Крис Юэн - Похождения в Амстердаме Страница 11

— Где это произошло? — я уже рисовал бриллиант, размером с нарисованное тело.

— В Амстердаме.

— Он сидел в голландской тюрьме?

— Да.

— Его не депортировали?

— Депортировать — это что?

— Вышвырнуть из страны. Отправить обратно в Штаты. Я думал, именно так с ним и поступили.

— Этого я не знаю.

Я изобразил дугу вопросительного знака и начал утолщать ее, обводя с обеих сторон. Потом принялся расширять точку увеличивающимися кругами.

— Пьер, он что-нибудь говорил тебе о предстоящей работе? Хотел, чтобы ты что-то продал?

— Нет. Это были не бриллианты?

— Нет. Обезьяны.

— Обезьяны?

— Статуэтки. — Я отложил ручку и потер глаза. — По виду — дешевка. Набор из трех штук. Одна закрывает глаза, вторая — уши, третья — рот. Ты о таких слышал?

— Разумеется.

— Ты полагаешь, они могут дорого стоить?

— Не знаю. Зависит от многого.

— Они достаточно дороги, чтобы убить из-за них человека?

— Он убил?

— На этот раз нет. — Я вздохнул. — Дело в том, что он в больнице, Пьер. И, насколько мне известно, со здоровьем у него сейчас не очень. Я не знаю, во что ты меня втянул.

— Ничего не могу тебе сказать. — В его голосе послышались печальные нотки. — Я очень сожалею. Он был из тех, кому я мог доверять. Как и тебе.

— Я никогда никого не убивал.

— Это правда… Но что я могу теперь сделать?

— Ты можешь хоть что-то выяснить об обезьянах? Прощупать, какой на них спрос?

— Разумеется. Это просто. Приступлю немедленно.

— И вот что еще, Пьер. Больше никому не рассказывай обо мне. Особенно тем, кто был осужден за убийство.

Я положил трубку и забарабанил пальцами по рукописи, в такт моим мыслям. Три обезьяны, три взломщика, трое мужчин в кафе. Всего по три. А сколько трупов? Пока два. То есть почти два… Мне оставалось только надеяться, что третьего не будет.

Глава 10

Вскоре после разговора с Пьером я позвонил Виктории и сразу перешел к делу.

— Послушай, вот о чем я подумал. А если портфелей было два?

— Продолжай.

— Допустим, Фолкс достает второй портфель и подкладывает его в кабинет Николсона.

— Такой же портфель?

— Совершенно верно. Помнишь, Фолкс пытается открыть сейф, когда слышит шум и прячется в чулан? Но, допустим, на этот раз он оставил дверцу чуть приоткрытой и увидел, с каким портфелем приходит Николсон.

— Но ведь он увидит, кто убийца. То есть на десятой странице твоя книга заканчивается.

— Да, глупая идея. Тогда так: Фолкс узнает о портфеле от кого-то из сотрудников полиции, лучше от женщины, которую угощает обедом со стейком. Портфель из тех, что продаются в любом магазине, вот он идет и покупает такой же.

— Если настоящий портфель находится в полицейском участке и все, включая Николсона, знают об этом, они поймут, что это фальшивка.

— Черт!

— И портфель — только часть проблемы, Чарли. Тебе нужна кисть. Тебе нужно раскрыть этот портфель и швырнуть окровавленную кисть в лицо Николсону. И в лицо читателю тоже. Таким должен быть финальный аккорд.

— Значит, это будет другая рука.

— Другая рука? И как ты это сделаешь? Отрежешь Артуру левую кисть?

— Нет, разумеется, нет. Как насчет племянницы Артура, актрисы? Допустим, она не только актриса, но и разрабатывает спецэффекты.

— Ты хочешь ввести в сюжет протез?

— Не то чтобы хочу. Просто подумал, может, это сработает.

— Но у тебя еще нет второго портфеля, по крайней мере ты не знаешь, как Фолкс узнает, каков оригинал, чтобы добыть точную копию.

— Ты права, эту идею нужно довести до ума.

— И я про то же.

Я тяжело вздохнул.

— Знаешь, подбодрить меня ты могла бы и другими словами.

— Если на то пошло, ты так и не нашел удобоваримого решения, на что я надеялась. Так что, похоже, мы оба разочарованы.

— Гм-м.

— Хотя я рада твоему звонку. Я волновалась.

— Как мило.

— Правда. Скажи мне, как дела?

— Воровские?

— А какие еще?

— Все очень любопытно, полагаю. Или запутано, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть.

— Просвети меня.

Я выполнил ее просьбу. Рассказал о визите инспектора голландской полиции Бюрграве, о моих беседах с Марике и Пьером, о том, что узнал об американце. Словно говорил о сюжете детективного романа, за который собирался взяться.

— Так он — взломщик, как и ты, — сказала она, когда я закончил. — Странно, что он нанял тебя.

— Трудно с тобой не согласиться.

— Ты действительно думаешь, что он потерял уверенность в себе?

— На все сто утверждать не могу. А ты что думаешь?

— Трудно сказать, не зная его.

— Разумеется.

— Но вот что мне непонятно: спланировать кражу уверенности ему хватило, а совершить — уже нет.

— Ты читаешь мои мысли, Виктория. И учтем: он убил человека. Конечно, можно утверждать, что тюрьма перевоспитала его, но решивший начать новую жизнь преступник не берется за старое, едва выйдя за порог исправительного учреждения.

— Мне совершенно не нравится, что он убил человека. А если вспомнить пистолет, который ты нашел в квартире, получается, что в этой истории тебя окружают люди, способные на весьма опасные поступки.

— Скажем, сломать пальцы или проломить череп?

— Вроде того… А эта блондинка? — Последнее слово сочилось презрением. — Что она тебе рассказала?

— Ее, как тебе известно, зовут Марике. И по моему разумению, она рассказал мне не все, что могла.

— Они никогда не рассказывают всего.

— Блондинки?

— Femme fatales,[2] Чарли.

— Она не такая!

— Если и не такая, то очень похожа. Ты наверняка задаешься вопросом, как поступил бы Фолкс, оказавшись на твоем месте, не так ли?

— Фолкс на моем месте не оказался бы. Я перепишу начальные главы, чтобы добавить ниточек, за которые он может уцепиться. Подумай вот о чем: мужчина, который знает все, находится в коме, femme fatale, как ты ее называешь, держит меня на расстоянии вытянутой руки.

— Во всех смыслах.

— Как смешно. Что еще? Ах, да, Пьер, который втянул меня в эту историю, знает не больше моего, а может, и меньше. Есть еще человек, который вломился в квартиру следом за мной.

— Плюс Бритоголовый и Дохлый, которые, между прочим, с каждой минутой все больше напоминают комедийный дуэт.

— И, наконец, обезьяны.

— Бах-бах-бум!

— Это была одна из лучших реплик Дохлого.

— Из их самого удачного сезона в Блэкпуле?

— Несомненно, — Виктория вздохнула. — И что ты собираешься делать?

— Не понял?

— Твой следующий шаг.

— Следующий шаг к чему?

— Я подумала, что ты захочешь разобраться, что к чему. Воровская честь и все такое.

— Да. Конечно. Но дело в том, Вик, что мне желательно прикрыть свой зад. И я хорошо понимаю, что абсолютно лучший для меня вариант — держаться от всего этого подальше. Я закончу книгу, потом решу, где буду работать над новой, — и все.

— То есть ты думаешь уехать?

— Как только книга будет закончена, да.

— А ты не рассматривал Лондон? Мы бы хоть встретились.

— Чтобы лишить наши отношения ореола загадочности? Позволить моему имени обрести лицо?

— Чарли, — так обычно говорят со слабоумными, — я сотню раз видела твое лицо на обложке. Помнишь?

— Ну, конечно, — ответил я. — Забыл.

Глава 11

После разговора с Викторией я какое-то время раздумывал над сюжетными линиями, но не смог придумать ничего, чтобы разрешить проблему портфеля, — во всяком случае, ничего стоящего. По правде говоря, я форсировал события, пытаясь закончить книгу раньше мною же намеченного срока. Где-то глубоко в подсознании мой разум упорно трудился над возникшей накладкой, и со временем, я только не знал, когда именно, блестящая идея должна была сверкнуть в голове и промчаться по каналам сознания с той скоростью, с которой ребенок спешит к родителям, чтобы показать, как он справился с головоломкой. А пока мне не оставалось ничего другого, как ждать.

Поэтому я отложил карандаш, включил компьютер, вышел в Интернет, открыл «Википедию» и набрал в строке запроса: «Три мудрые обезьяны». Кликнул мышкой, и на экране появилась интересующая меня статья:

«Три мудрые обезьяны — правила поведения, выраженные графически; иллюстрация изречения: „Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле“. Эти три обезьяны — Мизару, закрывающая глаза, которая не видит зла; Киказару, закрывающая уши, которая не слышит зла, Ивазару, закрывающая рот, которая не говорит о зле. Иногда к трем обезьянам добавляют четвертую — Шизару, символизирующую принцип „не делай зла“…

Источник этой графической максимы — резное изображение семнадцатого века на воротах знаменитого храма Тосёгу в японском городе Никко. Само изречение, вероятно, попало в Японию с легендами тэндай-буддизма из Индии через Китай в восьмом веке (период Ямато)… Хотя учение, скорее всего, не имело никакого отношения к обезьянам, идея использования трех обезьян берет начало в игре слов: zaru (отрицательная форма глагола) и saru (обезьяна) в японском произносятся одинаково…