Сергей Черняев - Брат Солнца Страница 11

  - Ну что же, тогда остается местное население… Как у вас дела с местными жителями?

  - Мы не связываемся с местным населением. Все, что нужно, мы возим из Старого Села. Строителей тоже нанимали оттуда. Здесь ведь народ делает все попросту – вида никакого нет. Никакого понятия о стиле. В общем, это не наш круг общения.

  - А почему вы не достроили забор?

 Брезгунов с неохотой сознался:

  - Решили пока отложить из-за денег. Деньги есть, но они нужны то там, то сям… Купили вот сыну квартиру в городе, - неудобно ведь ездить на учебу отсюда. Взяли кредит. А проценты сейчас ведь сами знаете какие…

  - А сто тысяч у вас есть?

  - Не волнуйтесь, на особые случаи деньги отложены. А забор потерпит. Тем более он есть, только не сплошной.

  - Может, вы денег кому-то должны?

 Брезгунов помотал головой.

 - Хорошо. Давайте вернемся к самому выстрелу. В общих чертах мне уже рассказали, как это было. Давайте уточним детали. Во сколько вы пошли в уборную?

  - Точно не скажу. Знаю, что звонил в милицию в час семь минут.

  - Вы, извините, регулярно так выходите в туалет?

  - Нет. Ночью, бывает, выхожу, но в разное время и не всегда.

  - В доме горел свет?

  - Только на лестнице на второй этаж. Ночник. Он освещает все внутренние переходы, - чтобы ночью не убиться.

  - Можно было увидеть снаружи, как вы ходите внутри дома?

  - Нет.

  - Когда вы шли, были отблески молний? Что вы вообще видели сами?

  - Через три дома от нас горит прожектор. У нас его свет, конечно, сильно слабнет, но, помню, он как-то… отсвечивал, - от дождя, кустов… А молний, пока я шел, не было. Когда в доме шел – были, и уже там – когда все случилось.

  - А какая, вообще, была видимость? Вот вы сами на сколько метров видели?

  - Ну… - Брезгунов задумался и посмотрел в сторону туалета. – Уборную было видно от дома; но на земле… Наверное даже если в шаге от меня лежал бы человек, я бы его не заметил.

  - А вас заметили бы?

  - Ну, наверно, когда дверь открывал… А! – вдруг воскликнул он, - я понял!

  - Что?

  - Почему он не выстрелил второй раз!

  - Почему?

  - Дверь была закрыта, и у дома было темно! Он меня просто не видел!

  - Может быть… А вот первый выстрел, - как это было?

  - Я не знаю… Я просто был в туалете, а потом – раз – и все. Дырки в стенах.

  - А выстрел вы слышали?

  - Нет. Только пулю.

  - Что же, - с глушителем стреляли?

  - Не знаю… Гром был… все слилось… Может и слышал…

  - То есть сначала была молния, потом гром, а потом – пуля.

  - Да.

  - Ну это хоть что-то… А щели в туалете есть?

  - Нет, там вагонка, сделано очень хорошо.

  - То есть понять, как там располагается человек, очень сложно.

  - Да.

  - Вот это и заставляет думать, что преступник стрелял импульсивно и больше вами не интересуется.

  - Не вижу связи…

  - Ну вот представьте хладнокровного убийцу, который твердо намерен кого-то убить. Он до конца не отступит от своего, он захочет увидеть жертву и убедиться в том, что он сделал свое дело. А поставьте его в обстоятельства вашего дела, - он в них не вписывается. Тут человек думал: «Убью!», но видеть крови, ран, мучений – не хотел, его чувства на долго не были рассчитаны, - он отчего-то был зол на вас или вообще неизвестно на что зол, - и надо было эту злобу на что-то направить, но так, чтобы самому эмоционально не пострадать, понимаете?

  - Примерно.

  - Вам такие люди случайно, не попадались в последнее время?

  - Что-то… не припомню… с другой стороны, так можно почти на каждого подумать.

  - Да, у нас народ такой… Скор на расправу… Не обязательно, конечно, все было именно так. Вообще могло быть как угодно. Просто это выглядит наиболее правдоподобной версией. Мне кажется.

  - Ну что же… - продолжил Бусыгин, записав что-то в записную книжку, - пока, пожалуй, все. Хотелось бы иметь номер вашего телефона…

  - Конечно-конечно…

 Они обменялись телефонами и Анатолий Михайлович продолжил:

  - Прежде чем разговаривать с Еленой Григорьевной, я хотел бы осмотреть уборную. Вы пройдите пока в дом, а я подойду к ней, полюбопытствую, - будто бы сам по себе. Пока не хочу, чтобы в деревне узнали, чем я теперь занимаюсь, - а то потом слова из людей не вытянешь.

 Брезгунов ушел в дом, а Бусыгин окинул взглядом туалет, заглянул в отверстия от пули. Увидел он через эти отверстия кусты тальника, которые широкой полосой росли между старицей и дорогой, которая шла по задворкам. Со стороны это выглядело, действительно, как если бы какой-нибудь праздношатающийся осматривал местные достопримечательности. Потом он тоже вошел в дом. Брезгунов ждал его в прихожей.

  - Она в кухне, - сказал он.

 Они прошли в кухню.

  - Очень даже неплохо сделано, - похвалил кухню Бусыгин. Кухня была выдержана все в том же псевдоруссконародном стиле, но сделана была действительно аккуратно. – Елена Григорьевна, давайте сядем с вами вот в этом углу… А вас, Иван Николаевич, я попрошу удалиться. Поверьте, конфиденциальность в этом деле не помешает.

 Брезгунов послушно вышел из кухни и стал подниматься по лестнице наверх, а Анатолий Михайлович и супруга депутата сели на обитые кожей сиденья кухонного уголка.

 Елена Григорьевна заметно нервничала, но вовсе не от того, что она что-то скрывала, а потому что ей не нравилось зависеть от человека, одетого в рабочую одежду, не очень хорошо выбритого и при этом выставившего ее с разговора с мужем. К тому же как на него можно воздействовать и можно ли им управлять вообще, она не понимала.

 Видя ее беспокойство, Бусыгин заговорил спокойным, умиротворяющим, совсем не деловым, - как с ее мужем, - тоном.

  - Елена Григорьевна, для начала я задам вам много формальных вопросов, поэтому давайте наберемся терпения…

 И хотя было видно, что терпение у Елены Григорьевны кончилось давно, он довольно быстро заполнил еще полторы страницы своей записной книжки. Там появились записи о том, что родилась она в 1965 году, закончила педагогический институт, что у нее есть сестра, которая живет во Владивостоке; далее последовали фамилии двух ее предыдущих мужей, один из которых был ошибкой молодости, а второй непозволительно долго просидел на капитанской должности в одной воинской части в Карелии. От мужа-военного у нее осталась дочь, которая не сошлась характером не только с отчимом, но и с Еленой Григорьевной, поэтому воспитывалась бабушкой – матерью отца. Все связи с ней были разорваны. Все это Елена Григорьевна сообщала с плохо скрываемой неприязнью. Про дочь она сказала «наверное, учительницей теперь работает», при этом слово «учительница» прозвучало почти как ругательство. Выслушав всю эту эскападу, Бусыгин записал только «дочь от вт. брака» и имя. Очевидно, контакт с этой ветвью был потерян довольно давно.

 Сама Елена Григорьевна работала специалистом РОНО, среди ее обязанностей большое место занимало сотрудничество с милицией, санэпидемстанцией и другими органами  контроля и власти.

 Заговорив о муже, Анатолий Михайлович легко спровоцировал ее на откровенность, хотя эта откровенность принесла ему не так уж много информации.

  - А что вы можете сказать о муже, Елена Григорьевна? – задал он сначала общий и почти бессмысленный вопрос.

  - Что же я могу сказать… Он депутат… заместитель директора мебельной фабрики… Я не знаю, что сказать…

  - Но вы довольны его положением в обществе?

  - Нет, – честно ответила она. – Не довольна. Если бы не я, он бы всю жизнь работал мастером на этой задрипаной «фанерке». Ему же не надо ничего. Он вон и туалет не как люди сделал, а на улице. За что и получил.

  - Но он вроде бы депутат… Член партии. Не все же становятся депутатами,- хоть и районного совета.

  - Да какой он депутат! Другие вон уже на всю область делами ворочают, все имеют… А этот…Делает, что скажут, всего боится…

  - Боится? Чего боится?

  - А вот это не ваше дело, чего он боится!

  - Как это не мое? Зачем же вы меня нанимали?

 Елена Григорьевна сложила руки на груди и посмотрела Бусыгина неожиданно умным колючим взглядом.

  - Место свое потерять боится. Потому что не его это место.

  - Что значит не его?

  - Рылом он не вышел, чтобы его занимать.

  - Что, какой-нибудь конфликт на этой почве?

  - Он делает, что ему говорят, понятно? Какой у него может быть конфликт? Господи… Так и проживем всю жизнь в этой дыре… С этим грибом бесхребетным…

 «С грибом…» - повторил про себя отставной следователь. Он любил собирать грибы. На несколько секунд Иван Николаевич вызвал у него симпатию.

  - Как же он депутатом-то стал, если он гриб бесхребетный?

  - А вот это уж точно не ваше дело.

  - Елена Григорьевна, я должен все прояснить, понимаете – все! Иначе как я могу оценить степень опасности с той или с другой стороны?