Дачные расследования [антология] - Галина Владимировна Романова Страница 11

— Если подняться еще метров на сто, оттуда будет хорошо видна вершина, — твердо заявил Холмогоров.

— Я — за, — не раздумывая, сказала Кассандра.

Крымов усмехнулся:

— Ладно, пошли. Два безумца и один дурак.

— Как самокритично, — вздохнула девушка.

Теперь каждый метр давался им с трудом.

— Сколько еще до вашего пятачка, Семен Александрович? А то ведь рухнем — свернем шеи на фиг.

— А вы за мной идите, шаг в шаг, и не свернете.

В небе полыхали молнии, дождь мешал движению, а наступающий сумрак наводил тоску. Если бы не фонари, можно было садиться на камни и, кутаясь в дождевик, дожидаться утра.

Наконец они вышли на небольшое плато, откуда, если взглянуть вверх, была хорошо видна с северной стороны вершина Царского утеса. И они сами не успели заметить, как резко стемнело. Теперь весенние молнии блистали устрашающе и ярко, и гром тяжелыми раскатами катился над самыми их головами. Волги они не видели — она осталась по ту сторону горы. Далеко внизу, слева, за коврами лесов, открывалась долина с поселком Смирное, весело светясь огоньками. В скале справа зияла черная пещера, она так и манила к себе.

— Именно тут я и была, — сказала Кассандра. — Чуть не пропала…

— Да? — оглянулся Крымов. — И все равно сегодня пошла?

— Ну так теперь вы со мной, — ответила девушка. — И разве я упустила бы эту возможность?

— Я уже говорил: рисковая девочка. А с этого плато можно подняться еще? — спросил Крымов.

— Нет, — ответил Холмогоров. — Впереди есть тропинка, и она ведет наверх. Я прицеливался. Но она так узка, что по ней только кошка проскочит. На вершину Царского утеса ведут другие дороги — для людей здесь тупик.

Кажется, их голоса разбудили тьму вокруг и особенно густую темноту пещеры. Через шум дождя они услышали как будто шепот, сдавленное многоголосье, почти шипение.

— Смотрите! — негромко выпалила Кассандра. — Вон они!

Мужчины обернулись на пещеру. Там едва заметно сверкали красным светом две пары глаз.

— Это они? — спросил Крымов. — Те самые?

— Они, — кивнул Холмогоров. — Злобари…

— Значит, я не ошиблась тогда, — прошептала Кассандра. — Они уже подобрались ко мне — один из них. Вовремя спасли…

И тотчас у скалы, недалеко от края пещеры, во всполохе молнии все трое увидели старичка в плаще и с посохом. Но откуда он взялся? Рядом зияла расселина — сантиметров двадцать, не более того. Трещина на древней шкуре каменного исполина. Тайная дверь для небывалых существ…

— Иди сюда, золотоволосая дева, — назидательно сказал старичок. — И вы, путники, тоже. Этих не бойтесь! — повысил голос он, поднял посох, грозно потряс им — и две пары кровавых узких глаз исчезли во тьме. — Вон его бойтесь! — Он указал тем же посохом на каменистую дорогу. — Он обошел владения и идет сюда! Сегодня этой тропой. Ну же, скорее!

Смельчаки-путешественники оглянулись — по тропе, где только что шли они, поднимался человек с фонарем в руке. Фонарь светил умеренным изумрудно-бледным светом, но и сам человек светился, искрился зеленью, словно его одежда была щедро пропитана фосфором.

Холмогоров, Крымов и Кассандра бросились под прикрытие темноты. Старичок с посохом отступил, освобождая им место. Все вчетвером оказались в черной нише. В этот самый момент на плато вышел он — светящийся мутным зеленым светом, в старинном кафтане, в ботфортах, при шпаге, в шляпе с плюмажем.

— Зачем ему фонарь?

— Он слеп, как крот, — тихонько ответил старичок-глядач. — В этом мире вашем он почти слеп. Но чутье у него, как у волка.

Дойдя до середины плато, призрак остановился и посмотрел в черноту пещеры. Мутным зеленым светом блестели его мертвые выцветшие глаза, на испещренном морщинами неживом лице маской застыла ненависть. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом призрак, насторожившись, положил руку на эфес шпаги, поднял фонарь и сделал шаг в сторону пещеры. Трое и старичок отступили назад. Молния ослепительно прожгла ночь над самым Царским утесом, ударила вниз — факелом вспыхнула одна из вековых сосен, наверно самая высокая. Такая боль от яркого света пронзила призрака, исказилась маска неживого лица, что он еле удержался на ногах, едва не рассыпался в зеленую пыль.

А когда трое полуослепших путников пришли в себя, то увидели, что призрак уже прошел через плато и ступил на ту самую дорожку, по которой только кошка пробежит. Крымов первым вышел из пещеры и поспешил за призраком, за ним — Кассандра и Холмогоров. Они увидели поднимавшегося по неясной каменистой ленточке светящегося изумрудным сиянием призрака.

— Что вы удумали, а? — тихо и строго спросили за их спинами.

Они обернулись. Вопрос задал старичок. Он был вполне обыкновенным, телесным на первый взгляд. С мудрыми и лукавыми глазами. Такими рисуют художники-фантазеры добрых домовых.

— А ты, золотоволосая дева? Я предупреждал тебя: не возвращайся. Но тебе все мало, да?

— А вы глядач? — тихо спросила она. — Добрый дух этой горы?

Старичок только усмехнулся вместо ответа, снисходительно качнул головой.

— Нам не нужно золото, что под горой, — сказал Крымов. — Мы не жадные. Нам нужны ответы.

— Только ответы, — кивнул Холмогоров.

— Мало знаешь — крепко спишь, — ответил старичок. — Уходите, пока не поздно. Ваши ответы сейчас наверху — загляните и уходите отсюда. Больше помогать не буду — на себя пеняйте, — ответил он и скрылся в темноте пещеры.

Все трое обернулись и, вооружившись биноклями, посмотрели наверх. Там, на вершине утеса, стоял призрак барона фон Шварца и лучился бледным зеленым светом. Барон смотрел за гору, в сторону реки. Треуголку он держал в руке, длинные седые волосы плескались по ветру, фонарь он поставил у своих ног. Шторм был силен, за горой Волга сейчас, несомненно, бурлила, как кипяток в чане на большом огне, и черными пенными валами бросалась на берега. В небе полыхали молнии, били вниз, но старый призрак держался вопреки всему. Молнии не целились в него — для них, бесплотный, он был недосягаем.

— Ребята, смотрите, кто-то лезет в гору, — заметила остроглазая Кассандра. — Только по другой тропе. Вон, слева, с рюкзаком!

По крутой тропинке, помогая себе руками, по склону взбирался мужчина в спортивном костюме и вязаной шапочке. При всполохе очередной молнии он оказался виден как на ладони.

— Я знаю, кто это, — уверенно сказал Крымов.

— Похититель картины? — спросил Холмогоров.

— Он самый. Потомок. Но что ему надо?

На небольшой площадке тот, кого они назвали потомком, остановился и достал из кармана листы бумаги. Он прочитывал один и отбрасывал его — тот уносился в порыве ветра.