Марк Гроссман - Капитан идет по следу Страница 12

Майор несколько раз перечитал листок, отпечатанный на машинке. Рейзлих утверждал, что загрязнения на письме состоят из очень мелких частиц различной формы. Все частицы имеют острые углы и отсвечивают металлическим блеском. Эксперт пытался воспользоваться царской водкой, которая, как известно, растворяет металлы, но частицы уцелели. Это был не металл, а следы каменного угля.

— Что ж, и это немало! — повеселел Кичига.

Проводив Рейзлиха, майор несколько секунд сидел неподвижно, будто дремал, а потом разочарованно вздохнул: в материалах отдела нет ничего, что может навести на след преступника, связанного с углем.

Захватив письмо и заключение эксперта, Кичига поднялся к Смолину.

Капитан довольно долго рассматривал письмо, несколько раз наводил лупу на штемпель почты.

— Восьмое отделение, — наконец сказал он. — На окраине города.

— Это еще ни о чем не говорит, — дымя папиросой, пробурчал Кичига.

— Говорит, — не согласился Смолин. — О том, вероятно, что мошенник не живет в этом районе. Шантажист норовит обычно опустить письмо подальше от своего жилья.

Познакомившись с заключением Рейзлиха, Смолин некоторое время раздумывал и отрицательно покачал головой:

— На память ничего не приходит. Надо покопаться в документах. Может, наткнемся на кочегара или кладовщика угля.

На столе коротко прозвенел телефон. Смолин снял трубку и сейчас же передал ее Кичиге.

Павел Петрович Барма искал майора.

Через несколько минут доктор, тяжело дыша, вошел в комнату.

— Я всего на одну минутку, Сергей Лукич… Вот, извольте поглядеть: еще одно «посланье».

В записке, присланной на этот раз в покупном конверте, значилось:

«Дохтур! Положи денги! ЖКР».

Осмотрев конверт и записку, Кичига рассмеялся.

— В чем дело? — не понял Смолин.

— Этот Жорка валяет дурака, неграмотным прикидывается. Понятно, сталкивает со следа. Да вот — неувязка: копий-то он себе не оставляет и забыл, как «ошибался» раньше. Посмотри: в первом письме «доктур» через «к», во втором — через «х», сначала «паложишь», а потом — вполне грамотно — «положи». Теперь погляди на штемпель: пятое почтовое отделение, а не восьмое.

— Обе записки — на бумаге в клетку, — задумчиво проговорил Смолин, соединяя четвертушки. — Обе бумажки — часть одного листа. Почерк отрывистый: между собой связано не больше трех букв. Мошенник часто останавливался — старался писать помудренее.

— Это не страшно! Труднее справиться с печатным текстом или с написанным левой рукой. А тут мы пробьемся. Важно попасть на след.

Несколько дней от Смолина не было известий, но вот он зашел к Кичиге, и майор сразу увидел: капитан не потерял времени зря.

— Ты прав, — ответил Смолин на вопрос, — кое-что мне удалось выяснить. Кочегар-истопник Владимир Иванович Вареник сидел за воровство. Дважды судили за хищение и пьяную драку грузчика угольного склада Михаила Фарафонова. Оба в разное время оперировались у Бармы и, выходит, знают его.

Смолин помолчал, раскуривая папиросу, и поднял глаза на Кичигу.

— Фарафонов живет вблизи от доктора. Я бы начал с него.

— Лучше всего начать с обоих.

На другой день майору доставили образцы свободного почерка Фарафонова и Вареника. Это были анкеты, автобиографии, докладная Фарафонова, написанная недавно: грузчик объяснял, почему не вышел на работу.

Кичига любил повозиться со всякой экспертизой, но больше тянулся к исследованию почерков. Это — кропотливое, долгое дело. Человек, скрывший в письме свое имя, норовит сбить с толку возможных преследователей. Он пишет левой рукой или печатным шрифтом, выискивает слова, которыми в обычной речи не пользуется, «допускает» мудреные грамматические ошибки — в общем старается писать «непохоже на себя». И все же он бессилен изменить почерк совсем, и то тут, то там сбивается на привычное письмо. Сказывается это в языке, в разных привычках письменной речи, в особенностях почерка.

Осмотрев образцы письма Фарафонова и Вареника, Кичига огорченно присвистнул: ничего похожего на анонимку! Но, может быть, это на первый взгляд?

Майор запер кабинет на ключ, положил перед собой обе анонимки, документы, придвинул лупу.

Записки доктору Барме написаны вертикальным почерком, а обе автобиографии — правонаклонным. У подозреваемых — почерк средней связности — в один прием выполняются три-четыре буквы. У шантажиста — отрывистый: не больше трех букв сразу.

Кичига заглянул в анкеты: и кочегару и грузчику — за тридцать лет. Значит, почерки сформировались пять-десять лет назад, и разницу нельзя объяснить неустойчивостью письма.

Кичига просидел за столом дотемна. Ничего путного!

Утром майор пришел на работу загодя. Взял с полки несколько книжек, задумчиво перелистал их. Вот строки об итальянском враче Камилло Бальдо. Он написал труд «О способах узнать образ жизни, характер и личные качества человека по его письму». Жаль — эта работа, написанная в начале семнадцатого века, не сохранилась. Любопытно узнать, как итальянец старался утвердить неправильную идею… А вот работа аббата Мишона «Тайны письма», вышедшая во Франции на два с лишним века позже…

Вздохнув, майор отложил книжки и склонился над бумагами. Оставив в пакете документы Вареника, эксперт занялся автобиографией и запиской Фарафонова.

Давно уже кончился рабочий день, стихли шаги в гулком коридоре, а Кичига все не отрывался от бумаг. Курил одну папиросу за другой и мало-помалу убеждался: грузчик не имеет к анонимкам никакого отношения. Выработанность почерка, его размер и разгон, его связность и нажим, его наклон и форма соединения букв ничем не походят на почерк шантажиста. Не мог же Фарафонов вовсе переиначить свое письмо!

Грузчик когда-то оперировался у Бармы? Ну, что ж — чистая случайность.

Закрыв бумаги в сейф, майор совсем уже собрался домой, когда беспокойно зазвенел телефон. Доктор Барма, нервничая, сообщил: несколько минут назад он взял из почтового ящика третье письмо вымогателя.

— Пришлите, пожалуйста, — попросил Кичига.

Утром дежурный принес конверт, переданный Бармой.

В записке было накарябано:

«Не харашо делаишь доктор! За это цина больше! ЖКР».

— Скажи-ка! — пробормотал майор. — Прогрессивка!

Несколько минут Кичига сидел неподвижно, вяло думая о деле. С майором почти всякий раз случалось такое состояние, когда начинались поиски и все было в тумане. Совершенно не за что зацепиться!

«Конечно, — думал эксперт, — наши люди наблюдают за домиком врача. С Бармой ничего не случится. Но как затянулось дело! Не станешь же успокаивать доктора тем, что иные экспертизы длятся месяцами».

Кичига разложил на столе анонимки и документы Вареника и приступил к работе.

Заметив в тех и в других документах похожие слова, майор взял лупу и склонился над столом.

В первой паре: «Доктор», «Докладываю» — не было ничего общего. В слове «Доктор» первая и вторая буквы написаны раздельно, а в «Докладываю» — за один прием. Во второй паре: «Доктор», «Октябрь» — Кичига заметил небольшое совпадение. В слове «Октябрь» верхние штрихи букв «к» и «т» сливались. В слове «Доктор» шантажист стал было соединять их, но остановился на полпути.

В третьей и четвертой парах снова не было сходства.

Над пятой парой: «цина», «цинковый» Кичига просидел около часа. Снова и снова всматривался он в буквы «ци» — начальные в этой паре. И там и тут буква «ц» бросалась в глаза — подстрочный завиток направлен был не кверху влево, как обычно, а кверху вправо и сливался с верхним штрихом буквы «и».

Буква за буквой сравнивал почерки эксперт. Вон там и вон там в букве «р» основной штрих поднимался над остальными буквами и склонялся вправо, а другие буквы писались вертикально.

В обоих документах буквы «з» начинались аккуратной завитушкой в верхнем штрихе.

Кичига откинулся на спинку стула и несколько минут сидел, закрыв глаза. Потом еще раз тщательно сравнил образцы почерков и придвинул к себе чистый лист бумаги.

Написав заключение, майор позвонил Смолину и в следственный отдел прокуратуры.

На рассвете Смолин появился в доме, где жил Владимир Иванович Вареник. Пригласив понятых из соседних квартир, капитан постучал к кочегару.

— Опоздали! — добродушно усмехаясь, сказал Вареник. — За воровство отсидел уже. Теперь не грешен.

Капитан приступил к обыску. Хозяин мирно заметил:

— Веры мне, конечно, полной не может быть. Ищите.

Понятые с недоумением следили за Смолиным, перебиравшим тетрадки и книжки на окне.

Наконец, капитан взял одну из книг и вложил в нее тонкую ученическую тетрадку в клетку. Потом взял с окна бутылку клея и подошел к столу.

Вареник в противоположном углу комнаты надевал робу.