Александер Смит - «Калахари»: курсы машинописи для мужчин Страница 11

Я спал в доме, когда они пришли. Я чутко сплю, и услышал шум у загона для страусов. Я встал с кровати, чтобы посмотреть, не подкрался ли к страусам дикий зверь — лев или гиена. Я взял фонарь и винтовку и пошел по дороге, ведущей от дома к загону. Включать фонарь мне не понадобилось — светила полная луна, и от нее на земле лежали тени.

Недалеко от загона кто-то нанес мне удар, и я упал на землю. Я выронил винтовку и фонарь и рухнул лицом в песок. Я помню, как вдохнул пыль и закашлялся, и тут же получил удар в бок, жестокий удар, и какой-то человек поднял мою голову за волосы и посмотрел мне в лицо. В руках у него была винтовка — не моя, — он приложил ее дуло к моей голове и что-то сказал. Я не понял его, потому что он говорил не на сетсвана. Наверное, это был гереро или какой-нибудь другой язык, на котором там говорят. Может, даже африкаанс, на нем говорят многие, не только буры.

Я подумал, что сейчас умру, и вспомнил о сыновьях. Я подумал о том, что с ними будет, когда они останутся без отца. Потом я вспомнил о своем отце, как мы шли с ним по бушу — как теперь идем мы с вами, мма, — и говорили о скоте. И я подумал, что хотел бы так же идти со своими сыновьями, но я всегда был слишком занят, а теперь слишком поздно. Это были странные мысли. Я думал не о себе, а о других людях.

Мма Рамотсве наклонилась, чтобы подобрать с земли интересную палочку.

— Я вас понимаю, — сказала она, разглядывая палочку. — Наверняка, я думала бы о том же.

Но так ли это? Она никогда не оказывалась в подобном положении, никогда не испытывала смертельной опасности и не знает, что пришло бы ей в голову. Ей нравилось думать, что она вспомнит о своем отце, Обэде Рамотсве, великом человеке; но, возможно, при таком повороте событий ее ум повел бы себя совсем иначе, и она бы стала думать о ничтожных вещах, вроде счетов за электричество. Было бы печально покинуть этот мир на подобной ноте, беспокоясь об Электрокорпорации Ботсваны. Наверняка Электрокорпорация Ботсваны никогда о ней не вспомнит.

— Этот человек был очень груб. Он отпустил мою голову, а потом заставил меня сесть, по-прежнему целясь мне в голову, и позвал друзей. Они выехали из тени на лошадях и встали вокруг меня, а их лошади дышали мне в лицо. Они переговаривались между собой, и я понял, что они обсуждают, убивать меня или нет. Я уверен, что они говорили об этом, хотя не понимал их языка.

Потом я увидел свет и услышал крики на сетсвана. Один из моих людей проснулся и звал других. Услышав это, человек, который меня держал, ударил меня по голове прикладом и побежал к дереву, где была привязана его лошадь. Крики моих людей становились все громче, затарахтел мотор грузовика. Один из тех, кто стоял вокруг меня, крикнул что-то другим, и они ускакали. Я лежал один, чувствуя, как по лицу течет кровь. С тех пор у меня остался шрам — вот он, между ухом и щекой, — как напоминание о том, что случилось.

— Вам очень повезло, — сказала мма Рамотсве, — они вполне могли вас пристрелить. Если бы вы сейчас не разговаривали со мной, я подумала бы, что эта история закончилась совсем иначе.

Мистер Молефело улыбнулся.

— Я тоже так думал. Но ошибся. И смог вернуться назад, к жене и сыновьям. Они заплакали, увидев кровь, текущую по лицу их отца. И я заплакал тоже и дрожал всем телом, как собака, которую швырнули в воду. Таким я оставался целый день. Мне было очень стыдно. Мужчина не должен так себя вести. Но я был словно испуганный мальчишка.

Мы вернулись в Лобаце, и я пошел к доктору, который умеет латать лица. Он сделал мне несколько уколов и зашил рану. Потом я вернулся к работе и постарался забыть о том, что было. Но я не мог, мма. Я продолжал думать о том, что это значит для моей жизни. Я знаю, это может показаться странным, но после этого я начал думать обо всем, что я сделал. Постарался оценить свою жизнь. И захотел привести ее в порядок, чтобы в следующий раз — которого, надеюсь, не будет, — в следующий раз, встретив смерть, я смог бы думать: я привел свою жизнь в порядок.

— Это очень хорошая мысль, — сказала мма Рамотсве. — По-моему, нам всем стоит это сделать. Номы не делаем. Например, мои счета за электричество…

— Это пустяки, — перебил ее мистер Молефело. — Счета и долги ничего не значат, в самом деле. Важно то, что ты сделал другим людям. Только это. Вот почему я к вам пришел, мма. Я хочу покаяться в своих грехах. Я не хожу в католическую церковь, где можно сесть в кабинку и рассказать священнику обо всем, что ты сделал. Этого я сделать не могу. Но я решил рассказать хоть кому-нибудь, вот почему я здесь.

Мма Рамотсве кивнула. Она поняла. Вскоре после открытия «Женского детективного агентства № 1» она обнаружила, что ее роль отчасти заключается в том, чтобы выслушивать людей и помогать освободиться от прошлого. А вскоре она нашла у Клоувиса Андерсена высказывание, подтверждавшее ее мысли. «Проявляйте мягкость, — писал он. — Многие из тех, кто к вам пришел, глубоко уязвлены. Они вынуждены говорить о вещах, причинивших им боль, или о собственных проступках. Не торопитесь их за это осуждать, просто слушайте. Слушайте».

Дорога начала спускаться к высохшему руслу. С одной стороны из красной земли поднимался термитник, с другой — лежал большой камень. Еще там валялись изжеванная сердцевина сахарного тростника и осколок синего стекла, сверкавший на солнце. Неподалеку стоял на задних ногах козел и ощипывал листья с куста. Подходящее место для того, чтобы сидеть и слушать под небом, видевшим и слышавшим так много, что еще один низкий поступок ничего не убавит и не прибавит. Грехи, размышляла мма Рамотсве, кажутся более страшными и темными в четырех стенах. На воздухе, под открытым небом, они предстают в своем истинном виде — мелкие подлые делишки, которые можно открыто рассмотреть, рассортировать и отложить в сторону.

Глава 6

Старые пишущие машинки, покрытые пылью

Мма Макутси глядя, как мма Рамотсве отправилась на прогулку с мистером Молефело, сказала себе: «Вот что значит быть всего помощником детектива. Я пропускаю важные вещи. Я узнаю о делах клиентов в чужом пересказе. На самом деле никакой я не помощник детектива, а просто секретарша». Потом, вернувшись к гаражным счетам, подготовленным к отправке, она подумала: «На самом деле никакой я не помощник управляющего, а просто секретарша, а это совершенно другое».

Она встала из-за стола, чтобы заварить чай редбуш. Даже если это новый клиент — а не было никаких гарантий, что консультация во время прогулки выльется в полномасштабное оплачиваемое расследование, — будущее агентства и ее работы в нем представлялось сомнительным. И к тому же, вопрос о деньгах. Она знала, что мма Рамотсве и мистер Дж. Л. Б. Матекони платят ей столько, сколько могут, но после того, как она вносила плату за квартиру (которая с каждым разом становилась все больше) и отсылала деньги домой, в Бобононг своим родителям и теткам, ей буквально ничего не оставалось. Она понимала, что некоторые ее платья износились, а туфли скоро совсем развалятся. Она прилагала все силы, чтобы выглядеть прилично, но при скудном бюджете это было очень трудно. В данный момент у нее на счету лежало двести тридцать восемь пула сорок пять тебе. Этого не хватит даже на пару туфель или платьев. А если она потратит эти деньги, то не на что будет купить лекарство для брата.

Мма Макутси поняла, что единственный способ улучшить свое положение — работать в свободное время. Водительские курсы были хорошей идеей, но чем больше она о них думала, тем меньше верила в успех. Она представила себе свой разговор на эту тему с мистером Дж. Л. Б. Матекони. Конечно, он окажет ей моральную поддержку, но тут же добавит:

— Страховка будет очень дорогой. Если вы собираетесь учить людей водить машину, то вам придется выплатить огромную страховую премию. Страховым компаниям известно, что без аварий вам не обойтись.

Он объяснит, какой должна быть страховая премия, и эта сумма повергнет ее в шок. В случае ее уплаты все предварительные расчеты окажутся неверными. Придется повысить плату за урок, а это сведет на нет их преимущества перед крупными водительскими курсами, которые экономят за счет большого числа учеников. Так что идею, сулившую дополнительный заработок, придется оставить и придумать что-нибудь еще.

Идея пришла ей в голову, когда она печатала письмо одному из злостных должников. Она вплелась в ход ее мыслей, а также в текст письма:

«Дорогой сэр, — печатала она, — мы уже писали Вам 25.11, 18.12 и 14.02 о неоплаченном счете за ремонт Вашего автомобиля (пятьсот двадцать две пула). Напоминаем Вам, что эта сумма до сих пор не уплачена, поэтому мы вынуждены… Любопытно, почему все машинистки — женщины. Когда я училась в Ботсванском колледже делопроизводства, там были одни женщины, хотя мужчинам тоже нужно уметь печатать, если они пользуются компьютерами. А инженерам, бизнесменам и банковским служащим без этого не обойтись. Я видела, как они сидят в банке, печатая одним пальцем и тратя понапрасну массу времени. Почему бы им не научиться печатать как следует? Все дело в том, что они стесняются сказать, что не умеют печатать и не хотят учиться в одном классе с девушками. Они боятся, что девушки будут печатать лучше них! И они правы! Даже те бесполезные девицы, которые с грехом пополам учились в колледже. Даже они будут лучше мужчин. Но почему бы не открыть специальные курсы машинописи для мужчин? Они могли бы посещать их после работы и учиться печатать вместе с другими мужчинами. Занятия могли бы проходить в помещении церкви, и люди думали бы, что эти мужчины просто ходят на церковные собрания. Я могла бы учить их сама. Сама была бы директором и выдавала свидетельства об окончании курсов. Настоящим удостоверяется, что мистер такой-то окончил курсы машинописи для мужчин и стал настоящим профессионалом. И подпись: Грейс П. Макутси, директор курсов машинописи для мужчин „Калахари“».