Елена Чалова - Ключ к тайне Страница 11

Пока самолет летел над бесконечными просторами нашей родины, а соседи шуршали газетами или спали, Рада думала о дяде и тете. Тетя Тереза была намного старше мамы. Мама вышла замуж, как она сама говорила, «за командировочного». Он был человеком веселым, но не слишком ответственным. Привез молодую жену в Москву, через год родилась Рада, а потом он завербовался на Север. Клара отказалась ехать с ним, но и возвращаться в Калининград не захотела. Тогда отец оставил ей квартиру и уехал. Больше они вестей от него не получали, и мама всегда говорила, что им и так хорошо – вдвоем. Тереза и Клара переписывались и изредка созванивались, но из-за большой разницы в возрасте – шестнадцать лет – настоящей близости между ними не было. Сама Ирада видела тетю три раза – один раз в детстве, когда ей было всего лет шесть и мама повезла ее на побережье Балтийского моря лечить привязавшийся после долгой зимы бронхит. Они погостили у Терезы буквально пару дней, а потом жили в Светлогорске. Дома осталась бережно хранимая с тех времен шкатулочка, наполненная кусочками янтаря, и мамины же янтарные бусы. Кстати, тогда Тереза была замужем за Клаусом. Рада почти не знала его, и память услужливо предложила вместо воспоминания картинку-фотографию из семейного альбома: Тереза и Клаус сидят за столиком кафе, а между ними маленькая Рада с немного растерянным лицом и в хорошеньком платьице. Тереза на этой фотографии выглядела едва ли не моложе мамы, а Клауса фотоаппарат запечатлел как седобородого и седовласого немного сутулого человека. Спокойный и молчаливый, он не произвел на маленькую девочку особого впечатления.

А потом они ездили на его похороны. Ирада училась тогда классе в седьмом. В этот раз она узнала, что муж Терезы был этническим немцем. Он был старше тети и считался крупнейшим специалистом по истории Калининграда. Вторую поездку Ирада помнила гораздо лучше. Во-первых, потому, что она впервые в жизни присутствовала на похоронах. А во-вторых, возраст был уже внятный и такой… впечатлительный. Остановились они у тети. Тереза Арнольдовна жила в трехэтажном доме, построенном еще немцами до войны. Там были высоченные потолки и очень много книг.

В эту встречу Тереза Арнольдовна произвела на девочку большое впечатление, а вернее, просто понравилась. Она была старше мамы, совершено седая, но волосы уложены аккуратно, на лице – ни следа слез, хотя мама не раз повторяла, что мужа своего она буквально обожала. Строгое черное платье прекрасно сидело на подтянутой фигуре. Суховатые пальцы отягощены несколькими старинными перстнями. Она цепко оглядела племянницу светло-зелеными глазами и, улучив момент, нашла время поговорить с девочкой. Рада не очень поняла цель расспросов, но честно и терпеливо отвечала на вопросы: часто ли она болеет, боится ли воды, есть ли у нее на что-нибудь аллергия и что ей больше нравится – солнце или луна? Вопросов было больше, также Тереза показывала девочке разные предметы, что-то давала подержать в руки, просила примерить браслет и, кажется, пару колец.

Мать, застав Раду за примеркой широкого ожерелья, недовольно нахмурилась и потребовала, чтобы сестра прекратила «свои фокусы». Тетя послушно забрала у девочки ожерелье, старинное бронзовое зеркало, в которое та смотрелась, и ушла. Мать некоторое время недовольно молчала, и, когда Рада, движимая любопытством и неясным чувством вины, принялась расспрашивать, а чем, собственно, занимается тетушка и кем работает, мать выпалила:

– Ведьмой, – потом, словно одумавшись, сказала: – Она историк, как и Клаус… был. Просто она очень увлекается всякими… старинными вещами. Ты не обращай на это внимания.

Сами похороны запомнились девочке пронизывающим ветром, отсутствующим выражением лица Терезы, которая смотрела на окружающих какими-то совершенно прозрачными, словно невидящими глазами. Потом, как водится, были поминки. Ирада помогала маме готовить, разносила блины и кутью, а потом сидела в уголке и слушала речи коллег Клауса и Терезы.

Само собой, говорили они про вклад покойного в восстановление Калининграда после войны и что он помогал спасать наследие города и многочисленные коллекции, спрятанные немцами. А когда понял, что отправленные в Москву ценнейшие экспонаты просто не доходят до хранилищ, растворяясь по пути, стал ратовать за создание местного музея. Клаус стал сотрудником, а потом замдиректора музея и во многом определял его работу. Уже заработав известность и авторитет историческими исследованиями, выбивал из властей деньги на восстановление собора и других исторических памятников. Он очень любил свой город, свой Кёнигсберг. Собирал не только исторические свидетельства, но и легенды и мифы, потому что уверен был: город живет не только зданиями и дорогами, но и атмосферой, сказками и былями и у каждого города обязательно есть свой фольклор. И даже хотел книгу издать с историями и мифами из фольклора Кёнигсберга-Калинин града и его окрестностей. Да вы сами знаете, как у нас трудно что-нибудь издать. Но материал он собрал богатейший. И конечно же коллеги не допустят, чтобы труды его пропали. Вот и Тереза Арнольдовна будет продолжать дело мужа…

Тереза кивала, чуть улыбалась одними губами и время от времени поглядывала на фотографию Клауса, стоявшую на буфете. Перед фото, как положено, стояла рюмка водки, накрытая хлебом. Тетя все время возвращалась глазами к снимку мужа, и тогда на лице ее вдруг мелькало растерянное и беспомощное выражение. Рада подумала, что она не может пока поверить в смерть Клауса.

В вечер перед отъездом тетя Тереза долго о чем-то говорила с мамой на кухне. Ираде казалось, что они спорят, но разобрать, о чем речь, она не смогла и уже почти заснула, когда мама и тетя пришли к ней в комнату. Тереза зажгла торшер и присела к девочке на диван. Мать стояла молча за ее спиной, недовольно поджав губы, но молчала.

– Я подарю тебе одну вещь, детка, – сказала Тереза. – Это очень старая вещь, она должна храниться в семье и передаваться из поколения в поколение, пока не выполнит своего предназначения. Она принадлежала Клаусу, и он оставил ее мне. Но у нас нет детей. Так что медальон теперь твой. С этими словами тетя сняла с шеи цепочку, на которой висел круглый серебряный медальон. Металл потемнел, и узор трудно было разобрать. Тереза надела его на шею девочки и погладила серебряный кружок ладонью, словно прощаясь.

– Не снимай его, – тихо попросила тетя. – И никогда никому не давай и не продавай. Он будет тебя беречь от всяких бед.

– Тереза, – предостерегающе сказала мать.

– Да-да, я помню и не стану морочить ей голову. Но она не обязана верить в то, во что верю я. А я верю и знаю, что он поможет и убережет… когда придет час. Обещай мне не снимать его, девочка!

– Обещаю, – прошептала растерявшаяся Рада.

Мама и Тереза ушли на кухню, а она лежала, скользя пальцем по сложному узору на теплом металле и удивляясь неприязненно-отчужденному выражению, которое сохранялось на мамином лице все время, пока Тереза рассказывала про медальон.

Ирада быстро привыкла к украшению. Единственное, купила цепочку подлиннее, чтобы медальон висел в ложбинке меж грудей и не виден был каждому любопытному. Рада девушка скромная и кофточки с глубоким декольте носит нечасто. Она не понимала знаков, нанесенных на медальон, не пыталась прочесть странные буквы. Воспринимала его как украшение и все. И вот теперь медальон возвращается туда, откуда уехал… девять… почти десять лет назад.

Глава 3

– А почему вы ничего не едите?

Ирада вздрогнула и уставилась на говорившего. В салоне самолета ей досталось место с краю, и через проход сидел симпатичный светловолосый молодой человек. Он улыбался и рассматривал Раду с очевидной заинтересованностью, но без нахальства.

– Не хочется, – честно ответила девушка, улыбнувшись в ответ. – Я перед отъездом спасала продукты, которые оставались в холодильнике… так что до утра мне точно хватит внутренних резервов.

– Ого! – хмыкнул парень. – Уважаю предусмотрительных людей.

– Хотите? – Ирада подвинула в его направлении пластиковый подносик с тем, что компания КЛМ называла поздним ужином. Видимо, люди из этой компании считали, что на ночь много есть вредно, а потому неудивительно, что здоровый молодой мужчина не удовлетворился скудной пищей.

– Вы мне жертвуете свой ужин? – задумчиво спросил молодой человек.

– Конечно, берите!

– Спасибо… только если вы после этого не станете считать меня своим врагом.

– А? – Ирада растерялась.

– Ну, знаете, как говорят: «Ужин отдай врагу».

Они вместе посмеялись, и Рада клятвенно заверила, что не станет считать врагом человека, съевшего вместо нее невкусный ужин. Она хорошенько рассмотрела соседа и решила, что он очень даже симпатичный: светлые волосы, голубые глаза, хорошего рисунка рот, твердый подбородок с ямочкой. Ирада инстинктивно поправила волосы и улыбнулась приветливо, зная, что от этого на щеках появятся милые ямочки. Они познакомились, и Алекс сказал, что впервые встречает девушку с таким необычным и торжественным именем. Рада дежурно улыбнулась: эту фразу она слышала множество раз.