Светлана Чехонадская - Смерть мелким шрифтом Страница 11

— Так это ты его нашел? — перебил Прокопенко.

— Нет. Да он и не в двадцать тридцать, он утренним рейсом прилетел. Он не подходит.

— Ну так рассказывай! — не выдержал Королев.

Ивакин даже вздрогнул.

— Я и рассказываю! — удивился парень. — Роюсь я, роюсь, потом смотрю: фамилия знакомая! Где-то видел!

— Пугачева? — съехидничал Прокопенко.

Парень презрительно скосил глаза в его сторону, но до ответа не снизошел.

— И главное, — продолжал он, — совпадают рейсы! Прилетел третьего июля, в день убийства, московским рейсом в двадцать тридцать, а улетел четвертого июля московским рейсом в восемь тридцать. И знаете кто? Михаил Сухарев! Ну, ничего не напоминает? — парень, видимо, хотел выдержать паузу, но не выдержал. — Брат ее!

— Который хоронил? — ахнул Прокопенко. — Или другой?

— Других у нее нет, — пробурчал Ивакин.

— Так мы же его допрашивали! Он ничего не сказал! Господи, он вообще заявил, что первый раз в Лазурном! Морщился: «Городишко-то какой противный! Неужели это о нем Марина хранила приятные воспоминания?» И вот еще: говорил, что он первый раз в жизни на море!

— Дурак какой-то, — прокомментировал Королев. Ивакин согласно покивал головой. — У него мотив-то есть?

— Если у нее много добра, то мотив есть. Он единственный наследник. — Ивакин нахмурился.

— Он еще здесь? — поинтересовался Королев.

— По-моему, улетел, — ответил Прокопенко. — Похоронил и сразу отбыл.

— Здесь похоронил?

— Ага. Вообще-то он парень как раз среднего роста. Если того, кто ошивался возле дома, отбросить, то у нас остается только приблизительное описание, которое дали влюбленные в парке. Темно было. Вряд ли они его опознают. Они помнят только средний рост и светлый костюм.

— На тебя, Прокопенко, похож! — заметил парень, приехавший из аэропорта, и засмеялся. — Ты и живешь там, рядом!

— Но ведь, кроме мотива, зацепок никаких! — продолжил Прокопенко. — Ну, если только еще какую-нибудь грудастую бабу так же не задушат. Тьфу-тьфу-тьфу. — Следователь постучал по столу. Серийного убийцу, побывавшего в Лазурном десять лет назад, здесь до сих пор помнили. — Вода, найденная в ее легких — морская. Убили ее на самом краю парка. Там тихое пустынное место, даже днем никого не бывает. Обрыв, дно отвратительное, берег из валунов состоит. Мы все облазили… Дожди, как назло, начались. Да и что там найдешь: сильный мужчина набросил сзади веревку, ударил несколько раз, чтобы не трепыхалась, а потом затащил подальше в воду, где сильное течение. Там, вдоль берега, лодки брошенные есть. Мы только не могли понять, зачем она пошла с ним в темноту к морю, почему не боялась? Поэтому, собственно, и решили, что это любовник. Море, романтика…

— Брата тоже не боятся! — сказал Королев.

— Ну да. Если это брат, тогда понятно, почему никто не попытался забрать ее деньги. Все равно ведь ему достанутся… И вообще, какие другие причины могли быть у него для того, чтобы прилететь сюда на несколько часов? Он так плакался, что у него мало денег! Похоронил ее, как бомжа. А тут оказывается, что он может себе позволить кататься туда-сюда на самолете!

— Похоронить не смог нормально? А две тысячи? — спросил парень, приехавший из аэропорта. Королев сочувственно посмотрел на него.

— Видишь, Владимир Саныч, кого присылают? Чему тебя учили, милый? Денежка у нас опечатана как вещественное доказательство. И в права наследства этот брат вступит только через полгода. Если там есть что наследовать. Ты где учился, голубь?

— Я не учился! — весело ответил парень. — Я сюда устроился, чтобы в армию не ходить.

Несмотря на плохое настроение, Ивакин рассмеялся.

11

Солнечная погода держалась уже несколько дней. Владимир Александрович, наконец, выполнил свой курортный долг: полежал на пляже, искупался в море и сфотографировался с обезьяной на плече. Икра больше не появлялась. Более того, библиотеку закрыли на инвентаризацию фонда. «Может, теперь выбросят к чертовой матери все криминальные газетенки? — думал Ивакин. — Чтобы не мешали лечению. И завезут побольше Пушкина». Мыслями он уже был дома — соскучился. Теперь звонил в Москву каждый вечер. Сегодня трубку взяла дочь.

— Ой, папашка, совсем затосковал? — спросила она, что-то жуя.

— А вы хоть скучаете? — ревниво поинтересовался он.

— Не то слово! Погода как?

— Купался.

— Купа-ался? — уважительно протянула она, словно он звонил ей с моря Лаптевых. — Моржуешь? Здесь о ваших температурах всякие ужасы передают. Опять врут, журналюги проклятые?

— Ладно, Ленка. — Ивакин любил дочь, но быстро утомлялся от ее болтовни. — Мать дома?

— Мать к тете Вере пошла. Чего передать? Что любишь? Или наоборот?

— В смысле? — насторожился Ивакин.

— Ну, что нашел там молодую, красивую, загорелую, — «г» она произнесла фрикативно, по-кубански.

Таких шуток Ивакин не любил. Он насупился, соображая, как бы дочь на место поставить. В голову ничего не шло.

— Ты чего, папашка? — жалобно спросила Лена. — Обиделся? Зря. Это я шучу. Ты там чувство юмора не отморозил?

— Ну тебя! До свидания! — рявкнул Ивакин и бросил трубку. Болтлива дочь была не в меру. И, кстати, училась на журфаке.

Когда он вышел из гостиницы, было еще светло, только в глубинах аллей сгущались тени. Скоро они расползутся по всей территории. Замигали, затрещали и зажглись фонари вдоль дорожек и у пляжа. Южная ночь наступает мгновенно. Ивакин уже знал: через час будет темно — глаз выколи. Он посмотрел на часы: полдевятого. Ему предстояла дорога в Комсомольский парк. Начать он ее решил с дома Анжелы Сергеевны: не поленился забраться по холму наверх. В дом заходить не стал, хотя окна светились, — просто засек время и, поразмышляв немного, встал у края дороги. Минут через пять на пустынной улочке показалась машина. Владимир Александрович поднял руку.

Водитель попался неразговорчивый. «Нет, не местный, — буркнул он. — Был здесь по делам, а теперь еду в свою станицу. Как раз по пути… Нет, никого раньше отсюда не возил. И никого из тех, кто извозом занимается, не знаю. А вы что — из ОБХСС?» — «Сейчас нет ОБХСС», — заметил Ивакин. Но водитель замолчал окончательно. И деньги в карман сунул молча.

Дорога заняла тридцать минут — вроде город маленький, но сильно растянут вдоль моря. Итак, Марина Леонидова могла оказаться здесь в 21.30. Ивакин огляделся. «Насколько все-таки описания одного и того же места у разных людей отличаются!» — в который раз удивился он. По рассказам Прокопенко выходило, что парк этот — заброшенная окраина. Оказалось, наоборот: это Марина жила на окраине города, а здесь, можно сказать, прописалась местная тусовка. Не в самом парке, правда, а на пятачке возле него. Столики во всех кафе заняты, горит неоновая вывеска над кинотеатром, бьет кривобокий фонтанчик с оранжевой подсветкой.

Цивилизация. Только шумно: каждое из трех кафе старается забить конкурентов музыкой.

Милиция опросила всех официантов, работавших в тот вечер, но они лишь улыбались, разводя руками. В девять тридцать закончился последний сеанс, и целая толпа вывалилась из кинотеатра. Запомнить среднестатистическую парочку, состоящую из грудастой женщины и невысокого мужчины, было бы, действительно, трудно. Ивакин все-таки прошелся по площади, постоял у тумбы с киноафишей, приглядываясь к прохожим. Его впечатления о Лазурном подтверждались и здесь: публика в городке была не ахти. Самый небогатый народ со всей страны съехался в Лазурное, поверив в рассказы о дешевизне российского юга. Как всегда, небогатые, решив сэкономить, переплатили. За те же деньги можно было прекрасно отдохнуть за границей.

Судя по всему, Марина, приехавшая на юг впервые за много лет, ничем не должна была выделяться в этой толпе. По описаниям найденных в ее комнате вещей, по фотографиям, по воспоминаниям хозяйки дома выходило, что она была такой же, как и те люди, что сидели сейчас за столиками или шли от кинотеатра. Она была нарядной, надушенной, завитой, кокетливо стрелявшей глазами по сторонам, на ней, по словам Анжелы Сергеевны, были лосины. «Лосины!» — изумленно повторил Ивакин про себя. Этот вид одежды он люто ненавидел. К тому же, он плохо представлял себе, как могла выглядеть в лосинах женщина Марининой комплекции. «Вообще-то, она была немного смешной, — осторожно согласилась хозяйка. — Безвкусной в одежде. Носила, например, перья на шее». — «Перья?!» — «Ну да. Как это называется… Боа. Розовое такое». Вот как раз это боа сразу очень многое сказало Ивакину об убитой. Он представил ее себе, он ее почти видел: идущую к пасмурному морю по выщербленной улочке вниз. На ней лосины и боа из перьев. Она гордо посматривает по сторонам и, видимо, довольна производимым впечатлением. «Соседи сразу поняли, что она со средствами, — сообщила Анжела Сергеевна. — Она и по дому ходила в шелковом халате, причем не стеснялась выйти в нем не только в сад, но и в магазин, представляете? Богатый халат. Китайский, наверное, они умеют халаты шить. А помните, какие были китайские полотенца?» — «Да, — вежливо сказал Ивакин. — Замечательные были полотенца. Значит, прямо в халате в магазин ходила?» — «Прямо в халате. Даже так немного его распахивала… на груди. Ну, там было чем гордиться».