Рауль Мир-Хайдаров - Из Касабланки морем Страница 11

-- А вы, товарищ Атаулин, спросите у них сами...

-- И спросим, все спросим. Но мне нужен ваш ответ. Меня вот на пикники не приглашают, барана в мою честь не режут, и в Нагорное на базар за закуской, за свежими огурчиками-помидорчиками я не езжу... Так почему неудобно с вас деньги было брать? За красивые глаза, что ли, угощали?

-- Не знаю. Спросите у них. А вообще, я вспомнил, как тут забыть, за два года один раз на речке побывал. Выдали в пятницу не зарплату, а вознаграждение за рационализаторские предложения. Это особая статья, с нее нет никаких удержаний и выдается она отдельно от зарплаты и по отдельной ведомости. Получили многие, и неплохие деньги. Вот молодые и решили отметить это событие, и заодно хоть раз за лето вырваться на речку с ночевкой. В самый последний момент решили и меня пригласить, я помню: они заехали ко мне домой уже по пути. Понимаете, пригласили, я, что ж, должен был отказаться?

-- Я выясню, я все выясню...

Вот так они разговаривали каждую встречу, и папка с делом Атаулина пухла день ото дня. Мансур, думая о злополучных полах в своем доме --неопровержимом доказательстве его злоупотреблений, вспомнил, как противилась этому мать, уговаривала не делать их, проживут, мол, и так, с земляным полом. Как чуяло материнское сердце беду. Хотя и досок там, на две крошечные комнатки, от силы наберется метров пятнадцать. И радовался теперь, что не затеял строиться, и мать категорически была против, да к тому же и времени на все не хватало. А ведь благодарные бригадиры не раз намекали ему, бери, мол, участок, несколько воскресников устроим, и переедешь в новый дом. Но он на это не пошел, понимал, что руководителю так поступать не следует.

"За полы и куцый забор зацепились, а уж за дом..."-- думал в смятении в те дни Мансур.

На стройке мало-помалу сворачивались дела: не работали уже арматурные цеха, и арматурщицы помогали отделочникам, приводили в порядок административно-техническое здание элеватора, мыли окна, полы... Каждый день высвобождалась то одна, то другая бригада, словно выходили из боя на отдых солдаты. Не привыкшие сидеть без дела, одни красили забор вокруг элеватора, другие, дерновали зону отдыха на территории, разбивали клумбы, делали в общем-то не предусмотренные проектом работы, наводили кругом красоту. И на лицах людей Атаулин замечал странное сочетание грусти и радости. Все понимали, что сделали большое дело -- построили такую махину, а с другой стороны -- кончилась работа, хорошие заработки -- участок ликвидируется. Молодым-то легче: они за эти два года обзавелись мотоциклами и решили поработать на элеваторе в Нагорном. Уже и бригада сколачивалась, и верховодил в ней Клайф Вуккерт -- он, как отец, набирал комплексную бригаду.

Дней за десять до ввода в строй приехал на объект, без предупреждения, секретарь райкома из Нагорного. Осмотрел стройку, остался доволен, предупредил, что, возможно, пуск будет торжественный, и, дав кое-какие советы, уехал. За три дня до открытия элеватора неожиданно прилетел из Алма-Аты управляющий трестом. В Нагорное заезжать не стал, а сразу направился в Аксай. Не теряя времени, осмотрел весь сдаточный комплекс. Сделали пробный пуск,-- элеватор работал, правда, пока вхолостую.

-- Силен, брат, молодец!-- сказал управляющий и на глазах у присутствующих расцеловал Мансура.

Когда они возвращались в прорабскую, Атаулин вдруг спросил:

-- Вы что же, каждый элеватор лично принимаете? Управляющий, пребывавший в добром настроении, от

души рассмеялся.

-- Нет, конечно. Но этот элеватор особый. Во-первых, первый в вашей жизни...-- А во-вторых, так и быть, открою секрет: ваш элеватор --рекордсмен. Вы побили общесоюзные нормы по срокам возведения, по себестоимости и по выработке. Разве вы сами не догадывались об этом, когда мы терзали вас, требуя то один отчет, то другой. Признаться, и цифрам не поверил бы, если бы сам не видел этот элеватор. Приедем в Алма-Ату, придется вам выступить лично, рассказать, как вам это удалось и будьте во всеоружии цифр: трестовский народ недоверчивый, задаст вам сотни каверзных вопросов. Но и это не все...

Наш трест шестой год строит в Казахстане мельницы и зернохранилища, есть у нас и кое-какие успехи. И вот к началу этой хлебоуборочной правительство республики решило наградить лучших из наших строителей. Наград не так много, правда, как хотелось бы, но... Такие элеваторы, да еще к сроку, что чрезвычайно важно в нашем деле, у нас не часто сдают. Так что смело можете пробивать дырочку в пиджаке, Мансур, заранее поздравляю...

Увидев, как неожиданно побледнел Атаулин, управляющий тревожно спросил:

-- Вам плохо?

-- Очень плохо, Шаяхмет Курбанович,-- и от перехватившей горло спазмы Мансур чуть не заплакал.

-- Не понимаю, человек от такого сообщения на крыльях лететь должен, а ты сник. В чем дело, Атаулин?

-- Беда у меня, товарищ управляющий,-- решился Мансур,-- на меня в милиции дело завели...

-- Какое дело?-- удивился Шаяхмет Курбанович.-- Давай-ка зайдем в прорабскую, и ты все подробно расскажешь. Только успокойся и не волнуйся, надеюсь, ты никого не убил?

В прорабской Мансур долго рассказывал управляющему все как есть.

Шаяхмет Курбанович, выслушав Мансура, похлопал его по плечу:

-- Не переживай, утрясем твое дело...

Он тут же позвонил в Нагорное, секретарю райкома, попросил принять его. Получив добро, хитро улыбнулся Мансуру:

-- Выше голову, джигит! Не горюй, все уладится. За такие дела у нас не сажают. Ведь умудрился самый дешевый в стране элеватор возвести, и людей не обидел... Нет, не зря мы тебя на орден выдвинули...

Приехал он в Аксай на следующий день. Еще издали увидел Мансур у него в руках знакомую папку.

-- На, держи, джигит, можешь сохранить на память. Любопытные бумажки тут есть, я все-таки посмотрел дело.

-- Всего три бумажки подлых,-- сказал Атаулин, еще не веря в такой поворот дела, и горько добавил:-- И неплохие ведь рабочие...

Шаяхмет Курбанович обнял его по-отечески за плечи и, мешая русские и казахские слова, сказал:

-- Не раскисай. Ты ведь думающий инженер... Твое дело строить, строить по большому счету. Я виделся сегодня с твоим родственничком, лейтенантом Атаулиным. Конечно, если бы ты, как иные прорабы, воровал и продавал, это было бы ему понятно, а так... А так и в самом деле, согласись, трудно доказать свою правоту. Но ведь таких, как твой родственник, к сожалению, еще много, так что намотай на ус, джигит, и впредь думай, что делаешь...

...После отъезда управляющего Мансур долго сидел в оцепенении в прорабской один, не выпуская злополучной папки из рук, потом, увидев в окно, что неподалеку жгут строительный мусор, вышел и направился к костру. На секунду, раздумывая, задержался у огня, но потом, словно боясь, что передумает, решительно снял держатель скоросшивателя и швырнул десятки объяснений, протоколов допросов в самую середину огня -- пламя вмиг слизало разлетевшиеся бумаги: черные и белые слова горели одинаково. "Свободен! Свободен!"-- кричать хотелось ему, но не было ни радости, ни сил...

После митинга, на который собрался весь Аксай, где вручали ордена и медали отличившимся и говорили много теплых слов о строителях, гости отправились на банкет, организованный по такому случаю в Нагорном -- в Аксае просто не было где его провести. Пригласили на банкет и всех награжденных. Возбужденные, счастливые, они вряд ли думали тогда о скорой разлуке со своим молодым прорабом, как и Атаулин не предполагал, что не увидит их лет двадцать...

В разгар банкета, на котором энергичный Шаяхмет Курбанович был тамадой, он нашел время перекинуться несколькими фразами с Атаулиным.

-- Доволен?-- спросил управляющий.

-- Спасибо,-- ответил Мансур.

-- Это я должен сказать тебе спасибо... Потому что помог по-новому взглянуть на мое привычное дело, доказал, какие возможности открываются, если работать от души, со знанием дела. И в твоем самоуправстве, я имею в виду поощрение рабочих стройматериалами, есть, видимо, свой резон. Наверное, большие стройки и в самом деле должны предоставлять селу такую возможность. Поощрять, пусть даже по оптовой цене, стройматериалами лучших рабочих -- это же огромная подмога делу, я уже не говорю о социальной стороне такого подхода. Но об этом мы еще потолкуем с тобой... А сейчас я хотел сказать вот о чем... Отдохнешь дней десять, не больше, а потом прилетай в Алма-Ату, оттуда вместе двинем в Тургайскую степь, там есть элеваторы-долгострои, примешь строительство, надеюсь, добьешь...

Подали бешбармак -- главное блюдо казахского застолья, и внимание всех переключилось на голову варана -- символ уважения к гостям, ее и подавали-то отдельно, на самом красивом блюде. И когда Шаяхмет Курбанович, знавший все тонкости этого ритуала, стал обделять каждого кусками мяса, сопровождая каждое подношение веселыми комментариями, Атаулин потихоньку, незамеченным, вышел из-за шумного стола...

Все произошло так неожиданно, и вдруг радость уступила место такой тяжелой усталости, что единственным желанием сейчас было забраться на сеновал и проспать беспробудно часов двадцать подряд, не меньше.