в квартиру его младшей дочки и все там вверх дном перевернули.

— Украли что-нибудь?

— Чего там красть-то! Нет, ничего не пропало. Но все тряпки перетрясли, все книжки, подушки вспороли, матрасы, даже одеяла. Искали что-то. Это одно дело. На другой день такой же шмон устроили второй дочке, пока они с мужем на работе были, а сын в садике. И снова ничего нс пропало, а все в пыль, даже часть пола на кухне взломали. Тоже, выходит, что-то искали. А еще через день к третьей дочке заявились. Она дома была. Связали, глаза завязали, рот скотчем заклеили и в ванной закрыли. И полный разгром в квартире устроили. Опять что-то искали...

— Сколько их было?

— Она говорит: один. Во всяком случае, никаких разговоров не слышала, а они должны были хотя бы короткими репликами обмениваться.

— Запомнила она его?

— Да, девка глазастая. Отпечатки пальцев сняли, запросили нашу картотеку, Москву — без результата. Фоторобот сделали — тоже не удалось идентифицировать. — Воронин извлек из дела композиционный портрет неизвестного. — Вот полюбуйтесь.

Турецкий любоваться не стал. Из папки «Глории» он извлек фоторобот, составленный по показаниям администратора гостиницы «Россия», и положил рядом.

— Он! — ахнул капитан Воронин. — Точно! И к бабке не ходить — он! Кто это?

— Один из главных фигурантов в этом деле, — уклончиво ответил Турецкий. — Возможно, именно он пытал Гармаша.

— Все понял, — буркнул Воронин.

— Не обижайся, Сергей Николаевич. Если дело останется за вами, передадим тебе и следователю прокуратуры все, что у нас есть по этому человеку. Ну а если дело затребует следственная часть Генпрокуратуры — извини, сам понимаешь... У четвертой дочери Гармаша тоже обыск устраивали?

— А вот это самое любопытное. С ней так получилось. После смерти Тимофея Евсеевича неожиданно нашелся покупатель на их развалюху. Предложил: я покупаю для старшей дочери однокомнатную квартиру в новостройке, а вы отдаете мне дом. Изба завалюшная, ремонт ее — в миллионы станет. Сестры посовещались и согласились. Так вот, пяти дней не прошло, как она переехала, так и у нее тоже шмон устроили по полной программе. А у нее даже мебели не было — раскладушка, одежонка да постельное белье. Однако все вытрясли. Зачем? Ясно: что-то искали. И теперь я спрашиваю себя: что они искали у дочерей Гармаша? Отвечаю: то, чего не нашли у самого Тимофея Евсеевича.

— Или он им не отдал, — поправил Денис.

Воронин с сомнением покачал головой.

— Было бы, отдал бы. Старый больной человек Когда тебе утюгом спину жгут... трудно тут ожидать геройства. А требовать геройства — это и вовсе бессовестно. Благо хоть недолго пришлось бедняге мучиться. Вскрытие показало: сердце не выдержало. И теперь я вас, дорогие московские товарищи, спрашиваю: что же это за документы такие, из-за которых идут на убийство с пытками? Это правда, что документы по истории Норильска?

— Правда, — подтвердил Турецкий. — Примерно двадцатилетней давности.

— Из-за такого старья...

— Это старье сейчас, Сергей Николаевич, десятки миллиардов долларов стоит.

— Да ну?!

— Представь себе.

— И вы за ними приехали?

— Приехать-то приехали, а вот с чем уедем — большой вопрос. После того как ты все это дело со всех сторон распознал, нам тут уже, наверное, делать нечего.

— Распознал, — согласился капитан Воронин. — Сколько смог. Честно скажу: даже в библиотеку сходил, из которой Гармаш книги брал, — вдруг им на хранение отдал. Мимо. Больше даже скажу: вскрыли все автоматические камеры хранения на вокзале и на автовокзале — вдруг там хранил. И тоже мимо. Что еще можно сделать — ума не приложу. Хотел уже вам звонить, а тут вы собственной персоной: здрасте. Что будем делать, Александр Борисович?

— Для начала нужно взять в прокуратуре все материалы по делу Гармаша и внимательно изучить.

— А чего их брать? Вот они — третий день на моем столе. Только изучать там особенно нечего. Следователь у нас — большой писатель. Прямо Лев Толстой. Только наоборот. «На вопрос о том-то свидетельница пояснила то-то». Самое главное я уже рассказал, а на протоколах этих вы только язык сломаете. И будете потом со своей женой изъясняться, как наш следователь: «По вопросу ужина обращаю твое внимание...»

— Дом нужно еще раз обыскать.

— Три раза обыскивали.

— И четвертый обыщем.

— Согласен. Санкция прокурора на обыск у меня припасена, вот она. Прямо сейчас поедем?

— Прямо сейчас.

— Ну, ехать так ехать, — сказал капитан Воронин. — Сейчас вот только уберу следственное дело в сейф... Кстати, Александр Борисович, одну масенькую зацепочку я все-таки вроде бы отыскал. После того как старшая дочь Гармаша оправилась от шока, ее допрашивал наш следователь. Немного она сказала: ничего не видела, ничего не знаю, а что знала, то сразу милиции рассказала. Но в одном месте она обмолвилась. Следователь не обратил на это внимание, а я обратил. Дело вот в чем. Дня за два до того, как Гармаша убили, она приходила к нему — в избе прибрать, еды приготовить. И пока она своими делами занималась, услышала, как к дому подъехала машина — «жигуль» серого цвета. И два человека в ней. Гармаш как раз в саду под яблоней сидел, они с ним разговаривали.

— О чем? — встрепенулся Денис.

— В том-то и вопрос, что она не сказала. Говорит не слышала ничего, полы мыла. Может, не слышала. А может, не захотела сказать. Так что нам есть полный смысл с ней еще раз поговорить — может, все-таки вспомнит что?

— Резонно, — одобрил Турецкий.

Когда денисовский «фиат-уно» и милицейский «жигуль» капитана Воронина подъехали к дому номер 54 по Заречной улице, сразу ясно стало, что никакого обыска в доме провести не удастся. По той простой причине, что дома как такового уже просто не существовало: дом был раскатан по бревнышку, от крыши до фундамента, все кусты и яблони выкорчеваны, а земля на всем участке срезана бульдозером не меньше чем на полметра.

Трое работяг сидели на сваленных у забора бревнах и распивали «Жигулевское».

— Здорово, работнички! — поприветствовал их капитан Воронин. — А хозяин-то где?

— Да уж три дня, как в Москву укатил. Еще позавчера грозился привезти блоки для фундамента. И расплатиться с нами грозился, да что-то задерживается.

— А вы что — клад тут искали? Ишь, как все перековыряли.

— Да уж мы сами смеялись — клад. Хозяин объяснил: хочет весь верхний слой почвы снять и другой завести, какой-то облагороженный, с перегноем. Ну, хозяин-барин. А по нам, так и эта землица — лучше не надо: и картошка на ней в два кулака растет, и клубника, и всякий овощ.

— Когда дом-то раскатывали, хозяин здесь был?

— И ночевал и дневал. Ни на час не отходил, за каждым шагом присматривал.

— И нашли клад?

— А как же! Поднос от старинного самовара, еще в прошлом веке отлит. И две ложки серебряные. Из них, правда, не похлебаешь: все в дырьях. Вот и весь клад.