Федора Кайгородова - В Москве-реке крокодилы не водятся Страница 11

– Зачем мне туфли? – еще пуще заревела я. – Там, в темном трюме?

Алька испуганно заморгала глазами, посмотрела на мой рюкзак, перевела глаза на ножнички и сразу поняла причину моих страданий.

– Ой! – всхлипнула она, и мы зарыдали в полный голос.

На шум прибежала взбалмошная Катька.

– Девочки! Что случилось? – она тормошила нас, заглядывая в лицо, а потом рванула к телефону. – Мам! Мам! Я не знаю, что случилось, но они обе ревут! Да, обе! Да, Наташа дома!

Совершенно без стука Катька положила трубку – она всегда плюхала ее так, словно собиралась разбить не только телефонный аппарат, но и стол. Потом она вернулась в комнату и села на пол у наших ног. Сначала у нее по лицу покатились крупные слезы, потом она закрыла его руками, склонила голову мне на колени и зарыдала уже в полный голос. Когда мама пришла – она работала в соседней школе, той самой, где я училась, и где сейчас учились мои сестры – она застала наше трогательное трио в самом разгаре неудержимых слез.

Не снимая сапог и с пакетом в руках, мама прислонилась к косяку и устало сказала:

– Девочки? Что с папой? Будьте мужественными! Скажите мне правду! Он от нас ушел?

Минуту – другую мы смотрели на маму, ничего не понимая. Потом наши слезы высохли, мы переглянулись и начали хохотать, как сумасшедшие. Мы с Алей упали на диван, Катька корчилась от смеха на полу.

Мама, покачав головой, спокойным голосом сказала:

– Слава Богу! У девочек истерика, а я – то думала, – и она пошла на кухню разбирать пакет.

– Девочки! – скоро раздался мамин жизнерадостный голос. – Посмотрите – ка, что я купила!

Катька, как самая послушная, сразу же направилась на кухню. А мы с Алей, толкая друг друга, побежали следом. Мама держала в руках бархатную черную шапочку, вернее, трикотажную с бархатной оторочкой.

– Это ты кому? – спросила Алька. – Себе?

– Кому-нибудь из вас, – неуверенно и теряя торжественный вид, ответила мама.

– Мам! Да такие сто лет уже не носят!

– Да – а! – растерянно сказала мама. – А я думала, вы будете спорить, кому достанется. Продавец сказал, что модная.

– Он тебе наговорит! – возразила Алька.

– Да! – мечтательно улыбнулась мама. – Он мне так понравился. Я только подошла к киоску, как он выскочил из – за прилавка и воркует: «Мадам! Мадам! Чего желаете?»

– Ну, ты и растаяла!

– Конечно, девочки, вам этого не понять. Но редко встречается в одном человеке столько благородства и почитания одновременно. Что же мне делать с этой шапочкой?

– Я буду носить! – заявила Катька, натягивая головной убор на свою изящную головку.

Как ни странно, но бархат выгодно оттенял ее глубокие с переливом карие глаза. Мама просияла и ушла назад в свою школу, где работала завучем по воспитательной работе, и давно привыкла к разным детским штучкам – дрючкам, как она говорила.

Ножнички Алька не взяла. «Вернешься и мне подаришь! – сказала она. – Вдруг они тебе пригодятся?» И ведь как в воду глядела! Еще как они мне пригодились.

По молчаливому соглашению мы не стали рассказывать родителям о моей командировке. Что толку? Помочь они не могут, только расстроятся.

Утром я вышла на остановку, как было условлено, и вскоре возле меня притормозили «Жигули» шестой модели. За рулем сидел тот самый следователь, который вел допрос.

– Садитесь! – не очень дружелюбно обратился он. – Я вас повезу, хоть и не читаю восторгов на вашем лице.

– А вы умеете читать? – не удержалась я от колкости и села, бросив рюкзак на заднее сиденье.

Мы молчали до самых Химок. Да и мудрено о чем – то говорить с водителем в толчее московских улиц.

– Как продвигается следствие? – спросила я, чтобы не казаться невежливой.

– Никак! – не очень вежливо ответил мой спутник. – Меня зовут Анатолием Петровичем.

– А фамилия?

– Крага!

– Что крага?

– Моя фамилия Крага! – равнодушно сообщил следователь, как видно, он давно привык к такого рода вопросам.

– А – а! Но это не смешно!

– Конечно, не смешно. Также, как фамилия Крутикова, – сказал следователь (забыла сказать, что Крутикова – это я).

– Знаете, я недавно наблюдала такой сюжет. Мы возвращались с задания и застряли в пробке. Видим сбоку, гаишник…

– Гибэбэдэшник!

– Гаишник! – с нажимом сказала я (подразумевая, что как хочу, так и говорю), – так вот, он снял свою кожаную перчатку, крагу, значит. Взял ее, как букет в руку и пошел вдоль машин. Кто пересечет двойную полосу, он подходит к окошечку автомобиля, молча протягивает крагу, и все молча бросают в нее деньги. Вот это была картинка! Главное, как водители сразу понимают, что именно от них требуется?

– Я не гаишник! – ответил следователь Крага, его, как видимо, покоробил мой рассказ. – Нам нужна ваша помощь! Но Вы должны действовать точно по плану!

– А иначе что? Вы меня за решетку посадите?

– А иначе я сейчас же отвезу вас назад! – и он сделал вид, что разворачивается.

Я понаблюдала за его действиями и, понял, что он этого не сделает, нахально сообщила:

– Я согласна!

– На что?

– На помощь и на действовать по плану!

– Тогда слушайте! Мы взяли в разработку всех, кто был в то время на барже, на плавкране и на трех буксирах. С берега к тому месту не подойти, значит, посторонних на судне быть не могло.

– Могло!

– Как?

– Ну, мы же проникли, как вы говорите!

– Но вас же заметили!

– Можно незаметно подойти на лодке к борту, подняться по лестнице, их четыре, как я заметила. По две на каждом борту. И они не закрыты, как та, внутренняя, по которой поднимались мы с фотокором. И потом уйти тем же путем.

– Спасибо! – хладнокровно отозвался Крага. – Мы отработаем этот вариант! Но вряд ли он имел место! Во – первых, вход в эту часть трюма проходит через жилой отсек. Во – вторых, было светло. Посторонний на судне светился бы, как светофор!

– Посторонний мог надеть сапоги, замасленные штаны, кепку и стать таким же, как все. Тем более, что, насколько я поняла, многие на кране даже не знают друг друга.

– Это интересная мысль! Она тоже пришла нам в голову. Мы отрабатываем такой вариант! – разочаровал меня следователь – я – то ожидала аплодисментов.

– Я продолжу, с вашего разрешения, – тем же равнодушным голосом сказал Крага. – Рядом с вами никого не будет, поэтому будьте осторожны! На поврежденном буксире работы закончены. Сегодня его поведут в док. Значит, плавкран свою задачу выполнил. Он снимется с якоря, как только вы прибудете, и пойдет в Углич. Там у него заказ – замена шлюзовых ворот.

– Тем же составом? – быстро спросила я.

– Тем же! Больше того, на судне останутся даже те, кто не входит в его команду – то есть спасатели. Обычно они исчезают сразу после окончания спасательных работ. Но мы организовали повод. На Угличских шлюзах, якобы, требуется организаторская помощь спасателей. Впрочем, их всего – то двое – при подъеме буксира не нужны были спасательные работы. На самом плавкране исключительно технический и речной персонал.

На этом месте рассказа я почему – то внутренне вздохнула, представив колючего командира спасательных работ.

Следователь, словно почувствовав мое настроение, добавил:

– Вы никому не должны доверять! Никому, понимаете! Не вмешиваться ни в какое расследование – только наблюдать, не более того. Вы поняли? Мой телефон не записывайте, запомните его! Вопросы есть?

– Сколько человек было отвлечено на то событие, из – за которого все началось?

– На плавкране 22 человека. На трех буксирах – по пять человек. И четыре водолаза. Спасательной бригады, как таковой, не было, только командир и заместитель. Всего 43 подозреваемых.

– Значит, мне надо искать убийцу среди тех 24-х человек, что остались на плавкране?

– Я повторяю задание! – терпеливо сказал следователь. – Тебе никого искать не надо. Тебе надо поближе познакомится с персоналом – только и всего. Наблюдение – это единственная твоя задача! Ты хорошо поняла эту часть задания, Наташа? Потому что, если ты будешь вести следствие, мы тотчас же разворачиваемся назад.

– Поняла, поняла, Анатолий Петрович! А вы забыли про нас с фотокорром? Вместе с нами набирается 45 подозреваемых!

– Вы исключены из числа причастных к убийству лиц, – спокойно ответил следователь.

– Это почему еще? – меня даже возмутила такая недооценка наших с Юрой личностей.

– Потому что убийство произошло в 12.30. Вас еще в то время не было на плавкране.

– Мои часы? – закричала я.

– Что с ними? – равнодушно сказал Крага. – Вы их забыли дома?

– Да нет, же! Вот! – и я достала из рюкзака свои миниатюрные часики, предмет большой гордости. – Они стоят ровно на двенадцати тридцати, – таинственно прошептала я.

– Я об этом и говорю, – не разделил мой энтузиазм следователь. – Вы тонули в это время, а кто – то воспользовался общим замешательством. Пока вас Юра спасал, все на борту плавкрана «болели» за вас. Капитан даже в бинокль наблюдал.