Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой Страница 12

Вживую салон красоты наконец-то сработал. Вряд ли, конечно, тетка была довольна таким эффектом: все-таки пришлось оторвать от дивана своего внутреннего тюленя и оправляться в чужой холодный подъезд. Но такова была правда жизни. Красота по скайпу не работает.

Язык и сознание тесно связаны. Как говорится, если в языке нет слова конституция, то и самой конституции тоже вроде как не нужно. По-моему, в словаре Вики не было такого слова как «чуткость». Она как-то удивительно эмоционально холодна. Как всякий увлеченный человек, выше всего она ценит независимость. Мужики слетаются к ней, как бабочки на свет: среди них и жирные махаоны, и крохотные мотыльки, старше, моложе, умнее, глупее, она не оставляла равнодушными никого. Однажды Вика побывала замужем и даже казалась увлеченной своим избранником, но через год брак распался. Без особых истерик и лишних ходов. Удивительно спокойное расставание. К тому моменту, как я закончил школу, Виктория уже снова жила одна. Как-то она призналась мне, что самое большое несчастье замужества – это вечный компромисс между необходимостью быть с дорогим человеком и одиночеством, а без возможности быть одной она чахла и медленно погибала. Вика не любит вести откровенные разговоры, но как-то призналась, что сама поставила себе диагноз. «Я вытесняю все вокруг, – грустно улыбнулась она. – Меня слишком много даже для меня самой. Но ты не в счет, у тебя противоядие».

Мое противоядие состоит из двух компонентов: это полный пофигизм и автономный режим. Когда у Вики нет дел в работе, мы можем не разговаривать по два дня. Такая вот тетка странная барышня. Однако ее холодность не значила, что Вика не знала о своей красоте и не использовала ее в корыстных целях. Как всякая женщина, в этом смысле она коварна.

Убедившись, что фортель с опозданием сошел ей с рук, Виктория перестала суетиться и вежливо улыбалась мужчинам, очаровательно хлопая искусно наклеенными ресницами.

– Вот, следователь Марат Салимов, – сказал Борис, показывая на молодого человека с миловидным и очевидно неумным лицом.

Виктория кивнула Марату Салимову и на секунду так и застыла с опущенной вниз головой, отчего взгляды всех присутствующих моментально устремились за ее взглядом.

С ширинкой у следователя Марата все оказалось в порядке, следующая остановка была – носки… Да, это были носки: из-под форменных, но почему-то слегка коротковатых, словно следователь вырос из них, брюк торчали белые махровые носки, один из которых еще и немилосердно сполз, сложившись у щиколотки мохнатой гармошкой.

– А это Иван Яровкин, будет вести протокол, – продолжал Борис, водрузив на лицо чрезвычайно серьезное выражение, с каким православные попы освещают новые машины прихожан, красноречиво говорящее о том, что все все понимают, но дело делать надо.

Иван Яровкин грузный парень с прыщавым носом и глазами навыкате, не производил ровным счетом никакого впечатления, что было, возможно, даже хорошо.

– Марат и Иван опросите соседей, – продолжал Борис. – Может, они видели, кто приходил вчера вечером к убитым. Крики кто-то наверняка слышал, громкие разговоры, звуки ссоры. Что за люди эти Романихины, кто вообще бывал у них. В общем, не мне вас учить. Вика, ты послушаешь, если сочтешь нужным, задавай свои вопросы.

– Саша тоже с нами пойдет, можно? – уточнила Вика, лучезарно улыбаясь, когда он закончил. – Он запись сделает и расшифрует.

– Можно, – пожал плечами Борис.

Сам же Борис отправился в соседний дом, где находился ОПОП или опорный пункт охраны порядка к местному участковому за дополнительными сведениями о 10-м этаже, где проживали потерпевшие.

Как только мы вчетвером вошли в лифт, Виктория потеряла всякий интерес к происходящему вокруг. Проигнорировав попытки Марата и Ивана завести светскую беседу с хорошеньким экспертом, она достала телефон и демонстративно вперилась в Контакт. Теперь он у нее был.

На площадке 10-го этажа расположились три квартиры: 100, 101 и 102. Квартира 101 стояла опечатанная. Салимов завертел головой, выбирая между обитой деревянными реечками дверью 100 и простой железной 102-ой, когда его размышления прервал звонок его же мобильного.

– Да. Да, понял вас, товарищ майор, – отрапортовал Салимов и пояснил для нас, важно щурясь. – Борис это. От участкового звонит. Говорит, что в квартире номер 100 живет парень с оружием. Новиков Олег. Кому попало оружие не дают. Поэтому начинаем с него.

Однако нам не повезло. Парня дома не оказалось. Дверь квартиры 100 открыла странного вида пожилая женщина, представившаяся матерью жильца с оружием и сообщила, что ее сын находится в недельной командировке в Москве, а пистолет мы можем хоть сейчас проверить, все на месте, все в порядке.

Мы с Викторией стояли, на лестнице, подперев стену. Виктория все так же безучастно ко всему окружающему миру ковырялась в телефоне, я же, как и было обещано Борису, держал в руке включенный диктофон и внимательно наблюдал. Старушка из квартиры 100 производила впечатление полного неадеквата. О случившемся она была в курсе и, судя по ее наряду, давно поджидала нас, своих новых зрителей и слушателей. На голове женщины был повязан цветастый платок в виде индийского дастан-тюрбана, который она натянула до самых бровей, нарисованных жирными черными дугами. На худой груди бабки висела атласная траурно-черная блузка, черная юбка-карандаш была перепоясана ярко-желтым поясом с гигантской пряжкой в виде какой-то райской птицы с хвостом из цветных страз. Из-под юбки, казавшейся слишком короткой для ее возраста, торчали тощие ноги в черных колготках в сеточку, на ногах – ярко голубые туфли. Образ дополняла малюсенькая ярко-красная сумочка, перекинутая через плечо. Одного взгляда на женщину было достаточно, чтобы понять, как долго она готовилась к своему выходу. Ясное дело, бабка не желала упускать ни единой секунды.

– Вчера поздно вечером? – старуха сделала страшные глаза отчего ее жирные черные брови заползли под тюрбан. – Нет, вчера ничего не слышала и кто приходил не видела. У них ведь тут много кто ходит, всякие друзья-подружки. Светка-то, она ух погулять любит! Проститутка, прошмандовка. Красавица кисейная! Я ей говорю: ты девонька-припевонька, прибери-ка волосы, чего распушилась, как щетка половая? А она ржет мне в глаза, как кобылица.

– Подождите-подождите, Антонина Николаевна, – прервал ее Марат, а Иван отошел в сторону и тяжело вздохнул, не переставая записывать что-то в протокол, но, впрочем, без особого рвения. Диктофон в его кармане мигал красной кнопкой записи. – Вы говорите, у них много народу вчера было?

Старуха сморщила рот и нахмурилась – брови снова выползли из-под тюрбана, а на открывшемся участке лба проступили черные смазанные следы. Салимов продолжал опрос, не обращая внимания на вид собеседницы.

– Ты меня плохо слышишь что ли? воскликнула бабка. – Вчера, говорю, не видела, кто приходил. Я вчера «Голос» смотрела, нокауты. Я за команду Градского болею… Ну и пусть, все время он выигрывает, пусть лучше он. А то кому же? Гагариной что ли – этой проститутке? Или Лепсу-дураку? Нет уж, пусть Градский…

– Ладно, хорошо, Градский, – покорно согласился Салимов, но тут же спохватился. – Подождите, какой ещё «Голос»? «Голос» по пятницам идет, а сегодня вторник.

– А у меня вся подборка есть, сын мне записал, я каждый день смотрю, – с вызовом заявила бабка, явно гордая собой.

– Понятно. А кто, вы говорите, часто ходил в гости к семье Романихиных? Можете вспомнить?

– Да как их всех упомнишь?! – бабка метнула в следователя уничижающий взгляд. – Не о том ты, дурак, спрашиваешь… Не о том.

– Гражданка Новикова, попрошу не оскорблять… при исполнении… – взвился Салимов.

Следователь оглянулся на нас с Викой и завел ногу за ногу, нервно почесав махровой щиколоткой в гармошечном носке другую, негармошечную. Через несколько секунд Салимов заговорил снова:

– Следователи знают, о чем спрашивать… Так как вы можете охарактеризовать убитых? Были ли у них враги? Какие отношения были с соседями?

Женщина покачала головой, то ли отрицая, то ли просто собиралась с мыслями.

– Я вообще эту молодежь не понимаю. Вот Валерка Романихин, муж этой Светки. Взял бы ее за шкирку, да оттаскал хорошенько. Знаете, если пару раз по уху приложить, то у человека в голове проясняется… И у этой бы прочистилось. Нет, он потакает! Она в ресторан, и он в ресторан, она в фитнес-шмитнес жопу свою накачивать, он ей денежки на пожалуйста несет. Губищи накачала, платья, машины, отпуска – все ей давай. И он туда же. Такой же дурак. А ребенок-то весь больной, так хоть бы раз в санаторий с ним или на море… Денег ведь куры не клюют…

– Я вас не про это спрашивал, – снова прервал Салимов.

– А я тебе про это! Но могу и про то. Как скажешь, я все могу.

Виктория подняла голову от телефона и впервые с интересом посмотрела на происходящее. А посмотреть было на что. Бабка стояла в просвете двери своей квартиры, подсвеченная сзади желтой лампочкой из коридора, и вещала, размахивая руками, как партийный лидер на съезде партии. Следователь слушал ее со скучающим видом, многозначительно переглядываясь со своим напарником, который чуть в отдалении нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Поняв наконец, в чем дело, Салимов сделал пару шагов назад, а Яровкин, последовав его примеру, начал медленно отъезжать в сторону по стене. Кому хочется тратить время на умалишенных?