Этюд со смертельным исходом (сборник) - Никита Александрович Филатов Страница 11

— Когда я говорю все — значит, все! В первую очередь — про «бочку». Ну и остальное… Дальше — по обстановке, не мне учить. Только свяжись, сообщи о результатах.

— Будет сделано.

— И еще… Есть основания полагать, что контейнер поврежден взрывом. Это плохо. Очень плохо!

— Для кого?

— Для всех!

От тяжелого взгляда Степаненко Владимиру Александровичу стало на мгновение зябко. Мастер не шутил.

— Снимки возьми… Оплата — с сегодняшнего дня. Условия — как договаривались. Вопросы есть?

Вопросов у Виноградова было много. Но на ответ рассчитывать не приходилось…

И снова — Прибалтика. Поднимаясь вверх по истертому булыжнику Старого города, Виноградов с грустью вглядывался в знакомые с детства сказочные уголки. Он любил эти горбатые, извилистые улочки, громады крепостных башен, узор шпилей и замысловатых флюгеров в печальном небе…

У россиян, подумал Владимир Александрович, после всего этого бардака возник новый вид ностальгии — ностальгии по утраченным окраинам некогда Великой Державы. Была ведь пусть какая-никакая, такая-рассякая, но Великая, но — Держава! А теперь… Это нашим детям, пока несмышленым, будет потом все равно — что Финляндия, что Латвия, что Гондурас: заграница… Но для нас, например, тридцатилетних питерцев, всю жизнь гордившихся европейским уютом Риги не меньше, чем золотыми куполами Суздаля или рыбным богатством Камчатки?

— Его нет, к сожалению, — с вежливым акцентом ответила симпатичная старушка, разбиравшая в приемной редакции огромный желтый мешок с письмами. — Сегодня, во всяком случае, не видела.

— Какая досада!

— Знаете что, молодой человек… Спросите у Бориса — он бывает там даже, пожалуй, чаще, чем здесь. — Собеседница кивнула в сторону обитой дерматином двери с табличкой на двух языках: «Заместитель редактора». Старушка напомнила Виноградову добрую и усталую учительницу, говорящую о непутевом, но любимом выпускнике.

— У Бориса?

— Вы, наверное, приезжий? Конечно… «У Бориса» — это кафе напротив, сразу за углом. Там собирается русская молодежь — журналисты со всех газет. И с телевидения… Что-то вроде клуба, так?

— Спасибо большое, я схожу — спрошу!

— Не за что. Может быть, хотите передать? Или оставить записку?

— Нет, спасибо. Всего доброго!

— Всего хорошего!

…Ни охранника, ни швейцара в галунах, к чему так привык в неспокойном Питере Виноградов, на входе в кафе не было. Без труда обнаружив бурую от времени дубовую дверь под кованой вывеской, через минуту он уже разговаривал с очкастым худощавым барменом.

— Баконис? Нет, сейчас нету.

— А имеет смысл ждать?

— Ждать?.. — бармен в задумчивости снял и начал протирать очки. Даже его акцент воспринимался Виноградовым не по-заграничному, пробуждая школьные воспоминания о взбитых сливках, первой отечественной жевательной резинке и безупречной чистоте гостиничного белья.

— Ждать? Пожалуй. Его нет уже третий день, так долго он не отсутствует — значит, должен появиться… Длительный перерыв может плохо сказаться на его самочувствии! — доверительно хохотнул он, подмигнув и звякнув серебряной ложечкой о пузатое стекло коньячной бутылки. Бармен говорил с Владимиром Александровичем как со старым знакомым, располагая к себе и ненавязчиво втягивая в интимный круг постоянных клиентов.

— Что-нибудь хотите?

— Пиццу, пожалуй… И кофе. — Виноградов пробежал глазами придвинутую призму с ценниками. — Рубли берете?

— Нет проблем. И даже юани, динары и донги! По курсу… Я вас не обидел?

— Нет, пожалуй… — хмыкнул Виноградов.

— Выпьете?

— Один «Сан-Франциско». Со льдом.

— Прекрасно! Присаживайтесь — я сейчас принесу.

Владимир Александрович присел за столик в углу, лицом к выходу, аккуратно пристроив дипломат в узкий промежуток между крахмальной клетчатой скатертью и стенкой, — плащ он перед этим снял и повесил на один из служащих для этой цели оленьих рогов.

Вообще-то можно было выбрать любой из шести пустовавших столов — столпотворения «У Бориса» явно не наблюдалось. Рядом с неработающим телевизором о чем-то шепталась студенческого вида пара — длинноволосый парень в свитере и коротко стриженная девушка. Друг друга и двух чашек кофе им было вполне достаточно доя гармонии с окружающим миром. Еще один посетитель как раз рассчитывался с барменом — судя по количеству грязной посуды, завтрак его был обилен и недешев. За самым большим столом, шестиместным, прямо под портретом Гюнтера Вальрафа[3], бурно дискутировала богемного вида компания. Энтузиазм ее участников подпитывался табуном пивных бутылок, среди которых белела тонкой шеей родимая «Столичная». Виноградов прислушался…

— И все-таки оставаться русским вне России… На последних выборах я дал данные социологического опроса по столице…

— Да читали все! Читали! Мой редактор, старый пердун…

— Как ты вообще с ним работаешь? Скопище коммунистических фашистов! Переходи к нам…

— А платить мне кто будет? Эти голодранцы из сексуальных меньшинств?

— Проститутка!

— Сам ты… Гений чистой красоты!

— Хватит! Хватит политики… Дайте Киту закончить!

— Точно, давай, Кит!

— И все-таки…

— Заткнись! Не обращай внимания, Кит, продолжай.

Румяный парень с серьгой в ухе и в черно-белом пиджаке расцветки «зебры играют в шахматы» глотнул прямо из горлышка, перелистнул страницу блокнота и продолжал с того места, где его, очевидно, прервали:

— Итак, мы исходим из того, что нет ничего вне материи. Но марксистская «объективная реальность, данная нам в ощущении» — есть ничтожно малая частица материи, как раз и называемая «материальным миром». За его пределами, то есть вне наших знаний об окружающем нас, и существует «энергия материи», влияющая на все, что происходит в нашем материальном мире.

— Бог, что ли?

— Помолчи ты!

— Так вот. «Энергия материи» наряду с «локальной энергией» являются причиной и следствием любого действия, поступка, процесса, происходящего в материальном мире.

— Ловко!

— «Локальная энергия» — это то, что отличает живое от неживого…

— Однако! — шепнул расставлявшему перед ним заказ бармену Виноградов. Он был не на шутку заинтересован. — Это что — псих? Или гений?

— Не знаю, — пожал бармен плечами. И резонно добавил:

— Лет через двадцать выяснится.

Румяный продолжал:

— Допустим, «энергия материи» — или Божья воля, рок, судьба, как угодно — поместит под солнечные лучи кусок люда. Он неминуемо растает. Человек же или любое другое живое существо, оказавшись в неблагоприятных для него условиях, может избежать их — например, уничтожив вызвавшую их причину, переместившись куда-нибудь вне досягаемости воздействия, защитившись или каким-либо иным путем…

— Банально!

— …Итак, способность живого существа не быть безответным объектом воздействия «энергии материи» определяется количеством присущей ему «локальной энергии». Если ее много — человек практически не зависим ни от чего, самодостаточен. Равным образом даже малые «локальные энергии» огромных масс людей могут вызвать изменения в материальном мире, во много раз усиливая или ослабляя воздействие «энергии материи».

— Ты обещал насчет везения…

— Да, моя концепция позволяет впервые дать определение таким понятиям, как «чудо» и «везение». Первое — это резонанс обеих энергий, вызвавший явление, которое сами по себе