Фридрих Незнанский - Ярмарка в Сокольниках Страница 12

— Тебе куда, малый? Если в больницу, то не повезу!

«Левак» доставил меня за трояк в гостиницу «Центральная». По дороге он пытался оправдать повышенный тариф — мол, начальники теперь их подзажали, не дают сшибить монету, как раньше… Я его не слушал.

На ходу доставая алое удостоверение, я побежал искать дежурного администратора гостиницы. Этого желтоволосого франта примерно моих лет я нашел в буфете на втором этаже за чашечкой кофе. Осипшим от волнения голосом я объяснил, что мне необходимо произвести повторный осмотр 547-го номера, где позавчера был найден труп женщины. Только что, мол, выяснилось, но это строго между нами, она была знаменитой балериной! Ша! Давайте ключи, понятых и шагом марш за мной!

Желтоволосый понял все с полуслова — не первый день в контакте с органами. Взял связку ключей, крикнул на бегу «Митрофанова, вперед!» и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался вверх по лестнице. Я и миниатюрная, как статуэточка, Митрофанова понеслись за ним по этажам, словно стая гончих, забыв почему-то о наличии лифта.

Увидев нас, дежурная по пятому этажу изменилась в лице и попыталась создать непроходимую оборону. Франт-администратор отстранил ее, повернул ключом в замке, и мы буквально вломились в номер.

Первое, что мы увидели, и что заставило нас застыть на месте от изумления, было чья-то голая задница. Я даже забыл на мгновенье, зачем пришел. «Задница» вскочила с пола и обернулась хорошеньким испуганным существом лет пятнадцати. Другое испуганное существо — с черными усами, в габардиновом пиджаке, при орденах и медалях и, пардон, спущенных брюках, — замерло в неестественной позе в кресле у окна, обнажая миру могучие достоинства мужской красоты.

Кто-то по-поросячьи завизжал (я не сразу осознал, что это был администратор), дежурная заревела в голос, а невозмутимая Митрофанова стала звонить в милицию.

Но мне было уже не до этой катавасии — я увидел это — черную лакированную записную книжечку, мирно покоящуюся на черном лакированном подлокотнике второго кресла в углу комнаты, там, где я ее оставил в ночь, выезжая для осмотра места убийства «спортсменки». Тогда я обнаружил эту злополучную книжечку между сиденьем и спинкой дивана. Как она туда попала — одному Богу было известно, но факт тот, что преступники ее не нашли. Потом я положил эту штуку рядом с собой, на ручку кресла, намереваясь внести ее в протокол, и… начисто о ней забыл… Стараясь держать книжку за ребро, чтобы не оставить своих отпечатков, я осторожно перелистал листочки цвета слоновой кости. В книжке была одна-единственная запись, на букву «Л» — «Леся — 15 р». Ну это была детская шарада, решение которой не только не составляло труда (балерина или одолжила какой-то Лесе, вероятно, Олесе, или взяла у той взаймы 15 рублей), но и ничего не давало для следствия. Зато на первой странице было выведено: Куприянова В. С., Сретенский пр, д. 13, кв. 15, тел. 211.44.85.

У меня с собой не было протокольного бланка; я подошел к столику дежурной и вырвал лист из какого-то журнала. Занятый своими «раскопками», я и не заметил, что комната наполнилась милицейскими чинами разных рангов. Мои понятые были отвлечены более интересным для них событием в 547-м номере, и мне пришлось ждать, пока они разделаются с милицейским протоколом, который гласил:

«Жургаев Эргаш, завотделом агитации и пропаганды Ферганского обкома партии Узбекистана, прибывший в служебную командировку в Москву на совещание в ЦК КПСС по вопросам идеологии, вел себя аморально и совершил мелкое хулиганство, а именно: дав 50 руб. в виде взятки дежурной по этажу Силкиной А. М., привел в предоставленный ему на час номер случайно встреченную у Центрального Телеграфа несовершеннолетнюю Майю Розову, 15 лет, ученицу 8 класса 185-й школы столицы, и, пообещав подарить ей бирюзовое колечко (стоимостью 15 руб.), совершил с нею половой акт в извращенной форме, но был изобличен и схвачен на месте правонарушения бдительной администрацией гостиницы „Центральная“…»

Насчет «бдительности» и «мелкого хулиганства» они явно загнули: за развращение малолетних полагается шесть лет тюрьмы. Но мне этот ферганский пропагандист был до фени.

Я вышел из здания и медленно побрел по улице Горького к Пушкинской площади. Я не пропускал ни одной телефонной будки — старался дозвониться до Меркулова, но тот как в воду канул. На опознание Куприяновой я не поехал — не знал, кому я должен был показывать труп. Обычно в морг возят отца, мать, мужа потерпевшей, а я даже не знал, живы ли ее родители и где теперь искать ее прежнего мужа. Я постоял перед телефоном-автоматом в вестибюле метро и нерешительно набрал Ритин номер.

— Да, — голос у нее равнодушный и спокойный. Я молчал. Рита резко сказала:

— Идиотство. — И так же резко повесила трубку.

Конечно, идиотство. Да и весь день был идиотский. Из-за этой записной книжки был потерян целый день, а может быть, и два. Если бы не забыл книжку, то мы знали бы имя балерины уже в первый день, и кто знает, как бы все повернулось. Мне не терпелось покаяться в своих грехах перед Меркуловым. Естественно, я не ожидал от своего начальника приза за столь «блистательное» участие в осмотре места происшествия. Но в конечном результате, думалось мне, книжка не имеет никакой доказательственной ценности: подумаешь, одна-единственная, ничего не значащая запись!

Я позвонил на Петровку. Так, на всякий сличай.

— Эй, прокуратура-молодое дарование! — тенор Грязнова сорвался до дисканта. — Где вы там развлекаетесь? Два часа не могу ни до кого дозвониться! Мы тут, можно сказать, ваше дело раскрутили, а вы там загораете!..

«Дарование средних лет» ещё долго поливало прокурорских, а потом вдруг неожиданно предложило:

— Слушай, Сашок, жрать так охота — у меня есть подкожная двадцаточка, подваливай в «Нарву», я тебе все по порядку доложу. Как надзирающему прокурору…

6

Один день капитан Грязнов отсыпался, сегодня он уже шастал по нашим делам: с утра отправился на Смоленскую во Внешторг.

В управлении кадров Министерства внешней торговли СССР инспектора МУРа приняли демократично, без этих штучек: «зайдите завтра, у нас коллегия» или «посидите с пару часиков, мы принимаем делегацию Бангладеш!». Отложив все дела, начальник кадров, кагэбэшный генерал в отставке Рябенький пригласил нежданного гостя в кабинет и заперся с ним на целые полчаса.

Они хлобыстнули по рюмашке «Арарата» в экспортном исполнении, и Грязнов узнал следующее: Ракитин был хорошим работником, но он в чем-то здорово подвел свое начальство, и уже стоял вопрос о его увольнении. Но уволить его было трудно, так как он многие годы работал не только для ГРУ — военной разведки, но и для Управления «Т», которое в КГБ сейчас занимается разработкой стратегических проблем…

Рябенький хитрил, чего-то не договаривал, ссылаясь на секретность, но в конце концов выдал Грязнову выписку из заседания коллегии Министерства, из которой явствовало, что начальнику главка Ракитину В. Н. недавно был объявлен строгий выговор с последним предупреждением.

— Я хотел пробиться к Патоличеву, — оправдывался Грязнов, — но разве к министру проберешься? Помощники даже разговаривать не пожелали: с утра у него японские журналисты, в обед президент фирмы «Армко Стил», а к вечеру вызов в международный отдел ЦК.

И Грязнов виновато пожал плечами. Что ни говори, а интеллигентную работу нельзя поручать милиции. Вот оперативную — дело другое. Как бы в подтверждение этого умозаключения Грязнов рассказал мне, как он провел вторую половину дня.

…На два часа у капитана Грязнова была назначена встреча с майором Красниковским. К этому времени Артур знал почти все о владельце значка номер 10569 «Мастер спорта СССР», найденного Меркуловым в Сокольниках. Для этого Славе пришлось побывать на скатертном в Спорткомитете и в МГУ на Ленинских горах. Брать Игоря Волина, тренера ДСО «Наука», надлежало тихо, без спешки. А это означало, что «рыбку» следовало поводить, чтоб не спугнуть и не дать подготовить ложную версию.

…День Игоря Волина — руководителя секции самбо спортклуба Московского университета, был всегда рационально организован. Утром его «волга» несется на Центральный рынок за свежими продуктами. Часикам к двенадцати он ненадолго заглядывает в МГУ, где его помощники тренируют самбистов из студенческого спортклуба. Там он задерживается от силы на час-полтора. Днем его можно видеть на улице Ферсмана, в магазине «Березка», а вечером в клубе нумизматов на Шаболовке. Одним словом, жизнь быстротекущая, заведенная как часовой механизм, ему уже не повиновалась…

На улице Ферсмана стояло довольно много машин, но «волги» черного цвета с вмятиной на правом крыле там ещё не было. Красниковский и Грязнов приняли решение ждать. Они были уверены в агенте, который сообщил, что черная «волга» с вмятиной на правом крыле должна обязательно появиться. А пока сотрудники МУРа угрюмо наблюдали, как грузный гаишный капитан распоряжается на перекрестке. Пятница — бурный торговый день. Представители привилегированного слоя: дипломаты, высшие сановники министерств, технари, бывающие за границей, а также граждане, получившие наследство от зарубежных родственников, то и дело подъезжают в «валютку», торгующую, как известно, не на советские рубли, а только на валюту, в своих «волгах», «москвичах» и «жигулях», купленных на ту же валюту в магазине у Лужнецкого моста.