Лариса Соболева - Белая кошка в светлой комнате Страница 12

– Худое дело затеяла твоя сеструха, Дашка, – сказал Семка, шагая рядом. – Надо бы рассказать, предупредить…

– Сема, – остановилась она, – прошу тебя, никому не говори.

– Ну, ладно, – шмыгнул он носом. – А все ж нехорошо…

– Я сама, – перебила его Дарья. – Обещай, что ты не расскажешь. Поклянись!

– Ну, клянусь… – пожал он плечами.

Дарья взяла его голову в руки и поцеловала в губы. От этого детей не бывает, она уже знала точно. Семка отпрянул от нее, вытаращившись:

– Ты че?! Совсем, да?..

– Помни: ты клялся! – Она помчалась домой.

7

Молния заглянула в окно Дарьи Ильиничны, осветив комнату синевой, через паузу громыхнул раскатистый гром. Дождь, до этого ослабевший, вдруг словно сорвался с неба, неистово обрушился на землю. Щукин кинул взгляд на окно, заливаемое ливнем:

– Давненько такого потопа не было.

– Вам не надоело меня слушать? – спросила Дарья Ильинична.

– Что вы! Мне очень интересно. И как же разворачивались события? Гиря «подрезал» Елену Егоровну?

– Я не знала, как поступить. Рассказать родителям – жалко их. Отец и мать были хорошими людьми, и без того они глубоко переживали за дочь. Самойлову рассказать – я предала бы Василису, чего она мне не простила б, да и последствия могли оказаться для сестры тяжелыми, он все же чекистом был. Меня трясло от безвыходности.

…Дарья давно закончила уборку, а не уходила, играла с мальчиками. В комнату, которую заняли дети, заглянула Елена Егоровна:

– Дашенька, родители не будут волноваться, что задерживаешься?

– Нет, – ответила та. – Вы хотите, чтоб я ушла?

– Что ты, милая, оставайся сколько хочешь.

Дарья вздрогнула, услышав стук в дверь. Елена Егоровна пошла открыть, Дарья за ней. Незнакомый парнишка передал записку и убежал. Едва Елена Егоровна прочла, сразу кинулась в шкафу с вещами, принялась лихорадочно одеваться, говоря:

– Как хорошо, что ты не ушла, посидишь с мальчиками… Я мигом…

Решение пришло мгновенно, Дарья перегородила собой выход:

– Не ходите.

– Даша… – растерянно пробормотала Елена Егоровна. – Отойди.

– Не пущу, – насупилась Дарья, не зная, как ее убедить.

– Даша, мне очень нужно выйти. Я увижусь с мужем…

– Я знаю, что там написано, – подняла на нее отчаянные глаза Дарья. – Не верьте. Вас специально вызывают…

– Что за упрямство, девочка? – не верила ей Елена Егоровна. – Пойми, мне необходимо убедиться, что он жив и…

– Там написана неправда! – выкрикнула Дарья. – Вам написали, что вашего мужа будут перевозить и что он хочет посмотреть на вас. Ведь так? Откуда я знаю, скажите? Я ж не читала записку. Ведь так там написано, так?

– Да… – еще больше растерялась Елена Егоровна. – Как ты узнала?

– Не спрашивайте. – Глаза Дарьи наполнились слезами. – Пожалуйста, не спрашивайте. Я вчера слышала… вас будут ждать и… и подрежут.

– Что? Чем «подрежут»?

– Ножичком, – всхлипнула Дарья. – Лицо подрежут. И не говорите Фролу Пахомычу про то, что я вам рассказала. Пожалуйста.

– Но кто? За что?

– Не скажу, – опустила голову Дарья. – Не выходите из дома. Вообще не выходите никуда. Если вам нужно, я везде сбегаю… а вы не выходите. Я правду говорю!

Елена Егоровна опустилась на стул в прихожей и долго сидела, потом притянула к себе Дарью, обняла. Так началась их дружба.

Теперь Дарья задерживалась в доме Самойлова до позднего вечера. Елена Егоровна боялась отпускать сыновей во двор, поэтому Дарья выводила мальчиков гулять, взяв на себя обязанности няньки. Фрола она видела редко, тот работал допоздна в ведомстве под названием НКВД. Дарья имела смутное представление, что это такое. НКВД – звучало устрашающе, и только-то, а по сути, для нее было пустым звуком.

Елена Егоровна очень понравилась ей, особенно тем, что не считала зазорным поучиться у Дарьи стряпать вареники и пирожки, печь оладьи. Кое-что Огарева умела готовить, например, загадочный плов. И однажды, приготовив это сказочное блюдо, угостила Дарью. За приготовлением пирожков она рассказывала о себе, о том, как познакомилась с полковником Огаревым в двадцать шестом году. Только тогда он не был полковником, а являлся командиром доблестной Красной армии, командовал эскадроном, скакал на лошади с саблей, стрелял из «нагана» в бандитов, которых после Гражданской войны еще много оставалось. Он поразил ее воображение, потому что был удивительно хорош на гнедой лошади. Тем более что он спас обоз, в котором ехала она с родителями, от напавших бандитов.

Сама Елена Егоровна родом из Киева, конечно, из «бывших». Да и полковник Огарев тоже из «бывших». Он воспринял революцию как начало новой эры в России, поэтому перешел на сторону большевиков. В том же двадцать шестом году они поженились, потом он уехал куда-то по делам службы, а она ждала его. Вернулся Георгий Денисович через год, забрал жену, и с тех пор она везде следовала за мужем, даже в Туркестан.

А Фрола Самойлова Огарев подобрал в деревне, умирающего от голода, в девятнадцатом году, определил в свой эскадрон. Ему было тогда тринадцать лет. Когда Фрол вырос, Георгий Денисович заставил его учиться военному искусству, ведь в любом деле необходимы знания. После учебы Самойлов поступил под начало Огарева, боролся вместе с ним с басмачами в Туркестане, укреплял границы на Дальнем Востоке. Потом они переехали сюда. Вот и все.

Дарья слушала, замирая, будто читала книжку с приключениями. Ей казалось, все самое интересное уже было, но с другими людьми, а на ее долю приключений не осталось. Елена Егоровна утешала ее, говорила, что у каждого человека своя судьба, но жить без приключений куда лучше. Так прошло чуть больше месяца.

Не забывала Дарья и о сестре, подозревая, что та не оставила подлой мысли досадить Елене Егоровне и обязательно выкинет какой-нибудь фортель. Мало того, что себе навредит, так и папане с маманей достанется. Позор-то как пережить? И без того Василиса частенько приходила пьяная и злая, огорчая родителей, слухи о ней поползли грязные, от стыда у мамаши сердце разболелось. Размышляя о сестре, Дарья поняла, почему она бесится – из-за Фрола, но ее безобразного поведения не принимала. И удивлялась: неужели из-за мужчины можно так низко пасть? Она пыталась наладить отношения с Василисой, но та жила в обособленном мире оскорбленной и покинутой женщины, не пуская в него младшую сестру. На все у нее был ответ: «Отстаньте, как хочу, так и живу».

Приятель Дарьи Семка днем учился в ремесленном училище, а вечерами был свободен. И он взял на себя тайную слежку за Васькой. Дарья знала, где и с кем она пьет, с кем проводит ночь. Не оставляла сестра в покое и Фрола. Правда, все реже и реже приставала к нему. Он уходил от нее в молчании, но заговоров Василиса больше не устраивала. Дарья успокоилась. И напрасно. То, что вскорости случилось, окончательно погубило Василису, а виноватой осталась… Дарья.

Однажды она гуляла с мальчиками во дворе, сыпал мелкий январский снежок, и тут примчался Семка. Когда он прибегал, Дарья замирала, опасаясь худой вести, но Семка на сей раз прибежал просто так. Они разболтались, ведь интересов-то уйма! Взять хотя бы ремесленное училище – там не только учат профессии, есть и художественная самодеятельность, различные кружки, проводят собрания и балы, а на балах сначала показывают концерт, потом танцуют. Дарья решила на следующий год непременно пойти в ремесленное училище, не век же ей в прислугах жить. Советская власть открыла дороги каждому – выбирай и учись, хоть артисткой становись, хоть водителем трамвая, хоть геологом. Вообще-то Дарья мечтала о путешествиях, опасностях, Семка мечтал летать на самолетах, ну а пока сойдет и училище.

Вдруг они услышали крики. Глядь – мальчики Огаревы дерутся с пацанами из соседнего двора. Дарья и Семка кинулись на помощь, раскидали драчунов, но последствия драки оказались ужасны: у старшего, Никиты, кровью залило всю шею, он ревел от боли. Схватив его за руку, Дарья потащила Никиту домой, следом плелся хнычущий Дениска. Елена Егоровна осмотрела рану, пришла в ужас: мочка уха разорвана, болталась на малюсеньком кусочке. Дарья сбегала за военным доктором, который жил по соседству, тот сделал уколы, пришил ухо, а Никита орал, будто его режут.

– Ты мужчина, терпи боль, – строго сказала сыну Елена Егоровна. – Даша, как это произошло?

– Пацаны обзывались, – вместо Дарьи проревел Дениска, прижимаясь к няньке, по щекам мальчика потоками текли слезы. – Сказали, что у нас папа предатель и враг. Тут Никита им и врезал… И я врезал… Никита упал на качели, а там… там прут острый торчал…

– Простите меня, Елена Егоровна, – всхлипнула и Даша, – это я виновата, недоглядела. С Семкой болтала.

– Ну что ты, девочка, – погладила ее по голове она. – Они обязаны защищать свою честь и честь отца. Не плачь.

Неожиданная ласка и то, что Елена Егоровна не стала ругать и обвинять ее, тем более не побила, привели к еще большим слезам – рыдали втроем хором. Глядя на детвору, Елена Егоровна рассмеялась. Дарья была благодарна Огаревой, полюбила ее в тот момент, как родную. А потом все пили чай, хохотали над потешным видом Никиты, которому доктор перебинтовал голову через макушку и подбородок, голова его стала напоминать грушу.