Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» - Илья Андреевич Беляев Страница 11

Где-то далеко раздался шум приближающегося мотоцикла. Я сразу же узнал, что это почтальон Петрович. Именно у него был самый громкий мотоцикл за все села. Остановившись у леса и выключив мотор, он крикнул:

— Здоровенько, Ивановна!

На что сразу же получил ответ:

— Здорово, Петрович.

Хотя между ними было хорошее расстояние, никто не решился подойти ближе.

— Я вижу, у тебя гости? — кричал он.

— Да вот, подсобляють!

— И долго пробудуть-то?

— Месячишки три, не более.

— Это хорошо, а то ш слыхала, у Прохора туточки свадьба намечается. Вас всех в хату просил. Так что ж ему передать, будете ль, али нет?

— А чего ж, придем, придем!

Взревел мотор, и Петрович уехал, оставив после себя белую, быстро растворяющуюся полоску дыма.

И опять дорога опустела до следующего путника, а лучи солнца продолжали нагревать асфальт, делая его под вечер таким горячим, что можно было запросто жарить картошку, причем без кастрюли. Уже сейчас, в пять часов, я видел, как дрожал над дорогой воздух от жары. Это было хорошо заметно при подходе к деревне, когда преодолеваешь заасфальтированный крутой подъем. Тогда кажется, что даже дома начинают расплываться от такого накаченного воздуха.

Работа близилась к развязке. Большую часть грядок мы успешно привели в надлежащий вид и только теперь смогли увидеть ровными рядами посаженую морковку, бураки, петрушку и другие овощи, которые поднялись из земли уже достаточно высоко. К шести со всем было покончено, и мы стояли, любуясь своей работой. Долго согнутая спина уже сейчас начала давать о себе знать. Она ныла и требовала отдыха, но нас это не беспокоило. Никто, даже прабабушка, не пошла прилечь, а ведь ей нужно было это сделать уже давно.

Вместо этого мы собрали все сорняки и лишние растения, расфасовали их по ведрам, и втроем (я, дедушка и отец), понесли мусор за пределы участка, на сельскую дорогу, туда, где была яма, хотя ямой это назвать трудно: скорее колея, оставленная в прошлом году колхозным трактором, который решил сократить дорогу, проехав через деревню, но застрял в грязи после недавнего дождя и его самого пришлось вытаскивать. Таким вот образом и появилась колея в двадцати метрах от дома. Мы бы ее не засыпали, но вот проход к колодцу был не очень-то удобным. Чтобы не носить воду на коромысле, отец купил тридцатилитровый бидон вместе с тачкой, а для этого нужна хорошая дорога, которой здесь никогда не было.

Разделавшись с кучами сорняков, мы вошли в дом, где на столе уже стояла горячая картошка, от которой поднимался пар, маринованные закатанные грибки прошлогоднего сбора, рыба, пойманная накануне в речке и многое, многое другое.

«И когда они успели все приготовить? Ведь работали ж!» — подумал я, но почему-то не спросил. Наверное, и у них есть какие-то секреты, а раз так, то все равно не скажут.

Где-то в середине ужина я заметил какого-то мужчину, подходящего к нашей калитке. Его я видел впервые, так как с большей частью населения деревни был знаком.

— Бабуль! — сказал я, обращаясь к прабабке (именно так вся наша семья ее называла, да и она уже привыкла к такому обращению), — Кажется, это к тебе пришли!

Она, как и остальные, выглянули в окно, но что-то дрогнуло в ее старых глазах, промелькнул испуг, о котором, по-видимому, она не хотела никому говорить.

Похоже, я был единственным, кто это заметил, другие же рассматривали гостя, хотя в нем не было ничего особенного.

— Да-да, ко мне, ко мне это! — проговорила она и поспешила на улицу.

Во мне вдруг стало просыпаться какое-то странное любопытство. Мне страшно захотелось узнать, зачем он пришел и что хочет сказать, но бабушка быстро вернулась.

— Кто это? — спросила мама.

— Колхозник один, попить просить!

Она зачерпнула кружкой воды и вышла. Я старался смотреть в тарелку и в то же время поглядывал на человека, который размахивал руками и что-то объяснял Ивановне, так что рот ни на минуту не закрывался.

Минут десять продолжался их разговор, и он, так и не попив, ушел. Бабушка же вылила воду на куст калины, покачала головой и вернулась в избу.

— Ну что, напился, или еще понесешь? — спросила ее дочь, шестидесятилетняя Лизавета Матвеевна.

— Напился, напился, — закивала та в ответ. — Поблагодарил и ушел обратно работать. Щас ведь прохладно становится — самая работа.

«Почему же она сказала неправду?» — задавал я себе вопрос — «Что хочет утаить? Неужели и взрослые временами лгут? Похоже, что да, ведь как говорила моя мама: «Они говорят неправду только в крайних случаях, когда ложь принесет пользу. Хотя и это не правильно. Человек, ни при каких обстоятельствах не должен лгать. Ложь — самое последнее дело!»

Теперь же меня мучили догадки: «Правильно ли она сделала, что утаила правду, а может, он просто передумал пить, но нет, это вряд ли. Работающий в поле, под солнцем, всегда хочет освежиться, промочить горло прохладной водой. Да-а-а, здесь что-то другое! Но что?»

Я не стал никому говорить об этом, ведь мне могли и не поверить, но решил прислушиваться ко всему, что будет происходить впоследствии. Так что это я решил оставить до следующего, более подходящего случая.

После ужина вышли на улицу. Солнце уже стало клониться к горизонту, уходя спать за сосонник, протянувшийся на многие километры. Именно там, мы с отцом насобирали две корзины грибов, большую часть которых составляли опята с длинными ножками и коричневыми шляпками.

Отец с тестем подошли к забору, за которым находилась полоса проросшей картошки. Сорняки пока еще не облюбовали этот место, но уже кое-где виднелись крохотные травинки, из которых в ближайшее время должна вырасти массивная лебеда, пырей, мокрица и другая ни к чему не годная трава.

— Скоро будем окучивать! — сказал дедушка.

— Да-а-а, еще немного подождем, с полмесяца, и начнем! Коня ж, как и всегда, колхозного возьмем?

— Можно и его, но у бригадира было бы лучше. Ведь кони-то его собственные, откормленные, ухоженные, не то, что клячи колхозные, от которых и проку-то немного. Ну, конечно, поставим ему бутылки две да сотню в придачу дадим, зато какой результат будет! За полдня управимся, если погодка позволит.

— Значит, решено, берем у бригадира.

Они еще немного постояли и сели на скамейку у небольшой печурки, сделанной собственными руками из кирпича.

Из дома вышла бабушка.

— Я уложила маму отдыхать. Она и так